Особенности экспрессивного словообразования в испанской и русской лингвокультурах
Автор: Федосова Оксана Витальевна
Журнал: Известия Волгоградского государственного педагогического университета @izvestia-vspu
Рубрика: Новое в науке о языке
Статья в выпуске: 2 (20), 2007 года.
Бесплатный доступ
Анализируются особенности экспрессивного словообразования применительно к парадигме коммуникативных и межкультурных исследований. Рассматриваются общее и различное в использовании суффиксов субъективной оценки в русском и испанском языках. Делаются выводы о проекции экстралингвистических факторов, в частности проксемики, на языковой уровень.
Короткий адрес: https://sciup.org/148162949
IDR: 148162949
Текст научной статьи Особенности экспрессивного словообразования в испанской и русской лингвокультурах
Известно, что эмоции как психосоциальное явление определяют оценочную деятельность индивида и, следовательно, занимают важное место в аксиологической (оценочной) языковой картине мира. Экспрессивное словообразование является одним из способов отражения эмоциональных и психических состояний человека в языке, поскольку сам по себе феномен эмоций в силу его природы активно проявляется в языке на различных уровнях. Таким образом, исследование процессов экспрессивного словообразования национальных языков позволяет, во-первых, показать сложный когнитивный механизм взаимодействия индивида с окружающим миром и, во-вторых, выявить сходство и различия в языковом сознании и коммуникативном поведении языковых личностей.
Романские языки вообще отличаются от германских гораздо большими возможностями в суффиксальном семантическом словообразовании. В этом славянские язы- ки гораздо ближе романским. При конкретном сравнении испанского и русского языков можно видеть, что возможности экспрессивного словообразования данных языков приблизительно одинаковы. Так, «Русская академическая грамматика» (1982 г.) называет не менее десяти субъективно-оценочных суффиксов уменьшительного значения, сопровождающихся экспрессией «ласкательности» или «уничижительности»: -ок/ -ик/-чик (чаек, зайчик, стаканчик), -ец (хлебец), -к(а)/ -очк(а) (деревенька, вазочка), -иц(а) (водица), -ц(о)/ -ец(о) (винцо, платьице), -к(о) (окошко), -шик-(братишка), -ушк - (избушка), -онк - (ручонка), -ешк -(рыбешка)-, не менее десяти суффиксов с ласкательным значением, не сопровождающимся «уменьшительностью»: -ушк-(сторонушка), -оньк- (подруженька), -очк-(мамочка), -ул(я), -ун(я), -ус(я)-уш(а) (сынуля, бабуся, Катюша), -ан(я), -аш(а) (папаня, мамаша), -ик/-ок/-ук {Толик, сынок, Ванёк)", два суффикса с увеличительным значением -ищ(а) и -ин(а) {пылища, рыбина), а также не менее шести суффиксов уничижительной оценки: -ин(а) (овражи-на), -к(а) (Ванька), -ик (ножик), -аг(а), -уг(а) (плутяга, ворюга), -ух(а), -ах(а), -ох(а) (житуха, птаха, пройдоха), -енциЦ](старушенция) (Русская грамматика 1982: 266-267). Таким образом, экспрессивной оценочно-стью в русском языке обладает не менее двадцати восьми суффиксов. В испанском языке обычно называются тридцать два основных экспрессивно-оценочных суффикса, среди которых значением уменьшительности обладают семь: -ito/ita, -cito/ cita, -ecito/ecita, -ececito/ececita (barquito, corazocito, cabecita, fiestecita, viejecita, pie-cecito), -illo/illa, -cillo/cilla, -ececillo/ececilla (teatrillo, sombrilla, galancillo, fiestecilla, pie-cecillo), -ico/ica, -ecico/ecica, -ececico/ececica (zapatico, vocecica, piececico), -uelo/uela, -zuelo/ zuela (espejuelo, ganchuela, ladronzuelo, leyezuela), -ete/eta, -in/ina, -ejo/eja. Значением увеличительности обладают, согласно различным испанским грамматикам (см., наир.: Gram6tica descriptiva de la lengua espanola 1999, § 71), не менее пяти суффиксов -уп/опа, -etyn/etona (hombryn, pinto-na, hombretyn, guapetona), -azo/aza {cochaio, bocaza), -ote/ota (besote, lugarote, cabezota), -udo/uda (membrudo, panzuda); суффиксов же отрицательной пейоративной оценки насчитывается не менее двадцати: -acho/ acha (ricacho), -ajo/aja, -ejo/eja, -ijo/ija (trapajo, migaja, animalejo, cabreja eredijo, clavija), -astro/astra (poetastro, madrastra), -acho/acha (hombracho, clientacha), -ucho/ ucha (casucha), -uza (gentuzas), -uzco/usca (pardusco, verdusca), а также: -ales, -aco, -alia, -6ngano/6ngana, -ango/anga, -engue, -ingo, -ingue, -orio, -orrio, -orro/orra, -uco/uca, -ujo/uja, -ute, -uza.
Однако ясно, что простое сопоставление количественного состава тех или иных суффиксов, обладающих экспрессией и субъективной оценочностью, не дает объективного представления о реальных возможностях экспрессивного словообразования в испанском и русском языках. Названные классификации как в испанском, так и в русском языках достаточно условны, поскольку в зависимости от контекста, а также от основного значения самого слова суффиксы могут приобретать иные, иногда прямо противоположные основному, дополнительные коннотативные значения. Так, суффиксы уничижительной оценки могут дополнительно указывать на размер. Например, в испанском языке слова pajarucho (от ‘pajaro’ ‘птица’) и mujeruca (от 'mujer' ‘женщина’), безусловно, несут пейоративную оценочность, но одновременно они указывают и на определенные размеры: pajarucho обязательно отличается большими размерами, a mujeruca - непременно маленького роста. С другой стороны, уменьшительные и увеличительные суффиксы далеко не всегда указывают только на большие или малые размеры: значению «увеличительности», как правило, сопутствует отрицательная оценка (animalazo, negrazo, mujeraza, manaza), a значению «уменьшительности» — положительная (animalito, negrito, mujercita, manila). В иных случаях суффиксам увеличительности сопутствует положительная оценочность в силу собственной семантики слов, как, например, в словах: amigazo от ‘amigo’ (‘друг’), buenazo от ‘bueno’ (‘добрый’), exitazo от ‘exito’ (‘успех’), marinerazo от ‘marinero’ (‘моряк’), ojazos от ‘ojos’ (‘глаза’) и т.д. (ср. в русском языке: добрейший, дружище, красотища). С другой стороны, достаточно часто в испанском языке суффиксы, классифицируемые как уменьшительные, и суффиксы, имеющие основным значением «уничижительность», совпадают в своей экспрессивной оценоч-ности. Так, например, почти невозможно ощутить семантическое различие между: licenciadillo и licenciaducho (от ‘licenciado’ ‘ученый’, ‘имеющий ученую степень’), между hombrecillo и hombrucho (от ‘hombre’ ‘человек’, ‘мужчина’), caballerito и cabal-lerucho (от ‘caballero’ ‘рыцарь’), хотя в первом случае использован суффикс уменьшительной оценки, а во втором - суффикс, обладающий значением уничижительности. То же мы можем наблюдать и в русском языке. Так, например, домишко или городишко - всегда маленькие, но дополнительные коннотации, раскрывающиеся в контексте, могут выражать как положительную оценку «ласкательности» (прелестный городишко), так и отрицательную -пренебрежительности и презрения (мерзкий городишко), а вот, например, «человечишко» - всегда «дрянь», и слово «наследнички» с уменьшительным суффиксом также приобретает отрицательную коннотацию. Однако, даже не имея точного контекста, можно утверждать, что, например, суффиксы уменьшительности с дополнительной коннотацией ласкательности, употребляемые относительно противников, а тем более враждебных лиц, приобретают противоположное значение и начинают выражать пренебрежение и/или презрение, демонстрируя, таким образом, не свойственную им изначально коннотацию уничижительности. Например, в известной литературной полемике в Испании XVII в. (между культеранистами во главе с Л. де Гонгорой, концептистами, возглавляемыми Ф. де Кеведо, и последователем идей ренессансного реализма Л. де Вегой) Луис де Гонгора пренебрежительно называл Лопе де Вегу Lopillo, а Франсиско де Кеведо -Гонгору презрительно - Gongorilla, а Л. де Вегу - Lopico, что звучит очень оскорбительно. В испанском языке такая коннотация уменьшительных суффиксов происходит, как считается, от традиции обращения к слугам и людям низкого сословия, предполагающей фамильярность, не позволительную по отношению к стоящим выше на социальной лестнице (в русском языке подобной оценочностью обладают суффиксы с основным значением уничижительности: Гришка, Яшка, Ванька, нянька и т.д.). Иногда оценочные суффиксы приобретают дополнительную экспрессивную коннотацию в историческом контексте. Как правило, такие коннотации связаны с определенными словами. Так произошло в испанском языке со словом ‘secorito', где суффикс - ito-, обладающий основным значением уменьшительности, указывал первоначально на возраст: ‘secorito' буквально означало ‘маленький senor’, т.е. сын сеньора. Однако с начала 20-го столетия суффикс -ito- в сочетании со значением слова ‘secor’ приобретает ярко выраженную отрицательную маркированность. И сегодня сказать кому-то в Испании “Eres muy senorito!” означает не только выразить свое презрение, но и обвинить человека в лени, в бесполезности для общества, эгоизме.
Таким образом, можно видеть, как в различных контекстах раскрываются различные дополнительные значения оценочных суффиксов. Такая потенциальная многозначность суффиксов субъективной оценки, свойственная как испанскому, так и русскому языку, значительно расширяет их узус, а следовательно, и экспрессивные возможности обоих языков.
Однако особенности экспрессивного словообразования определяет не в меньшей степени, на наш взгляд, и фактор частотности употребления субъективно-оценочных суффиксов в том и другом языке. Общеизвестно, что эмоциональная окрашенность, одним из способов проявления которой выступает экспрессивное словообразование, является неотъемлемой чертой разговорного стиля и речи. В разговорном стиле особенности национального характера проявляются наиболее ярко и естественно, т. к. язык разговорного стиля, с одной стороны, в меньшей степени кодифицирован, а с другой - в большей степени настроен на свободное выражение чувств и оценок, что связано со сферой функционирования разговорного стиля. Частотность употребления экспрессивных суффиксов также, на первый взгляд, свидетельствует о большей или меньшей эмоциональности или сдержанности, которую следует отнести к свойствам национального характера. Так, можно было бы говорить о большей экспрессивности и открытости народов, говорящих на романских языках, по сравнению, например, с немцами или русскими, устанавливая определенную связь между частотностью употребления в речи суффиксов экспрессивной оценки и степенью эмоциональности и открытости, свойственной национальному характеру. На наш взгляд, установление таких закономерностей не лишено основания, однако является в достаточной степени поверхностным. Частотность употребления экспрессивно-оценочных суффиксов в испанском языке, безусловно, очень высока. Этот факт заметен даже не филологу. Большая гибкость словообразовательной системы позволяет испанцам наделять экспрессивной оценочностью не только существительные, прилагательные и наречия (deprisita от ‘de prisa’ - ‘быстро’, ahorita от ‘ahora’ ‘сейчас’), но даже местоимения (mismito от ‘mismo’ - ‘тот же’) и деепричастия (callandito от ‘callar’ - ‘молчать’). Испанцы вообще гораздо чаще, чем русские, в бытовых отношениях и в семейном кругу используют уменьшительно-ласкательные суффиксы. Если испанцы пьют кофе, то это непременно un cafetito или cafelito, если пиво - то una canita или una clarita, если хотят покурить, то это будет un cigarrito или purito, а если попадают в истории, то se lian en un canutito или porrito и т. д. Конечно, русский человек тоже скажет: «Выкурю сигаретку», с любовью упомянет «водочку», «селедочку-матушку» или «солененький огурчик» как «лучшую закусочку», реже услышишь «попью кофейку» или «выпью-ка я чайку», но в целом частотность употребления экспрессивно-оценочных суффиксов на бытовом уровне в русском языке ниже, чем в испанском. Испанцы также чаще, чем русские, употребляют слова, несущие экспрессивную оце-ночность, в любовном дискурсе, причем часто это абстрактные существительные, вообще мало поддающиеся в русском языке суффиксальным преобразованиям, как, например: amorcito (от ‘amor’ ‘любовь’), caririlto (от 'carico' ‘любовь’, ‘нежность’), vidita (от ‘vida’ ‘жизнь’), cielito (от ‘cielo’ ‘небо') и т. д. Ср.: в русском языке любушка - или устаревшее, или диалектное; солнышко и другие подобные слова употребляется в основном по отношению к ребенку.
Уменьшительно-ласкательные суффиксы с именами собственными в испанском языке также употребляются много чаще, чем в русском. Частотность их употребления меньше зависит от возраста. Почти в каждой испанской семье есть кто-то, у кого даже в паспорте записано Conchita или Luisito, или Jesusin, не говоря уже о Mari-pilis или Mariolis, и т. д. Долорес С. Эспь- яуба (Soler Espiauba D.: V. htm) упоминает в своей статье имена людей, известных в политическом и культурном мире, как, например: Arturito Pomar, Conchita Piquer, Carmencita Franco, Manolete у Evita Peron. В известном романе P.C. Фер-лосьо «Эль Харама» (El Jarama 1956) главных героев зовут Lucita, МапоГио, San-muelillo и т. д. В перепалке они называют друг друга: “momina", "chatilla", "chatita", "zorillo", "bonita", ” tb!" и т.д. В нашумевшей драме Х.А. Маньяса «Истории Хроноса» (Historias de Kronen 1995) молодые люди, герои произведения, “salen а pillar un росо de marchilla” (‘выходят на прогулочку’), ищут “las putas chava-litas” (‘девочек легкого поведения’), курят " porritos", пьют "whiskitos", ищут "papelinas", вдыхают “rayitas de coca” и т. д. (Macas J.A. Historias del Kronen //http://www. joseangel-manas. com/primeros-capitulos/.
Характерно, что экспрессивно-оценочные суффиксы распространяются в испанском языке и на религиозную сферу. Так, Богородицу верующие ласково называют La Virgencita, а ее многочисленные образы именуются La Moreneta, la Pilarica, la Santina и т.д. Дети учатся молиться словами: "Jesusito de mi vida eres nice come yo, per eso te quiero tanto у te doy mi corazon" (Исусик моей жизни, ты ребенок, как и я, потому так тебя люблю я и свое сердце тебе отдаю). В молитвах и обращениях к святым испанцы также часто употребляют суффиксы экспрессивной оценочности. Так, обращаясь к святому Кристоферу, мать просит о женихе для своей дочери: San Cristobalite,/ manitas, patitas, carita de rosa,/ dame un novio pa mi nica que la tengo mosa. А в провинции Андалусия есть очень почитаемый образ Христа, которого верующие называют el Cachorro (об этом: Lopez Justo grammatik-stichwort/Gram: 17). С точки зрения русской лингвокультуры, детерминированной православной религиозной традицией, экспрессивное словообразование на данном уровне свидетельствует о фамильярном отношении к святыням, а следовательно - недопустимо. Для русской лингвокультуры характерно употребление особого функционального стиля, обслуживающего религиозную сферу, который не предусматривает фамилиаризацию отношений со святыми, с Богородицей или Спа сителем со стороны верующих. Однако известно, что существуют определенные закономерности пространственной организации коммуникативных актов в различных культурах. Дистанция между партнерами в процессе коммуникации устанавливается индивидуально не только в конкретных социальных обстоятельствах, но и в каждой конкретной культуре и субкультуре. В странах Южной Европы и Средиземноморья, к которым принадлежит и испанская культура, она равна, по различным свидетельствам, расстоянию «от кончиков пальцев до локтя» (см. об этом, напр.: Садохин 2004: 173). Именно такое расстояние оптимально для восприятия партнера по общению. Для латиноамериканских субкультур оно еще меньше. Для русской же культуры такая дистанция в процессе коммуникативного общения значительно больше. При этом доказано, что ощущение территории у представителей различных культур является генетическим и от него невозможно избавиться. Изменение дистанции между партнерами по коммуникации может вызвать не только непонимание, но и неприятие, и враждебность. Использование экспрессивных суффиксов в коммуникативной ситуации «верующий - святой», «верующий - Дева Мария», «верующий - Иисус Христос» и т. д. в рамках испанской лингвокультуры является проекцией проксемики (как использования пространственных отношений при коммуникации, характеризующих разные культуры) на языковой уровень.
Характерно, что частотность использования суффиксов субъективной оценки в сельской местности Испании выше, чем в городах (см. об этом: Alonso 1967: 161— 178). В испаноговорящих странах Латинской Америки, по различным свидетельствам, экспрессивно-оценочные суффиксы более частотны, чем в самой Испании (см. об этом, наир.: L6zaro Mora, Fernan-doA. grammatik-stichwort/Gram 15). He только североамериканцы отмечают «злоупотребление» уменьшительными и всякого рода оценочными суффиксами со стороны латиноамериканцев, но и сами испанцы отмечают их «неразборчивость» в употреблении экспрессивно-оценочных суффиксов (Soler Espiauba 1996: 21), что приводит порой к нарушениям базисных связей в системе языка, а именно, связей на уровне сигнификата и сигнификанта. Так, например, в Чили, а также в некоторых других латиноамериканских странах senorita называют не только молодую незамужнюю девушку, как это изначально принято в испанской лингвокультуре, но и всякую женщину, независимо от возраста или статуса, т. е. будь она солидная матрона - мать семейства, или преклонных лет вдова, к ней обращаются «secorita».
На наш взгляд, такая неравномерность в использовании экспрессивно-оценочных суффиксов в рамках одной лингвокультуры также свидетельствует о проекции проксемики на язык. Так, в рамках самой испанской лингвокультуры степень проксемики также различна: в деревне, в крупных городах, в отдельно взятых провинциях, в странах Латинской Америки внутреннее ощущение комфортной дистанции по отношению к собеседнику различно. С другой стороны, оно отличается и в зависимости от коммуникативной ситуации. Так, посредством активного введения в дискурс суффиксов экспрессивной оценки коммуникант демонстрирует внутреннее стремление к сокращению дистанции со своим собеседником, к установлению с ним более доверительных, дружеских или «фамилиарных» отношений. Не случайно на бытовом уровне, в семейном кругу, в отношениях между влюбленными активно используются суффиксы экспрессивной оценочности. Они свидетельствуют о внутренне короткой дистанции между участниками акта коммуникации. На уровне лингвокультуры высокая частотность употребления суффиксов экспрессивной оценки выступает проявлением на языковом уровне той дистанции в общении, которая комфортна для носителей данного языка. Для испаноговорящих характерно стремление к установлению более близких отношений в коммуникативном акте, чем для носителей русского языка, у которых вербальные проявления свидетельствуют об ином объеме внутренне ощущаемого личного пространства.