Особенности исторического развития института уголовного преследования в России

Институт уголовного преследования берет свое начало в первом кодифицированном своде законов государства – Русской Правде, который предусматривал исключительно частноисковой характер уголовного процесса. Особенностью раннефеодального уголовного процесса была возможность возбуждения уголовного дела (инициации расследования) лишь по специальной челобитной потерпевшего либо его семьи. В данном случае сторонами процесса становились обвинитель (истец) и обвиняемый (ответчик), имевшие равные права. Устный и гласный характер судопроизводства обусловливал приоритет в доказывании «ордалии», присяги и жребия [1, с. 12].

С наступлением феодальной раздробленности частноисковой процесс постепенно заменяется разыскным, и уже в Соборном уложении 1649 г. процессуальное (судебное) право сформировано как комплекс норм, дифференцирующих уголовный процесс на «суд» и «розыск». Различие состояло в том, что по уголовным делам с усматриваемым государственным интересом применялась разыскная форма процесса. Поводом к возбуждению производства здесь оставалась жалоба потерпевшего, но производство «сыска» основывалось не только на ней. С этого момента каждый, кто выявлял (узнавал) факт преступления (совершения или подготовки), был вправе обратиться к судебным приставам. Инициировав процесс подачей жалобы, истец утрачивал активную позицию в процессе, где инициативу брали органы публичной власти, собирая доказательства и проводя следствие, которое, как правило, сводилось к допросу подозреваемого и свидетелей. Противоречия в показаниях устранялись пыткой.

В дальнейшем развитии русского права, особенно в период абсолютизма, разыскная форма уголовного процесса постепенно вытесняла частноисковую. В условиях регулярного государства в XVIII в. уголовное преследование осуществлялось полицией, губернскими и уездными начальниками и коронными чиновниками.

Реформирование системы полицейского расследования к середине XIX в. привело к учреждению института судебных следователей Указом императора Александра II от 8 июня 1860 г. «Об отделении следственной части от полиции». Власть стремилась отделить следствие от охраны правопорядка, сохранив его за полицией с выделением функции расследования «маловажных» преступлений и дознания о правонарушениях, соотносившихся напрямую с «важными» преступлениями и проступками. В литературе реформирование органов уголовной юстиции 1860-х гг. расценивается как переход к большой реформе всего уголовного судопроизводства [2, с. 56]. Действительно, Устав уголовного судопроизводства 1864 г. воспроизвел институт судебных следователей почти без изменений.

Параллельно с проведением реформы уголовного процесса предпринимались попытки ее доктринального обоснования. В 1841 г. Я.И. Баршев в монографии «Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству» дал авторское определение понятия «уголовное преследование», обосновал его юридическую природу через определение целей уголовного судопроизводства. Автор полагал, что собственно судопроизводство состоит в том, чтобы, аккумулировав материалы, необходимые «для верного и справедливого приговора относительно вины или невиновности изобличаемого», оправдать его или «признать достойным известного наказания» [3, с. 82]. Так было заложено современное понимание уголовного преследования как стержня уголовного процесса, отражающего его цель.

В XVIII - первой половине XlX в. развитие отечественного уголовного процесса было обусловлено уголовной политикой Петра I, Екатерины II, в целом проводившейся в русле следования традиционной российской модели государственного управления правовым традициям европейского абсолютизма. В то же время к середине XIX в. в России проявился общий кризис юстиции, характеризовавшийся слабостью системного подхода к государственным преобразованиям, что имело следствием безответственность и социальную апатию, усугубляло взаимное недоверие монарха и народа. В это время, что свойственно для абсолютизма, базовым криминогенным фактором стала практика подчинения подданных не государственному закону, а «закону сильного», то есть тому, кто был ближе ко двору и облечен доверием монарха.

В исследуемый период институт уголовного преследования регламентировался Сводом законов Российской империи, который предусматривал поводы к началу следствия. Закон предписывал губернскому прокурору и стряпчим принимать и проверять доходившие до них сведения о совершенных и готовящихся уголовных преступлениях, особенно «безгласных», то есть там, где отсутствовал заявитель (истец). Частные лица могли объявлять об известных им преступлениях указанным должностным лицам [4, с. 12].

В пореформенный период функции уголовного преследования выполняли судебные следователи, институт которых был введен Высочайшим указом от 8 июня 1860 г. «Об отделении следственной части от полиции». В обязанности судебных следователей входило расследование по всем преступлениям и проступкам, «подлежащим ведению судебных мест». Указ предусматривал отделение следственной деятельности от полицейской (охраны общественного порядка). При этом за полицией сохранялось обязательство расследования «маловажных» преступлений и проступков.

Судебная реформа 1864 г., сформировав самостоятельный и независимый суд, также качественно изменила общие основы судоустройства и судопроизводства, где появились свободная оценка доказательств, самостоятельная и независимая судебная власть, были ограничены полномочия прокуратуры, а также введена независимая сторона защиты.

Таким образом, уставы 1864 г. заложили базу новой исторической модели российского уголовного процесса на принципах гласности, состязательности, равноправия сторон и презумпции невиновности. В то же время данная модель не могла не противоречить авторитарному типу абсолютистского политического режима, который, очевидно, не мог сосуществовать с созданной либеральной судебной системой. В результате контрреформ российский суд за два десятилетия по существу, хотя и не по форме, вернулся в свое прежнее состояние проводника и охранителя принципов самодержавия. В то же время будет объективным отметить, что контрреформы подвергались открытой и резкой критике прогрессивных юристов, прежде всего А.Ф. Кони, стремившихся сохранить дух и принципы судебных уставов.

В целом до 1917 г. в российском уголовном процессе сохранялось положение, при котором его движущей силой было обвинение, а судебное разбирательство оставалось состязательным, гласным и устным [5, с. 59]. Так, на закате имперского периода в духе умеренно либеральной трансформации права уголовное преследование отождествлялось с обвинением как процессуальной функцией, при том что у теоретиков и практиков были различные взгляды на его содержание.

Принципиально новый этап развития института уголовного преследования, а также формулировки понятия «уголовное преследование» связан со становлением и развитием советского уголовно-процессуального закона, а также развитием советской уголовно-процессуальной науки. В Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР (далее - УПК РСФСР) 1923 г. анализируемое понятие было базовой законодательной категорией, которой придавалось предельно широкое смысловое содержание. Так, статья 9 УПК РСФСР определяла обязанность прокурора возбуждать уголовное преследование перед судами и органами следствия по любому совершившемуся преступлению. УПК РФ (ст. 4) предусматривал и случаи, когда уголовное преследование не могло быть возбуждено, а возбужденное подлежало прекращению. В данном случае советский законодатель не преодолел, а унаследовал противоречие своих предшественников, согласно которому уголовное преследование все же могло быть возбуждено при наличии исключающих его факторов.

Анализ первого советского УПК позволяет сделать вывод о том, что понятие «уголовное преследование» понималось законодателем исключительно в значении «производство по уголовному делу». Такое понимание теоретически обосновывалось основоположником советского уголовного процесса М.А. Чельцовым, который обращал внимание на то, что уголовное преследование реализуется с момента возбуждения уголовного дела, будь то в отношении как лица, так и определенного факта [6, с. 88].

Новый УПК РСФСР 1960 г. уже не содержал понятия «уголовное преследование», которое тем не менее встречается в некоторых поздних нормативных правовых актах, а также в судебной практике. Относительная редкость употребления данного понятия и непоследовательность его использования не давали оснований для усмотрения определенной позиции законодателя по сути категории «уголовное преследование», что в свою очередь породило многочисленные ее интерпретации в уголовно-процессуальной теории [7, с. 168].

Так, А.М. Ларин понимал под уголовным преследованием уголовно-процессуальную деятельность: формулировку и обоснование вывода о совершении конкретным лицом преступления [8, с. 25]. В деле реализации уголовного преследования и в формах обвинения и подозрения автор акцентировал внимание на том, что протокол задержания (постановление о применении меры пресечения) становился первым документом, формулировавшим и сообщавшим подозреваемому предположение о совершении данным лицом расследуемого преступления. Х.С. Та-джиев не дифференцировал понятия «уголовное преследование» и «обвинение», отождествляя их [9, с. 27]. Н.А. Якубович исходил из того, что само понятие «обвинение» несколько уже понятия «уголовное преследование» [10, с. 25], в составе которого присутствуют структурные элементы, связанные с поисковой деятельностью следователя и применением мер процессуального принуждения. Аналогичную позицию занимал B.C. Зеленецкий, различая в структуре уголовного преследования частные функции:

• -    изобличения лица, совершившего преступление, - как деятельность следствия по раскрытию преступления и розыску преступника;

• -    обвинения - привлечения лица в качестве обвиняемого, сопряженного с доказыванием его виновности [11, с. 85].

Анализируя проблему реализации уголовного преследования на досудебных стадиях, А.Б. Соловьев указывает на нее как на деятельность прямо уполномоченных на то процессуальным законом должностных лиц в пределах их компетенции, направленную на реализацию принципа неотвратимости наказания за совершенное преступление, реализуемую через расследование путем возбуждения уголовного дела в отношении подозреваемого лица с последующим его задержанием либо применением иных мер пресечения, последующего привлечения к уголовной ответственности, проведения следственных действий, составления обвинительного заключения с передачей дела в суд [12, с. 144].

Введение в действие в 1996 г. УПК РФ стало ключевым звеном эволюции законодательного понимания дефиниции «уголовное преследование» (выделенной в название гл. 3 УПК РФ) как базовой и универсальной категории, применяемой при изложении исходных положений уголовно-процессуального закона. В соответствии с п. 55 ст. 5 УПК РФ, уголовное преследование определяется как процессуальная деятельность обвинения по изобличению подозреваемого (обвиняемого) в совершении преступления [13]. Здесь законодатель следует по пути расширительного толкования, уходя от крайних позиций в интерпретации анализируемого понятия. Данное понимание уголовного преследования отражает взгляды ряда современных авторов (А.М. Ларина, А.Б. Соловьева и А.Г. Халиулина), представляется вполне оправданным и логичным, так как дает возможность сохранить за анализируемым понятием самостоятельное смысловое значение, не тождественное имеющимся в арсенале уголовного процесса и юридической техники понятиям «производство по уголовному делу», «расследование» и «обвинение», что позволяет выделить еще не нашедшие категориального определения объективные закономерности уголовно-процессуальной деятельности.

Компаративный анализ действующего уголовно-процессуального законодательства стран СНГ выявил отсутствие дефиниции «уголовное преследование» в соответствующих кодексах Таджикистана, Узбекистана, Молдовы и Украины. Уголовный процесс прочих государств СНГ включает дефиницию «уголовное преследование», схожую с понятием, примененным в УПК РФ. В то же время УПК Азербайджанской Республики, определяя уголовное преследование как процессуальную деятельность по изобличению лица, совершившего преступление, включает в данное понятие также и установление события преступления, поддержание обвинения в суде, назначение наказания и обеспечение в случае надобности мер процессуального принуждения [14, с. 6].

Ретроспективный сравнительно-исторический анализ законодательного применения и доктринального понимания дефиниции «уголовное преследование» дал возможность выявить происхождение и обусловленность его современной легальной интерпретации, обратить внимание на определенную непоследовательность в ее воплощении. Общее семантическое значение анализируемого понятия в действующем УПК РФ позволяет отразить через него лишь часть процессуальной деятельности органов уголовного преследования, ту, которая непосредственно свя- зана с изобличением подозреваемого (обвиняемого) по уголовному делу. Вторая ее неотъемлемая часть – адекватное реагирование на сообщение о преступлении, состоящее в установлении события преступления и лица, его совершившего, – пока остается вне рамок общего смыслового содержания дефиниции «уголовное преследование». Данную деятельность, принимая во внимание ее характер и направленность, целесообразно определить в уголовно-процессуальном законе как «принятие мер к обеспечению уголовного преследования».

Ссылки:

• 1.    Дудоров Т.Д. Возникновение и развитие института уголовного преследования в российском законодательстве до реформы 1864 года // Юридическая наука. 2014. № 4.

• 2.    Журавлёв М.П. Уголовное право России. Части Общая и Особенная. 7-е изд. М., 2012.

• 3.    Баршев Я.И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. Печ. по изд.: СПб., 1841. М., 2001.

• 4.    Дудоров Т.Д. Указ. соч. С. 12.

• 5.    Мазюк Р.В. Возникновение, становление и развитие понятия «уголовное преследование» в российском уголовном судопроизводстве : учеб. пособие. Иркутск, 2007.

• 6.    Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М., 1951.

• 7.    Кадников Н.Г. Уголовное право. Общая и Особенная части. М., 2013.

• 8.    Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М., 1986.

• 9.    Таджиев Х.С. Прокурорский надзор и ведомственный контроль за расследованием преступлений. Ташкент, 1985.

• 10.    Якубович Н.А. Процессуальные функции следователя // Проблемы предварительного следствия в уголовном судопроизводстве. М., 1980.

• 11.    Зеленецкий B.C. Обвинительная функция в деятельности следователя // Законность и нравственность правоприменительной деятельности следственных органов МВД СССР. Волгоград, 1984.

• 12.    Соловьев А.Б. Функция уголовного преследования в досудебных стадиях процесса // Прокуратура и правосудие в условиях судебно-правовой реформы. М., 1997.

• 13.    Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (в ред. от 30.12.2015) // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4921.

• 14.    Уголовно-процессуальный кодекс Азербайджанской Республики (утв. Законом Азербайджанской Республики от 14 июля 2000 г.). Баку, 2007.