Особенность исследования народного менталитета средневековой Западной Европы

Отечественный историк А.Я. Гуревич внес неоценимый вклад в изучение менталитета средневекового западноевропейского общества, предложив подход к выявлению картины мира народа, относящегося к безграмотной части населения, не оставившего за собой письменных следов, способствующих прояснению «коренных проявлений мироощущения рядового человека» [4, с. 310]

Рассматривая «культуру в ее целостности, включающей различные пласты и уровни сознания» [5. 39], Гуревич обращает внимание на «многослойность и противоречивость» [4, с. 312] средневекового менталитета. В связи с этим отечественный исследователь предлагает выявлять картину мира простого народа через письменные источники, составленные духовенством для самой многочисленной части средневекового общества.

Такими источниками являлись пинитенциалии, дающие объяснения разным видам прегрешений, возможности искупления и предотвращения грехов; агиографии описывающие жизнь святых, visions (видения потустороннего мира), exempla (нравоучительные примеры, иллюстрирующие жизнь, согласно христианской религии) и др. В процессе развития общественного сознания эти жанры утратили «эстетическую ценность для позднейших времен», следующих за средневековьем. [1, с. 159.], но для изучения средневекового менталитета они представляют особую ценность. Их анализ позволяет вычленить картину мира illitterati, в которой христианские верования переплетены со сказкой и легендой.

При этом особую значимость А.Я. Гуревич придает изучению «примеров» (example), в которых наиболее ярко отражены представления народа. Как известно, служба в средневековых храмах проводилась на латыни, непонятной простолюдинам. Для того, чтобы христианская церковь всегда имела паству, необходимо было богословские истины проповедовать не просто на родном языке народа, но и на понятном для них уровне сознания. Для этого духовенству приходилось доносить необходимые церкви сведения, обращаясь «к привычным представлениям народа» [3, с. 271]. А так как народное сознание характеризовалось фольклорно-магическим видением мира и конкретно-чувственным восприятием действительности, то духовенство через язычество внедряло в народный менталитет элементы христианской религии.

Магическое сознание прихожан могло воспринять только те стороны христианства, которые были ему привычны, другие же стороны этой религии «усваивались несравненно хуже» [3, с. 126]. В связи с этим, духовенство было вынуждено превращать богов либо в нечистую силу, либо в святых.

Традиционные верования в сознании паствы сплавлялись воедино с новой верой, но усвоенной поверхностно, а отчасти даже и искаженно. В сознании простого народа святой и колдун сливались в единые понятия. Большая часть населения не находила различия между святыми реликвиями и амулетами, строго запрещенными духовенством. Магия была допущена церковью в свою практику и ритуал, «и грань, отделявшая христианскую магию от того, что осуждалось как maleficia, была слишком неопределенна и подчас ускользала от прихожан» [2, с. 170].

Магическому мышлению прихожан, по убеждению А. Гуревича, были чужды отвлеченные понятия, «в нем общее и абстрактное воспринимаются исключительно в конкретно образном воплощении» [3, с. 34]. Соответственно, проповеди духовенства обязательно должны были включать элементы чудесного, выраженные посредством живых образов и сравнений.

Все это приводило к принципиальным изменениям христианского мировоззрения, и повлияло на состояние низшего духовенства, «недалеко ушедшего от простонародья по своему интеллектуальному развитию, и по образованности» [3, с. 35]. Кроме того, «такая особенность проповеди являлась препятствием для восприятия высокодуховных основ Нового завета» [5, 39]. Например, святость в средние века воспринималась посредством «сублимированного и низменного, небесного и земного, жизни и смерти» [3, с. 217]

В процессе анализа «примеров», «видений», пинитенциальев, агиографий А.Я. Гуревич обозначил законы коллективного сознания, где всегда чувства доминируют над разумом. Это являлось причиной равнодушного отношения простолюдинов к христианским идеям. Зато рассказы о чудесах легко возбуждали их в эмоциональном плане. Поэтому народ верил больше в приметы, чем «божьей воле».

И все-таки, несмотря на трансформацию под язычество, средневековое христианство постепенно меняло сознание народа, внушая восхищение перед высшим подвигом святого, через образ которого прививались навыки самоанализа и интроспекции, оказывая воспитательное воздействие, а также развивая способность принимать и понимать Новозаветные идеи.