Особенности согласия супругов на совершение сделок по распоряжению имуществом

Бюллетень науки и практики / Bulletin of Science and Practice

УДК 347.64                                         

Заключение гражданско-правовых сделок важная и во многом необходимая составляющая социальной жизни каждого человека и, более того, являясь фундаментом взаимоотношений между иными субъектами права, в частности, юридическими лицами, выступает в качестве общей стабилизации и развития экономических связей, а также гражданского оборота в целом. Данный институт права имеет особое значение и, соответственно, требует особого правового регулирования.

Несмотря на постоянное внесение изменений в гражданское и, в частности, семейное законодательство Российской Федерации, остаются неизменными существующие неясности относительно некоторых весомых аспектов заключения юридической сделки. Так, немаловажным и открытым остается вопрос об определении содержания и правовой природы согласия одного из супругов на распоряжение другим супругом совместно нажитым имуществом, необходимость выражения которого закреплена в п. 2 ст. 35 Семейного кодекса РФ [1]. В своё время один из самых авторитетных юристов-ученых И.А. Покровский отмечал: «одну из самых чувствительных областей гражданского права представляет семейственное право, ибо, быть может, нигде не затрагиваются столь интимные интересы человеческой личности, как именно здесь» [2, с. 162].

Отсутствие необходимой законодательной конкретики по этому вопросу, в значимости которого сомневаться не приходится, зачастую порождает судебные тяжбы. Стоит сказать, что даже на этом этапе разрешения спора не выстроилась единая позиция правоприменительных органов относительно толкования абз. 1 п. 2 ст. 35 СК РФ.

Для более глубокого понимания правовой сущности вышеприведенной правовой нормы следует провести анализ её структуры. Пункт 1 ст. 35 СК РФ содержит положение о том, что согласие одного из супругов является необходимым условием в осуществлении другим супругом полномочия собственника, а именно право владения, пользования и распоряжения определенным имуществом. Важно заметить, что здесь правовое регулирование направленно на отношения исключительно между самими супругами. В данном пункте находит своё выражение один из основополагающих принципов семейного права, а именно принцип равенства супругов. Абзац 1 п. 2 указанной статьи закрепляет, что при совершении одним из супругов сделки по распоряжению их общим имуществом «предполагается», что он действует с согласия другого супруга. В то же время необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что он оставляет в силе основное правило о необходимости согласия супругов для правомерного осуществления полномочий собственника общего имущества. И наконец, п. 3 устанавливает, что для отдельных видов сделок согласие одного из супругов должно быть нотариально заверено. Становится видно, что п.1 ст. 35 СК РФ содержит общее правило, в то время как регулирование п. 2-3 направлено на отдельные отношения по распоряжению общими имущественными благами.

Особое внимание следует обратить на абз. 1 п. 2 ст. 35 СК РФ, где закреплено: «при совершении одним из супругов сделки по распоряжению общим имуществом супругов предполагается, что он действует с согласия другого супруга». Исходя из его буквального понимания можно сделать вывод, что участниками отношений, которые подпадают под регулирование данной нормы права с одной стороны является исключительно «один из супругов», с другой же – третьи лица, то есть неопределенный круг субъектов гражданского оборота, вступающих с таким супругом в правоотношения. В это же время другой супруг в данной ситуации играет лишь вспомогательную роль и исключен из регулируемого отношения, так как не является стороной по сделке.

Анализ данного правового предписания приводит к однозначному выводу о том, что данная правовая норма никак не призвана защищать право супруга самовольно распоряжаться общим имуществом, в противном случае это бы прямо шло в разрез с общими положениями, изложенными в п. 1 ст. 35 СК РФ, и грубо нарушало один из важнейших принципов семейного права – принцип равноправия супругов (ст. 31 СК РФ). Предназначение же указанной нормы состоит в защите прав добросовестных приобретателей общего имущества супругов. Иными словами, положения данной нормы, подобно положениям, закрепленным в следующем абзаце п. 2 ст. 35 СК РФ, защищает именно гражданский оборот и его добросовестных участников, а не провозглашает некое право супруга по собственному усмотрению распоряжаться общим имуществом [3, с. 11].

В этой связи нельзя не согласиться с М. В. Антокольской в том, что «такое регулирование связано с тем, что в повседневной жизни каждый из супругов довольно часто совершает разнообразные сделки, а поэтому необходимость предоставления доказательств согласия другого супруга привела бы к чрезвычайному затруднению и усложнению гражданского оборота» [4, с. 193]. Из этого прямо следует, что законодатель изначально наделяет некоторым «преимуществом» одну из сторон по сделке с общим имуществом. К слову, по мнению А.А. Добровинского: «уже само по себе введение подобного рода презумпции в пользу контрагентов одного из супругов в сделках с их общим имуществом, следовательно, является вынужденной мерой, призванной обеспечить нормальный гражданский оборот, ограничивая при этом в правах одного из сособственников общего имущества» [3, с. 12]. Аналогичного мнения придерживается и Бабкин С.А., указывая следующее: «ни у кого не вызывает сомнений, что, пытаясь соблюсти баланс между интересами добросовестного приобретателя и супруга, чьи имущественные права были нарушены сделкой с общим имуществом супругов, законодатель отдал предпочтение повышенной защите интересов добросовестного приобретателя. Тем самым законодатель закрепил определенный дисбаланс в пользу такого приобретателя» [5, с. 23-24].

Исходя из вышесказанного можно сделать следующие выводы:

• 1.    Абзац 1 пункта 2 анализируемой статьи направлен на регулирование отношений, субъектами которых могут быть только лишь «один из супругов» и третьи лица — потенциальные приобретатели общего имущества супругов. На второго супруга, не являющегося непосредственным участником сделки по отчуждению общего имущества правовое регулирование распространяться не может.

• 2.    Указанная норма защищает права добросовестных приобретателей в сделках, заключенных одним из супругов в целях распоряжения общим имуществом, тем самым обеспечивая стабильность и нормальное функционирование гражданского оборота.

В свою очередь важным является вопрос и о том, в отношениях между какими субъектами действует презумпция «согласия». Анализируя судебную практику последнего времени можно прийти к выводу, что суды во многом склонны к той позиции, что как таковая

«презумпция согласия» действует в отношениях конкретно между самими супругами. В частности, на практике такое положение дел может выглядеть следующим образом. Супруг, заключивший спорную сделку, заявляет, что он, основывался на положении, закрепленном в ст. 35 СК РФ, и тем самым «предполагал» согласие супруга на сделку и, в силу этого, не считал своей обязанностью получать такое согласие. В первую очередь, позиция о том, что «согласие» на совершении сделки распространяется на правоотношения между самими супругами находит проявляется в судебных решениях Верховного суда РФ [6].

Однако, на наш взгляд, она идет в противовес правовой сущности той конструкции правоотношений, которые обозначены в ч. 1 п.2 ст. 35 СК РФ, тем самым, не соответствуя ни целям законодателя, ни общим принципам семейного права. Ведь, анализируя само понятие «презумпция согласия» можно столкнуться с рядом противоречий. Конечно, семейные отношения есть отношения особо-доверительные, в связи с чем такого рода вопрос как: «Кто должен предполагать согласие? Не должен возникать. Ведь супруг, у которого есть намерения совершить сделку, должно быть, знает наверняка, было ли получено согласие на распоряжение, или нет, а потому никаких «предположений» и не требуется в отличие от добросовестного приобретателя. В то же время, если смотреть на обратную сторону этого вопроса, то можно увидеть явное ущемление имущественных прав супруга, который вынужден, ко всему прочему, оспаривать наличие своего согласия. Более того, на нём лежит все бремя доказывания. Это означает, что ему приходится доказывать – «отсутствие согласия», то есть приводить суду объективные подтверждения отсутствия исключительно субъективного явления. К тому же, сложно представить, какие же доказательства могли бы свидетельствовать о том, что один из супругов не знал о совершении сделки с движимым имуществом другим супругом. Таким образом, одновременно такой супруг ущемлен как в своих имущественных правах и интересах, так и поставлен в невыгодное положение непосредственно в судебном процессе. И если существование дисбаланса в защите интересов добросовестных приобретателей и супругов, имущественные права которых нарушены, можно объяснить необходимостью обеспечения стабильности гражданского оборота, то распространение «презумпции согласия» на внутренние отношения между самими супругами не находит логичных объяснений.

Ещё одним актуальным вопросом, вызывающим ряд затруднений у лиц, чей брак был расторгнут, выступает необходимость получения согласия бывшего супруга на распоряжение общим имуществом. Развод прекращает положения ст. 35 СК РФ, предусматривающие особенности владения, пользования и распоряжения совместным имуществом супругов. В частности, при прекращении состояния в браке прекращается предполагаемая презумпция согласия другого супруга на распоряжение общим имуществом. В силу сказанного возникает вопрос о том, каким образом защищать свои имущественные права одному из бывших супругов в отношении совместно нажитого имущества? Дело, рассмотренное Промышленным районным судом г. Курска, даёт на него ответ [7].

Истец обратился в суд с требованием о признании сделки, совершенной между его бывшей супругой и её мамой недействительной, а также разделе совместно нажитого имущества, мотивируя свои требования тем, что через некоторое время после развода он узнал о заключенном между его бывшей женой и её мамой договоре дарения земельного участка и садового домика без его согласия. Данное недвижимое имущество было приобретено супругами в период брака.

При вынесении решения суд исходил из следующего. Во-первых, оспариваемый истцом договор дарения доли в праве собственности на спорную недвижимость заключен после расторжения брака между сторонами, в следствии чего, статья 35 СК РФ, правовое регулирование которой направлено на правоотношения между супругами, теряет свое правовое действие в отношении прочих субъектов гражданского оборота, в частности, бывших супругов. В силу данных обстоятельств, последние автоматически приобретают статус участников совместной собственности, регламентация которой осуществляется уже положениями ст. 253 ГК РФ, где закреплено следующее: «распоряжение имуществом, находящимся в совместной собственности, осуществляется по согласию всех участников... совершенная одним из участников совместной собственности сделка, связанная с распоряжением общим имуществом , может быть признана недействительной по требованию остальных участников по мотивам отсутствия у участника, совершившего сделку, необходимых полномочий только в случае, если доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об этом» [8]. Во-вторых, из информации по делу, пояснений свидетелей и наличия близкой родственной связи между сторонами договора дарения вытекает, что одаряемой было достоверно известно о том, что истец своего согласия не давал. На основании вышеизложенного суд посчитал исковые требования в части признания сделки недействительной подлежащими удовлетворению.

Данное судебное решение свидетельствует о том, что суд при разрешении спора о признании недействительной сделки по распоряжению общим имуществом, совершенной одним из участников совместной собственности, устанавливает наличие или отсутствие полномочий у участника совместной собственности на её совершение, которые возникают у этого участника в случае «согласия» остальных участников совместной собственности. В частности, суд должен установить наличие или отсутствие осведомленности другой стороны по сделке об отсутствии у участника совместной собственности полномочий на совершение сделки. И наконец, бремя доказывания недобросовестности приобретателя лежит на истце.

Стоит сказать, что все вышеперечисленные негативные аспекты в правовом положении супруга, оспаривающего наличие своего согласия на распоряжение другим супругом их общим имуществом, не являются окончательными.

Из общего правила об относительной презумпции согласия второго супруга существуют исключения. В частности, выделяются сделки, способные радикальным образом изменить имущественное положение каждого из супругов и, более того, всей семьи. Речь идет о сделках, для которых нотариального удостоверение и (или) государственная регистрация являются обязательным условием их действительности. Объектом таких сделок, главным образом, выступает недвижимое имущество, представляющее особую ценность для супругов, которая носит во многом материальный (стоимостный) характер. На сегодняшний день в действующем законодательстве ярков выражено противоречие, выражающееся в следующем: с одной стороны, в случае, когда один из супругов распоряжается общим недвижимым имуществом независимо от его стоимости необходимо согласие другого супруга, удостоверенного нотариально, с другой же, при отчуждении движимого имущества, в первую очередь автомобилей, стоимость которых зачастую во много раз превышает стоимость недвижимого имущества, согласие супруга на отчуждение имущества лишь предполагается, но закон не устанавливает для него обязательной письменной формы.

В связи с этим, можно сделать твердый вывод о том, что отсутствие обязательной письменной формы согласия супруга на распоряжение движимым имуществом в сочетании с ошибочным толкованием и пониманием «презумпции согласия» как правовой категории нередко нарушает права и законные интересы одного из супругов. Таким образом, представляется целесообразным внести некоторые изменения и дополнения в законодательство, установив обязательность нотариально заверенного согласия супруга по отчуждению другим супругом совместно нажитого имущества, но, лишь для некоторых его категорий. В ином случае такие изменения способны сильно усложнить гражданский оборот, сделав его, практически, невозможным.

В этой связи, нам представляются целесообразными изменения, предложенные Петровой Ю.О., а именно, «обязательность нотариально удостоверенного согласия другого супруга на сделки по распоряжению движимым имуществом, рыночная стоимость которого на момент совершения сделки превышает один миллион рублей» [9, с. 284].

Обобщая вышесказанное, стоит отметить, что в результате анализа п.2-3 ст. 35 Семейного кодекса РФ в первую очередь выявлена определенная неясность и разногласие относительно интерпретации данной нормы права, о её противоречии собственным целям, что в последствии приводит к существенным нарушениям имущественных прав одного из супругов. Кроме того, именно на этом супруге лежит бремя доказывания отсутствия своего согласия, то есть приводить суду объективные подтверждения отсутствия исключительно субъективного явления, что с очевидность свидетельствует о его затруднительном положении в процессе. Для совершенствования семейно-правового регулирования вопроса правового положения «презумпции согласия», его выражения, представляется необходимым: детализировать и конкретизировать законодательство в этой части с более чётким указанием круга лиц и правовых отношений, к которым применяется «презумпция согласия», предусмотренная ст. 35 СК РФ, установив минимальную стоимость движимого имущества, для отчуждения которого необходимо нотариально заверенное согласие второго супруга. Ввиду таких дополнений представляется возможным восстановить равенство имущественных прав каждого из супругов, которое, в свою очередь, вытекает из основополагающего принципа семейного права – принципа равенства супругов.