Осмысление кризиса европейской морали и идеологии в эссеистике Роберта Музиля 1920-х годов

В нашем случае речь пойдёт о трёх эссе, где Музиль осмысляет кризис европейской морали и идеологии: «Нация как идеал и как реальность» (1921), «Беспомощная Европа» (1922) и – самое важное – неопубликованное эссе «Немецкий человек как симптом» (1923) (см. работы о критическом анализе писателем современной культуры в целом [Reinhardt 1968], [Aler 1976], [Neymeyr 2009], [Cauwer 2014]). Исходный пункт рассуждений писателя во всех этих эссе – это политика. Музиль пытается установить причины Мировой войны, беспрецедентной по масштабам и потерям и бесчеловечной по методам её ведения, а также политического кризиса, развернувшегося в послевоенной Германии, во время которого всё отчётливее стали раздаваться голоса реакционных сил. Явления эти, по мнению писателя, имеют под собой культурную основу, а именно неспособность Европы прийти в соответствие с условиями жизни современной цивилизации. Предвоенная Европа с надеждой смотрела в будущее и была по своему духу интернациональна, но после войны картина изменилась: возобладали национализм, изоляционизм и оборонительная позиция по отношению к будущему. В это время – время общего уныния и опустошения – немецкий бюргер, чтобы заполнить духовный вакуум, вновь обращается к идее нации.

В эссе «Нация как идеал и как реальность» Музиль рассмотрел немецкий национализм как наглядный пример несоответствия старых идеологем условиям современной жизни (см. анализ этого эссе в работах [Luft 1980: 142–145], [Hunt 159–176] и [Wolf 2011]). Нацию, отмечает писатель, как ни странно, постоянно беззастенчиво заменяют понятием расы. Несмотря на то, что нации и расы так или иначе существуют, в идеологическом смысле им приписывают безусловную общность (чаще всего понимаемую как единство духа). В действительности же нации и расы, отмечает Музиль, являются сложными смесями, которые составляют индивидуумы, несопоставимые, например, с однотипными вещами. Описанное обобщение людей в рамках рас и наций Музиль называет также «ложным “мы”» [GW II: 1070], которому в реальности ничего не соответствует (профессиональная или классовая солидарность имеет в действительности под собой более весомые основания).

Нация, так же как и раса, отмечает писатель, ошибочно понимается не прогрессивно – как то, к чему можно стремиться и чему только предстоит быть сформированным, а регрессивно – как уже существующий идеал, уходящий корнями в прошлое и не нуждающийся в обновлении [GW II: 1071]. Эта иллюзия ведёт к моральной деградации: индивидуумы, приписывая себе общепринятые добродетели той или иной нации или расы, начинают льстить самим себе. Речь идёт о наиболее примитивных (архаичных) добродетелях, поскольку только примитивное можно распространить на всю расу [GW II: 1065], что влечёт за собой обесценивание интеллекта. Достижения оцениваются не по их существу, а по происхождению, исходя не из реальности, а из сомнительной гипотезы. В основе всех этих феноменов, по словам писателя, лежит идеализм. Музиль пишет: «Мы стабилизируем наши идеалы как платонически-пифагорейские идеи, неподвижные и неизменные, а когда реальность не соответствует им, мы рассматриваем сам факт их “нечистой” реализации в реальности как подтверждение их идеальности» [GW II: 1072].

Помимо расы, нацию отождествляют с государством. Государство в лексиконе Музиля – не только исполнительная власть, но совокупность общественных институтов в принципе. Естественное отношение индивидуума к социальной структуре, к началу XX века ставшей очень сложной и плотной, – это равнодушие и попустительство (в философии это обычно называют отчуждением). Социум конституирует человеческое поведение, обучает человека выполнять функции. Чисто функциональное и отчуждённое поведение – это «и газовые атаки, и чистая совесть наших мучителей». Но обратная сторона такого социального поведения – это человек частный (Privatperson), который, по-видимому, связывается Музилем с эмоциональной стороной жизни. По отношению к социуму индивидуум, в сущности, разрывается между любовью и ненавистью, однако это проявляется в исключительных случаях. К провалившимся способам эмоциональной реализации индивидуума в отношении социума принадлежат общность духа, которой мы коснулись выше (с ней Музиль отождествляет «град Божий» св. Августина), и фетишизация государства в качестве источника нравственного совершенствования. Идеализм проецирует чувство достоинства, которое индивидуум не способен достичь в личной жизни, на государство и прочие идеологемы (раса, император, социальная общность, моральный закон и проч.) [GW II: 1067–68].

В «Беспомощной Европе» Музиль раскрывает причины идеологического кризиса, поразившего послевоенную Европу (см. анализ этого эссе в работах [Roth 1994], [Bouveresse 2001]). В неопубликованном эссе «Немецкий человек как симптом» Музиль также уделяет большое внимание теме идеологии – уже в развёрнутом виде. (см. анализ обоих эссе у [Luft 1980: 145–157], [Hunt 1993: 145–159], [McBride 2005], вместе с обращением к дневникам – у [Cauwer 2014: 41–110]. Мораль и идеология в словаре Музиля ‒ понятия практически синонимичные. Их трудно развести, они разбросаны в разрозненных фрагментах его текстов. Тем не менее некоторые различия выделить можно. Мораль – это принятые людьми образцы поведения (из соображений удобства или из страха неопределённости), которые ограничивают его вариативность. Однако человек не в состоянии принять эти образцы волевым актом. Облегчить принятие этих образцов – это задача идеологии. Музиль формулирует определение идеологии так: «Интеллектуальное упорядочивание чувств, объективная связь, которая делает субъективную связь легче» [GW II: 1379]. Люди так или иначе вступают в связь с фактами человеческого поведения, эти факты имеют на них влияние, становясь ориентирами. Люди могут быть их свидетелями, либо они оказывают на людей влияние как уже сложившаяся социальная система. Совокупность этих фактов Музиль называет аппаратом. Когда же часть таких фактов оказывается так или иначе организована, она может быть использована как идеология. Среди примеров идеологии Му-зиль называет традиции, обычаи, моральные системы (то есть их сложившееся устройство). Идеологии складываются исторически и существуют объективно. Идеология – это разновидность связи, которая соединяет человека с моральным порядком.

Диктат морали, таким образом, начинается уже на этапе нашего мышления. Мораль, как правило, не гибка и служит поддержанию некоторого общественного порядка. Таким образом, согласно Музилю, она низводится до слепого следования принятым правилам. В сущности, она является актом насилия. Однако этим мораль, по Музилю, не должна исчерпываться. Более гибкую, поддающуюся изменению мораль Музиль порой называет этикой. Существующая мораль, утверждает он, лишь адаптировала наши чувства к существующим моральным системам, но сами эти чувства не развивала. По мнению писателя, именно эмоциональная и творческая сторона морали нуждается в развитии. Когда моральная система слишком статична, она ведёт людей к отчуждению, к эскапизму и не позволяет развивать более адекватные образцы поведения. В этом писатель видит корни кризиса, поразившего Европу в первой половине XX века.

Катализировало этот кризис, по словам писателя, бурное развитие материальной и духовной культуры в конце XIX – начале XX века. Старые связи ослабели. В сущности, основной связью стала профессия. Резко возросла фрагментация жизни. Человек свёлся к функции либо – что стало следствием экспансии науки – к своему мышлению, из которых исключено человеческое эго [GW II: 1092]. Это время характеризуется, помимо новых специальностей, появлением новых идей вообще, творческой активности людей. Музиль отмечает, что в предвоенное время не было того духовного упадка, который этому времени обычно приписывают. Декадентская субкультура была лишь симптомом незрелости, несоответствия общественного устройства творческим силам людей. На самом деле, в отличие от состояния послевоенной депрессии, люди верили в будущее и хотели, чтобы оно наступило. Но и до, и – особенно – после войны имели место и интеллектуальные тенденции бегства от неопределённости настоящей ситуации в прошлое. Музиль эту тенденцию критикует и дистанцируется от движения, которое называет неоромантизмом. Это огромное количество литературы, по словам Музиля, состоит из моря жалоб на бездушность, механизацию, расчетливость, недостаток религиозности и т.д. Но ему едва ли попадалась хоть одна книга, которая предлагала бы рассмотреть проблему как новую и не предлагала бы старое, уже провалившееся решение. Исцеление ищут в прошлом (нация, добродетель, религия, антагонизм по отношению к науке). Лишь изредка проговаривается мысль, что решение проблемы ещё не найдено.

Любая моральная система – это временное явление, по-настоящему же вневременным является моральное чувство (в других эссе Музиль именует его «иным состоянием»), оно и нуждается в анализе. Никакой моральный порядок не встроен в человека раз и навсегда. Это следует из антропологического постулата Музиля, который он называет «теоремой человеческой бесформенности» [см. развёрнутый анализ у [Neymeyr 2009]). В общих чертах писатель выразил эту концепцию в эссе «Немецкий человек как симптом», хотя он касается её и в других эссе и особенно активно развивает её в самом романе. В данном эссе он полемизирует с расхожим взглядом на человеческую природу, ярким носителем которого был его современник Освальд Шпенглер, автор недавно появившегося тогда труда «Закат Европы» (1918). Оспариваемая Музилем точка зрения приписывает тем или иным отрезкам истории и сегментам человеческой культуры роль простейших причин, которые характеризуют разные субстраты. Это позволяет говорить о древнеегипетской или эллинистической культуре, о разных нациях и расах, о разных культурах. Такой ход рассуждений, по словам Музиля, является исторической френологией, отыскивающей у вора орган во-роватости, а у честного человека – орган честности; к подобного рода рассуждениям относится и мнение о возникновении каждые пять лет нового поколения. Подобным взглядам Музиль противопоставляет свою концепцию, которая заключается в том, что «субстрат, человеческое существо, в действительности остаётся одним и тем же во всех культурах и исторических формах; то, в чём они различаются, прихо- дит извне, а не изнутри» [GW II: 1368]. Согласно Музилю, человеческая деятельность полностью детерминирована актуальными историческими условиями, которые накладывают на человека свой отпечаток, создают язык для самовыражения, а через самовыражение происходит формирование человека. Поэтому если мысленно попробовать убрать эти условия, от человека останется нечто совершенно бесформенное. Антиэссенциалистский взгляд Музиля на человека выражается и в отрицании докультурных различий между разными типами людей, которые декларируются, например, расовыми теориями.