Особенности стратификации риска преждевременных родов
Автор: Падруль М.М., Галинова И.В., Олина А.А., Садыкова Г.К.
Журнал: Анализ риска здоровью @journal-fcrisk
Рубрика: Аналитические обзоры
Статья в выпуске: 1 (29), 2020 года.
Бесплатный доступ
По данным официальной статистики за последние 10 лет в Пермском крае наблюдается снижение количества преждевременных родов (ПР) на 1,5 %, однако ПР остаются лидирующей причиной неонатальной смертности. Несмотря на большое число проведенных и проводимых в настоящее время исследований, этиологический фактор ПР до сих пор однозначно не определен. Представлен литературный обзор исследований, посвященных изучению факторов риска ПР. Ряд факторов является общепризнанным и включен в клинический протокол «Преждевременные роды» (2013), но при анализе литературных данных определены еще дополнительные факторы риска ПР. Одним из общепризнанных факторов риска ПР является истмико-цервикальная недостаточность (ИЦН). В 2018 г. вышли клинические рекомендации, в которых представлен перечень факторов риска ИЦН, некоторые из них совпадают с факторами риска ПР (вредные привычки, крайние значения антрометрических показателей, особенности акушерского и гинекологического анамнеза, некоторые экстрагенитальные заболевания, многоплодие, использование вспомогательных репродуктивных технологий, осложненное течение настоящей беременности), а другие описаны лишь как факторы риска ИЦН (употребление противоопухолевых гормональных средств, семейный анамнез ИЦН, аномалии развития и нарушения строения женских половых органов, оперативные вмешательства на яичниках в анамнезе)...
Факторы риска, преждевременные роды, истмико-цервикальная недостаточность, клинический протокол, клинические рекомендации, система ранжирования пациенток, профилактика преждевременных родов, обзор литературы, сравнительный анализ, клинические recommendations
Короткий адрес: https://sciup.org/142224412
IDR: 142224412 | DOI: 10.21668/health.risk/2020.1.17
Текст обзорной статьи Особенности стратификации риска преждевременных родов
подходов в работе как неонатологической службы, так и акушерско-гинекологической, которые регламентированы нормативными документами федерального и регионального уровня.
Несмотря на большое число проведенных и проводимых в настоящее время исследований, этиологический фактор ПР до сих пор однозначно не определен, но известно, что в патогенезе играют роль: активация материнской и/или плодовой гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой системы, тромбофи-лические нарушения, перерастяжение миометрия вследствие многоводия, многоплодия или пороков развития матки, локальный или системный воспалительный процесс, ишемия, реакция отторжения трансплантата, которым является плод и др. [2, 3]. Проведение сравнительного анализа результатов, полученных разными авторами, крайне затруднено ввиду различного дизайна исследований (проспективные и ретроспективные исследования, исследования «случай – контроль», составление групп сравнения по различным факторам риска, по различным видам ПР и массе плода, различия по критериям включения в исследования и т.д.) и применения разных методов статистического анализа (описательные методы, сравнение между группами по абсолютным либо относительным величинам, методы параметрического и непараметрического анализа, сравнение на основании подсчета отношения шансов (ОШ), относительного риска (ОР), критерия χ 2, применения методов регрессионного анализа и т.д.). Несмотря на все трудности сравнительного анализа, мы предприняли попытку оценить уровень изученности различных факторов на риск ПР.
Возраст. Шансы на развитие ПР зависят от выбранной исследователями возрастной категории. Так, в группе старше 30 лет шанс ПР увеличивается незначительно (ОШ 1,2–1,59 [4, 5]; ОР 1,0–1,7 [6]). После 35 лет вероятность ПР растет (ОШ 1,64–2,7), и наихудший прогноз имеют женщины в возрасте более 40 лет). J. Beta и et al. [7] отмечают, что риск ПР в 45 лет больше, чем в 20 лет, примерно в два раза.
Мнения исследователей разошлись в вопросе влияния юного возраста женщины. Ряд исследователей утверждают, что риск ПР увеличивается при возрасте женщины менее 18 лет (на 2,2 %, χ2= 7,7; р < 0,01 [8]), другие авторы считают, что риск ПР повышается в возрасте матери менее 20 лет (ОШ 2,144 [4]; на 9 % [9]; ОР 2,5 [6]). Есть данные и о том, что нет зависимости юного возраста и частоты ПР [10]. В работах наших коллег не подтверждены данные об изолированном влиянии возраста женщины на вероятность ПР [11].
Следует отметить, что в актуальном на сегодняшний день клиническом протоколе, возраст женщины менее 18 и более 34 лет отнесен к факторам риска ПР2.
Некоторые исследователи рассматривают принадлежность к афро-американской расе как фактор, увеличивающий частоту ПР в два раза [7, 12]. Но другие ученые опровергают этот факт. Актуальность данного фактора для нашей страны дискутабельна, и в настоящее время он не включен в клинический протокол2.
Социальные факторы. В некоторых публикациях, как и в клиническом протоколе, отмечается низкий социально-экономический статус как фактор риска ПР, однако, нет четких критериев отнесения беременных женщин к данной группе риска2. В связи с этим использование данного фактора в практической деятельности при диспансерном наблюдении беременной не представляется возможным. Такая же ситуация складывается с оценкой влияния стресса . M.G. Gravett и et al. [13] сообщают, что при доношенной беременности экспрессия плацентарного кортикотропин-рилизинг гормона запускается плодовой гипоталамо-гипофизарно-над-почечниковой системой, а в условиях материнского стресса (физического или психологического) за счет медиаторов стресса, включая кортизол и адреналин, происходит преждевременная активация экспрессии гена плацентарного кортикотропин-рилизинг гормона. Это стимулирует плацентарный синтез эстрогенов и простагландинов, тем самым запуская ПР. Данный фактор риска также включен в клинический протокол, но акушер-гинеколог не может установить наличие или отсутствие стрессовой ситуации в жизни пациентки без специальных тестов, которые не регламентированы в настоящее время нормативным документом2. Включение таких факторов риска, как нам представляется, усложняет систему ранжирования и мешает организации четкой системы профилактики.
Далее мы приводим ряд социальных факторов, которые описаны в литературе, не вошли в протокол, но изучение их влияния на риск ПР продолжается. Так, имеются данные, что неработающие женщины более подвержены ПР (ОР 4,0 [6]), увеличение риска в 1,7 раза [9]), а у студенток и служащих шансы примерно одинаковые (ОР 1,0 и 1,3 соответственно. M. Casas et al. [14] провели анализ 13 европейских исследований и выявили, что риск ПР в целом незначительно ниже у работающих женщин (ОШ 0.86), но зависит от рода деятельности. Так, риск ПР, наоборот, повышается у женщин, занятых в пищевой промышленности (ОШ 1,5).
По мнению Ю.А. Семенова и соавт. [9], одним из важных факторов является уровень образования, поскольку это отражается на регулярности посещений врача, выполнении рекомендаций и соблю- дении режимных моментов. В группе закончивших беременность преждевременно женщин со средним образованием было почти в два раза больше, чем с высшим. Полученные результаты подтверждаются и исследованием Н.Ю. Катковой и соавт. [3]. Показано, что отсутствие высшего образования увеличивает риск развития ПР (ОШ 4.64).
Ю.А. Семенов и соавт. [9] отмечают влияние брачности и возраста коитархе . Риск ПР выше в два раза у незамужних женщин, а у начавших половую жизнь до 16 лет – в три раза. Однако это единственное исследование, обнаруженное нами в доступной литературе, в котором обозначено влияние возраста коитархе. О.В. Дядичкина и соавт. [5] не выявили связи между семейным положением и вероятностью ПР.
О зависимости ПР от качества пренатального наблюдения сообщают несколько авторов: увеличение доли ПР в 2,4 раза [15]; неадекватное наблюдение – ОШ 2,87–3,2; отсутствие наблюдения – ОШ 3,0–5,19 [16].
Данные о влиянии физической нагрузки разноречивы. Чрезмерная физическая нагрузка во время беременности, а также гиподинамия могут влиять на частоту ПР. Проблема заключается в отсутствии единых объективных показателей физической активности при исследовании данного фактора риска у беременных [17, 18].
Вредные привычки. Согласно клиническому протоколу, вредные привычки матери (алкоголь-ная/никотиновая/лекарственная зависимость) являются фактором риска ПР2.
Мнения исследователей практически единогласны в отношении курения как фактора риска развития ПР (ОШ 2,33–5,57 [3, 5, 11]; увеличение риска в пять раз [9]). J. Beta et al. [7] отметили, что курение увеличивает риск ПР до 34 недель (ОШ 1,81).
Также в некоторых исследованиях отмечено, что употребление алкоголя является фактором риска ПР, но более точные результаты не получены ввиду малого количества наблюдений и отсутствия единых объективных критериев (количество употребляемого этанола, кратность приема и т.д.) [5, 9, 19]. В практической деятельности может быть использовано только ранжирование по принципу «да/нет», т.е. есть употребление алкогольных напитков во время беременности или нет.
Антропометрические показатели. Как бы много не говорили сегодня об ожирении как эпидемии современности, но антропометрические показатели не вошли в факторы риска ПР2.
Влияние низкого роста матери на риск ПР показали многие исследования [6, 7, 20], при этом
Н.Ю. Каткова и соавт. [3], например, не выявили зависимости роста женщины и частоты ПР.
Дефицит массы тела увеличивает риск ПР в зависимости от выраженности дефицита: ИМТ 17–18,5 кг/м2 – ОР 0,8–1,22; ИМТ 16–17 кг/м2 – ОР 0,7–1,41; ИМТ менее 16 кг/м2 – ОР 1,61–1,9 [6, 21].
Избыточная масса тела и ожирение увеличивают риск ПР в 2,4 раза [9], ОШ составляет до 2,08 [5, 6, 22, 23].
Акушерско-гинекологический анамнез. Многие авторы придают первостепенное значение наличию преждевременных родов в анамнезе [3, 5, 6, 9, 12, 16, 24], а наличие двух ПР и более еще увеличивает риск. Данный фактор присутствует в клиническом протоколе и является главным в определении тактики ведения пациентки, регламентирует назначение профилактических доз микронизиро-ванного прогестерона, что полностью соответствует инструкциям к препаратам3. В этой связи в последние пять лет проведены масштабные исследования по изучению эффективности использования препаратов микронизированного прогестерона в профилактике ПР и невынашивания беременности [25, 26].
В клинический протокол вошли такие факторы риска, как один поздний выкидыш и более и два медицинских аборта и более3. Рассмотрим более подробно эти факторы с современных позиций. Методика выполнения медицинского аборта в последние 10 лет претерпела значительные изменения и к настоящему времени мы имеем два клинических протокола по прерыванию беременности в ранних и поздних сроках путем применения пре-паратов3. В этой связи следует пересмотреть наше отношение к прерыванию беременности как фактору риска ПР и внести уточнения по методу прерывания беременности.
При анализе данных литературы выявлено, что вопрос взаимосвязи прерывания предыдущих беременностей и ПР является спорным. Одни авторы считают, что даже одно прерывание беременности или выскабливание полости матки повышает вероятность ПР, особенно прерывание предыдущей беременности [6, 15, 24]. Наихудший прогноз имеет прерывание предыдущей первой беременности (ОР 3,0 [6]) и два внутриматочных вмешательства и более (ОШ 5,3 [3]). Однако другие авторы отмечают, что значение имеет лишь самопроизвольное прерывание беременности (ОШ 2,84 [5]), а наличие искусственных абортов, эктопических и неразвивающихся беременностей в анамнезе не ухудшает прогноз в отношении ПР [5, 9, 16].
Наиболее полно влияние акушерского анамнеза описывает J. Beta et al. [7], но значение придается только беременностям, закончившимся в сроке 16–30 и 31–36 недель, одному или двум прерываниям и наличию или отсутствию родов в срок (ОШ от 2,33 до 18,73 в зависимости от комбинации событий).
К факторам риска также отнесены и включены в клинический протокол конизация или ампутация шейки матки в анамнезе2.
Нижеописанные факторы не вошли в клинический протокол, но требуют обсуждения, так как изучение их влияния продолжается. Вероятность наступления ПР связана с операцией кесарева сечения в предыдущих родах (ОШ до 2,2), растет при повторных операциях и с наличием мертворождения и/или ранней неонатальной смерти в анамнезе [6, 9, 11, 12].
Незначительное увеличение риска дает малый интервал между беременностями: менее 6 месяцев – ОШ составляет 1,71 [27], 6–11 месяцев – ОШ 1,2 [27], менее 18 месяцев – ОШ 1,37 [11], интервал более 60 месяцев – ОШ от 1,1 до 1,5 в зависимости от срока ПР [12]. Высокий паритет (более четырех родов) включен в клинический протокол как фактор риска ПР.
Как неблагоприятные факторы описаны синдром поликистозных яичников, бесплодие, хронические воспалительные заболевания органов малого таза, миома матки, однако это требует дальнейшего изучения и не является однозначно доказанным [3, 5, 6, 9, 24].
Соматическая патология представлена в протоколе тяжелыми формами сахарного диабета и тяжелой экстрагенитальной патологией. Однако есть исследования, которые показывают повышение шансов ПР не только в случае наличия сахарного диабета до беременности, но особенно в случае его сочетания с курением (ОР = 5,99) [28].
Артериальная гипертензия, предшествовавшая беременности, повышает риск ПР в зависимости от срока и вида ПР и должна учитываться, так как является доказанным фактором риска преэклампсии [5, 12].
Не получено однозначных данных по влиянию анемии. Ряд исследований свидетельствует о повышении риска ПР (ОР 3,0 [6]; ОШ 1,2–1,8 в зависимости от типа ПР [12]). В то же время M.E. Ahumada et al. [16] не подтвердили такую зависимость.
Выявлена зависимость ПР от аутоиммунных заболеваний: ревматоидный артрит (ОШ 2,1), болезнь Крона (ОШ 1,87), псориаз (ОШ 1,88) [29], системная красная волчанка (ОШ 2,57–8,66 в зависимости от активности заболевания) [30].
Единичные исследования показывают влияние диффузного эндемического зоба (ОШ 2.29) [5], заболеваний желудочно-кишечного тракта (увеличение риска в 1,6 раза [9]), пролапса митрального кла- пана (ОШ 2,35 [5]). При этом Н.Ю. Каткова и соавт. [3] не выявили значимого влияния соматической патологии на риск развития ПР.
Течение настоящей беременности. Беременность, наступившая в результате применения вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ), относится к группе высокого риска по развитию осложнений, в том числе и по ПР, в чем немаловажную роль играет гинекологическая патология, приведшая к бесплодию [7]. Например, по данным С.В. Рищук и соавт. [31], беременность заканчивается преждевременно у каждой 4–5-й женщины, у которой беременность наступила с помощью экстракорпорального оплодотворения.
Многоплодная беременность также чаще заканчивается преждевременно (ОШ 2,4) [16, 32]. Наихудший прогноз в отношении ПР имеют многоплодные беременности, наступившие в результате использования ВРТ, вероятность ПР составляет от 80 до 100 % [33, 34].
Эти факторы (ВРТ и многоплодие) внесены в клинический протокол2.
Патология плаценты . По наблюдениям ряда авторов, плацентарная недостаточность достоверно чаще встречается у женщин, закончивших беременность преждевременно, что может быть обусловлено единым патогенетическим механизмом (ОР 2,6 [24]; ОШ 14,5 [3]). В то же время О.В. Дядичкина и соавт. [5] не подтвердили такие данные. Следует отметить, что само по себе понятие «плацентарная недостаточность», а также профилактика и лечение данного осложнения беременности являются поводом для дискуссии. Однако такое осложнение, как многоводие , которое связано с нарушением функции фетоплацен-трарного комплекса, является признанным фактором риска ПР2. Согласно клиническому протоколу, только предлежание плаценты и преждевременная отслойка нормально расположенной плаценты являются факторами риска ПР2.
Доказанный и высокий риск ПР имеют пациентки с преэклампсией (ОШ 1,9 [16]; 4,43 [35]; 6,9–89,7 в зависимости от типа ПР [12]). При этом в актуальном на сегодняшний день клиническом протоколе преэклампсия отсутствует в перечне факторов риска, способствующих развитию ПР при данной беременности, и, вероятно, должна регистрироваться как тяжелая экстрагенитальная патология2.
Инфекционные заболевания во время беременности вызывают каскад системных воспалительных реакций, что является одним из патогенетических звеньев ПР [3]. Имеются данные о влиянии: острой вирусной инфекции [5, 24], инфекции мочевыводящих путей, в том числе бессимптомной бактериурии [36, 37]; цервиковагинальной инфекции [5, 9, 24].
Наряду с перечисленными инфекционными заболеваниями к факторам риска отнесены заболева- ния пародонта, поскольку патогенная флора из пародонта может присутствовать в ткани плаценты [38]. Н.Н. Триголос и соавт. [39] подтвердили, что инфекция ротовой полости в группе женщин с ПР встречается в пять раз чаще, а N. Gesase [40] отметил, что в группе женщин с инфекцией пародонта ПР встречаются с ОШ 2,32.
В клиническом протоколе любые маточные кровотечения во время настоящей беременности отнесены к факторам риска ПР2, что не подвергается обсуждению. В противоположность этому угроза прерывания беременности в первой половине является предметом обсуждения. Ряд отечественных исследований доказывает, что угрожающий выкидыш уменьшает шансы на донашивание беременности (ОШ 2,45 [5]; χ 2 = 5,41 [41]; ОР 2,4 [24]), причем угроза прерывания во втором триместре увеличивает риск ПР в большей мере, чем в первом (ОР 3,8 [24]; на 62,7 % [41]). Однако четкие критерии для постановки диагноза «угрожающий выкидыш» определены только в 2016 г. в клинических рекомендациях «Выкидыш в ранние сроки беременности: диагностика и тактика ведения»4. Угрожающий выкидыш (ранее используемый термин – «угроза прерывания беременности») характеризуется скудными кровянистыми выделениями из половых путей. Это позволяет говорить, что именно маточные кровотечения во время настоящей беременности должны оцениваться в научных исследованиях, что обеспечит сравнимость полученных данных в различных работах.
Группа китайских ученых провела метаанализ исследований, посвященных недостаточности витамина D и выявила, что при снижении концентрации витамина D в крови менее 20 нг/мл, риск ПР возрастает (ОШ 1,29) [42]. S.K. Flood-Nichols et al. [43] отметили, что при содержании витамина D в крови менее 30 нг/мг статистически значимая разница между группами по частоте ПР отсутствует. Это подтверждает исследование L. Yang et al. [44], в котором не выявлено зависимости ПР от дефицита витамина D различной степени тяжести. В настоящее время медицинским сообществом ведется работа по разработке проекта клинических рекомендаций по профилактике и лечению дефицита и недостаточности витамина D на прегравидарном этапе, во время беременности и после родов.
Связь дефицита цинка с вероятностью ПР также остается открытой для обсуждения и пока не имеет однозначных доказательных данных [45].
Хирургические вмешательства и травмы относятся к факторам, провоцирующим ПР, что не подлежит дискуссии2.
Отдельного обсуждения заслуживает преждевременное «созревание» шейки матки (ИЦН), которое является общепризнанным фактором риска ПР (ОШ 2,45 [5]; отношение рисков 39,8 при длине шейки матки 25 мм и менее во втором триместре [46]). В 2018 г. вышли клинические рекомендации по истмико-цервикальной недостаточности (ИЦН), согласно которым для развития ИЦН также существуют предрасполагающие факторы5.
В отечественных литературных источниках встречаются дополнительные факторы риска ИЦН. Н.А. Линченко и соавт. [47] относят к группе риска по развитию ИЦН женщин с избыточной массой тела, ожирением, многократными беременностями (три и более), поздними потерями беременности, имеющими два внутриматочных вмешательства в анамнезе и более, хронические воспалительные заболевания органов малого таза (ВЗОМТ), оперативные вмешательства на яичниках и бесплодие в анамнезе. М.М. Падруль и соавт. [48] определили только один фактор риска, по которому имелись различия между группами с ИЦН и без: наличие самопроизвольного позднего выкидыша или ПР в анамнезе ( χ 2 = 5,04). Ю.Д. Каплан и соавт. [49] выявили, что факторами риска поздних самопроизвольных выкидышей и спонтанных ПР у женщин с корригированной ИЦН являются сочетание самопроизвольных поздних абортов и спонтанных ПР в анамнезе, наличие угрозы прерывания данной беременности, причем больший вклад вносит угроза прерывания во втором триместре. В.И. Черняева и соавт. [50] отметили следующие анамнестические факторы риска ИЦН: прерывание беременности на поздних сроках и ПР, два внутриматочных вмешательства и более, хирургическое лечение шейки матки; и факторы, относящиеся к данной беременности: угроза прерывания, ОРВИ, острый пиелонефрит, острый вульвовагинит, преэклампсия. Учитывая данные литературы, нам представляется целесообразным сравнить имеющиеся исследования по факторам риска ПР и ИЦН (таблица). Как видно из представленных данных, некоторые факторы риска ПР и ИЦН совпадают, а часть относится только к факторам риска ИЦН. Такая ситуация представляется нам не совсем адекватной и позволяет рекомендовать включение факторов риска ИЦН в перечень факторов риска ПР.
Факторы риска преждевременных родов и истмико-цервикальной недостаточности
Фактор риска |
Преждевременные роды |
ИЦН |
|
+ |
– |
+ |
|
Старший возраст Юный возраст |
Beta [7], Wang [4], Дядичкина [5], Азбукина [6], Протокол Ларюшева [8], Wang [4], Семенов [9], Азбукина [6], Протокол |
Wong [11], Каткова [3] Sujan [10] |
|
Низкий соц.-эк. статус |
Каткова [3], Протокол |
||
Стресс |
Gravett [13], Протокол |
||
Неработающие женщины |
Азбукина [6], Семенов [9], Casas [14] |
||
Отсутствие высшего образование |
Каткова [3], Семенов [9] |
||
Отсутствие брака |
Семенов [9] |
Дядичкина [5] |
|
Возраст коитархе |
Семенов [9] |
||
Качество пренатального наблюдения |
Leneuve-Dorilas [15], Ahumada-Barrios [16] |
||
Физическая нагрузка |
Portela [17] |
Silva [18] |
|
Курение |
Wong [11], Дядичкина [5], Каткова [3], Семенов [9], Beta [7], Протокол |
||
Употребление алкоголя |
Green [19], Семенов [9], Дядичкина [5], Протокол |
||
Употребление противоопухолевых гормональных средств |
Протокол |
||
Афро-американская раса |
Jelliffe-Pawlowski [12], Beta [7] |
Wong [11] |
|
ИЦН у родственниц первой линии |
Протокол |
||
Низкий рост |
Азбукина [6], Beta [7], Morisaki [20] |
Каткова [3] |
|
Дефицит массы тела |
Азбукина [6], Girsen [21] |
||
Избыточная масса тела и ожирение |
Семенов [9], Дядичкина [5], Азбукина [6], Каткова [3], Ju [22], Dudenhausen [23] |
Линченко [47], Протокол |
|
Три беременности и более |
Набеева [24] |
Линченко [47] |
|
Более четырех родов |
Протокол |
||
ПР в анамнезе |
Ahumada-Barrios [16], Jelliffe-Pawlowski [12], Дядич-кина [5], Каткова [3], Набеева [24], Азбукина [6], Семенов [9], Протокол |
Падруль [48], Черняева [50], Протокол |
|
Раннее прерывание беременности |
Leneuve-Dorilas [15], Азбукина [6], Набеева [24] |
Семенов [9], Дядичкина [5] |
|
Самопроизвольное раннее прерывание беременности |
Дядичкина [5] |
||
Самопроизвольное позднее прерывание беременности |
Beta [7], Протокол |
Линченко [47], Падруль [48], Черняева [50], Протокол |
|
Самопроизвольные поздние выкидыши + ПР в анамнезе |
Каплан [49] |
||
Два внутриматочных вмешательства и более |
Каткова [3], Протокол |
Линченко [47], Черняева [48], Протокол |
|
КС в предыдущих родах |
Wong [11], Jelliffe-Pawlowski [12] |
||
Перинатальные потери |
Азбукина [6], Семенов [9] |
||
Малый интервал между беременностями Большой интервал |
Shachar [27], Wong [11] Jelliffe-Pawlowski [12] |
||
Гормональные нарушения |
Азбукина [6] |
||
СПКЯ |
Дядичкина [5] |
Протокол |
|
Гиперандрогения |
Протокол |
||
Недостаточность прогестерона |
Протокол |
||
Генитальный инфантилизм |
Протокол |
||
Пороки развития матки |
Протокол |
||
Бесплодие |
Дядичкина [5] |
Линченко [47] |
|
ВЗОМТ |
Набеева [24], Семенов [9] |
Дядичкина [5], Каткова [3] |
Линченко [47], Протокол |
Оперативные вмешательства на яичниках |
Линченко [47] |
||
Миома матки |
Набеева [24] |
Окончание таблицы
Фактор риска |
Преждевременные роды |
ИЦН |
|
+ |
– |
+ |
|
Хирургическое лечение шейки матки |
Протокол |
Черняева [50], Протокол |
|
Врожденное укорочение шейки матки |
Протокол |
||
Невосстановленные разрывы шейки матки |
Протокол |
||
Соматическая патология |
Протокол |
Каткова [3] |
|
АГ до беременности |
Дядичкина [5], Jelliffe-Pawlowski [12], Семенов [9] |
||
СД до беременности |
Jelliffe-Pawlowski [12], Borsari [28] |
||
Заболевания щитовидной железы |
Дядичкина [5] |
||
Анемия 2-й и 3-й ст. |
Азбукина [6], Jelliffe-Pawlowski [12] |
Ahumada- Barrios [16] |
Протокол |
Аутоиммунные заболевания, колла-генозы |
Bandoli [29], Skorpen [30] |
Протокол |
|
Пролапс МК |
Дядичкина [5] |
||
Заболевания ЖКТ |
Семенов [9] |
||
ВРТ |
Beta [7], Рищук [31], Протокол |
||
Многоплодие |
Ahumada-Barrios [16], Архипов [32], Протокол |
Протокол |
|
ВРТ + многоплодие |
Егорова [33], Перепелица [34] |
||
Патология расположения плаценты |
Набеева [24], Протокол |
||
Плацентарная недостаточность |
Набеева [24], Каткова [3] |
Дядичкина [5] |
|
Многоводие |
Протокол |
Протокол |
|
Преэклампсия |
Ahumada-Barrios [16], Davies [35], Jelliffe-Pawlowski [12] |
Черняева [50] |
|
Угроза прерывания в первом триместре |
Дядичкина [5], Черепахин [41], Набеева [24], Протокол |
Каплан [49], Черняева [50] |
|
Угроза прерывания во втором триместре |
Черепахин [41], Набеева [24], Протокол |
Каплан [49], Черняева [50] |
|
Инфекционные заболевания |
Каткова [3], Набеева [24], Дядичкина [5], Smail [36], Lai [37], Семенов [9], Протокол |
Черняева [50], Протокол |
|
Заболевания пародонта |
Ахильгова [38], Триголос [39], Gesase [40], Протокол |
||
Недостаточность витамина D |
Qin [42] |
Flood-Nichols [43], Yang [44] |
|
Недостаточность цинка |
Wilson [45] |
||
ИЦН |
Дядичкина [5], Набеева [24], Wulff [46], Протокол |
Список литературы Особенности стратификации риска преждевременных родов
- Олина А.А., Садыкова Г.К. Преждевременные роды. Вчера, сегодня, завтра // Уральский медицинский журнал. - 2019. - Т. 5, № 173. - С. 49-55.
- Ходжаева З.С., Гусейнова Г.Э., Горина К.А. Преждевременные роды: актуальные вопросы акушерского менеджмента // Медицинский оппонент. - 2018. - № 2. - С. 70-76.
- Каткова Н.Ю., Бодрикова О.И., Безрукова И.М. Клинико-анамнестические особенности различных типов преждевременных родов (ретроспективный обзор) // Эффективная фармакотерапия. - 2017. - № 26. - С. 12-16.
- Wang C., Wang X.Y., Yang H.X. Effect of maternal age on pregnancy outcomes in Beijing // Zhonghua Fu Chan Ke Za Zhi. - 2017. - Vol. 52, № 8. - P. 514-520. DOI: 10.3760/cma.j.issn.0529-567X.2017.08.003
- Дядичкина О.В., Радецкая Л.Е., Занько С.Н. Факторы риска развития преждевременных родов в Республике Беларусь // Мать и дитя в Кузбассе. - 2015. - Т. 62, № 3. - С. 31-36.
- Азбукина Л.Н., Манучаров А.А. Факторы риска и прогнозирование преждевременных родов // Вестник Приднестровского университета. Серия: Медико-биологические и химические науки. - 2013. - Т. 2, № 44. - С. 7-10.
- Prediction of spontaneous preterm delivery from maternal factors, obstetric history and placental perfusion and function at 11-13 weeks / J. Beta, R. Akolekar, W. Ventura, A. Syngelaki, K.H. Nicolaides // Prenat Diagn. - 2011. - Vol. 31, № 1. - P. 75-83.
- DOI: 10.1002/pd.2662
- Ларюшева Т.М., Истомина Н.Г., Баранов А.Н. Сравнительная характеристика клинических показателей течения беременности и родов у женщин подросткового и оптимального репродуктивного возраста // Журнал акушерства и женских болезней. - 2016. - Т. 65, № 1. - С. 34-42.
- Оценка факторов риска развития преждевременных родов у женщин с недоношенной беременностью / Ю.А. Семенов, В.С. Чулков, В.В. Сахарова, М.Г. Москвичева // Современные проблемы науки и образования. - 2015. - № 4. - С. 493-494.
- А Genetically Informed Study of the Associations Between Maternal Age at Childbearing and Adverse Perinatal Outcomes / A.C. Sujan, M.E. Rickert, Q.A. Class, C.A. Coyne, P. Lichtenstein, C. Almqvist, H. Larsson, A. Sjölander // Behav Genet. - 2018. - Vol. 46, № 3. - P. 431-456.
- DOI: 10.1007/s10519-015-9748-0
- Risk factors associated with preterm birth after a prior term delivery / L.F. Wong, J. Wilkes, K. Korgenski, M.W. Varner, T.A. Manuck // BJOG. - 2016. - Vol. 123, № 11. - P. 1772-1778.
- DOI: 10.1111/1471-0528.13683
- Maternal characteristics and mid-pregnancy serum biomarkers as risk factors for subtypes of preterm birth / L.L. Jelliffe-Pawlowski, R.J. Baer, Y.J. Blumenfeld, K.K. Ryckman, H.M. O'Brodovich, J.B. Gould, M.L. Druzin, Y.Y. El-Sayed // BJOG. - 2015. - Vol. 122, № 11. - P. 1484-1493.
- DOI: 10.1111/1471-0528.13495
- Gravett M.G., Craig E., Rubens C.E. Global report on preterm birth and stillbirth (2 of 7): discovery science // BMC Pregnancy and Childbirth. - 2010. - № 10, suppl. 1. - P. S2-S3.
- DOI: 10.1186/1471-2393-10-S1-S2
- Maternal occupation during pregnancy, birth weight, and length of gestation: combined analysis of 13 European birth cohorts / M. Casas, S. Cordier, D. Martínez, H. Barros, J.P. Bonde, A. Burdorf, N. Costet, A.C. Dos Santos [et al.] // Scand. J. Work Environ Health. - 2015. - Vol. 41, № 4. - P. 384-396.
- DOI: 10.5271/sjweh.3500
- Risk factors for premature birth in French Guiana: the importance of reducing health inequalities / M. Leneuve-Dorilas, A. Favre, G. Carles, A. Louis, M. Nacher // J. Matern. Fetal. Neonatal. Med. - 2019. - Vol. 32, № 8. - P. 1388-1396.
- DOI: 10.1080/14767058.2017.1403578
- Ahumada-Barrios M.E., Alvarado G.F. Risk Factors for premature birth in a hospital // Rev. Lat. Am. Enfermagem. - 2016. - № 24. - P. e2750.
- DOI: 10.1590/1518-8345.0775.2750
- Maternal physical activity, cervical length and its relation to spontaneous vaginal birth at term / S.N. Portela, R. Rocha-de-Souza, K. Oppermann-Lisboa, G.B. Donatto, S.N. Dal Bosco, P. El Beitune // Arch. Gynecol. Obstet. - 2014. - Vol. 290, № 2. - P. 257-262.
- DOI: 10.1007/s00404-014-3198-4
- A randomized controlled trial of exercise during pregnancy on maternal and neonatal outcomes: results from the PAMELA study / S.G. Silva, P.C. Hallal, M.R. Domingues, A.D. Bertoldi, M.F.D. Silveira, D. Bassani, I.C.M. Da Silva, B.G.C. Da Silva [et al.] // Int. J. Behav. Nutr. Phys. Act. - 2019. - Vol. 14, № 1. - P. 175.
- DOI: 10.1186/s12966-017-0632-6
- Vital Signs: Alcohol-Exposed Pregnancies - United States, 2011-2013 / P.P. Green, L.R. McKnight-Eily, C.H. Tan, R. Mejia, C.H. Denny // MMWR Morb. Mortal. - Wkly. Rep. - 2016. - Vol. 65, № 4. - P. 91-97.
- DOI: 10.15585/mmwr.mm6504a6external
- Preeclampsia mediates the association between shorter height and increased risk of preterm delivery / N. Morisaki, K. Ogawa, K.Y. Urayama, H. Sago, S. Sato, S. Saito // Int. J. Epidemiol. - 2019. - Vol. 46, № 5. - P. 1690-1698.
- DOI: 10.1093/ije/dyx107
- Women's prepregnancy underweight as a risk factor for preterm birth: a retrospective study / A.I. Girsen, J.A. Mayo, S.L. Carmichael, C.S. Phibbs, B.Z. Shachar, D.K. Stevenson, D.J. Lyell, G.M. Shaw [et al.] // BJOG. - 2016. - Vol. 123, № 12. - P. 2001-2007.
- DOI: 10.1111/1471-0528.14027
- Maternal Obesity and Risk of Preterm Birth and Low Birthweightin Hawaii PRAMS, 2000-2011 / A.C. Ju, M.B. Heyman, A.K. Garber, J.M. Wojcicki // Matern Child. Health J. - 2019. - Vol. 22, № 6. - P. 893-902.
- DOI: 10.1007/s10995-018-2464-7
- The relationship between maternal age, body mass index, and the rate of preterm birth / J.W. Dudenhausen, M. Kunze, U. Wittwer-Backofen, H.P. Hagenah, A. Strauss, V. Günther, İ. Alkatout, A. Grunebaum, M. Voigt // J. Turk. Ger. Gynecol. Assoc. - 2019. - Vol. 19, № 4. - P. 182-186.
- DOI: 10.4274/jtgga.2018.0057
- Набеева Д.А., Семенова М.В. Направления прегравидарной подготовки с учетом факторов риска очень ранних преждевременных родов в Удмуртской республике // Медицинский вестник Башкортостана. - 2014. - Т. 9, № 6. - С. 81-83.
- Терапия привычного выкидыша микронизированным прогестероном (результаты многоцентрового исследования "Тристан-1") / Г.М. Савельева, В.А. Аксененко, М.Д. Андреева, М.И. Базина, Н.В. Башмакова, Л.В. Боровкова, Е.В. Брюхина, И.О. Буштырева [и др.] // Акушерство и гинекология. - 2017. - № 11. - С. 44-55.
- Vaginal Progesterone for Preventing Preterm Birth and Adverse Perinatal Outcomes in Singleton Gestations with a Short Cervix: A Meta-Analysis of Individual Patient Data / R. Romero, A. Conde-Agudelo, E. Da Fonseca, J.M. O'Brien, E. Cetingoz, G.W. Creasy, S.S. Hassan, K.H. Nicolaides // American Journal of Obstetrics and Gynecology. - 2017. - Vol. 218, № 2. - P. 161-180.
- DOI: 10.1016/j.ajog.2017.11.576
- Interpregnancy interval after live birth or pregnancy termination and estimated risk of preterm birth: a retrospective cohort study 2009-2017 / B.Z. Shachar, J.F. Mayo, D.J. Lyell, R.J. Baer, L.L. Jeliffe-Pawlowski, D.K. Stevenson, G.M. Shaw // BJOG. - 2016. - Vol. 123, № 12. - P. 2009-2017.
- DOI: 10.1111/1471-0528.14165
- Joint Effect of Maternal Tobacco Smoking and Pregestational Diabetes on Preterm Births and Congenital Anomalies: A Population-Based Study in Northern Italy / L. Borsari, C. Malagoli, M.M. Werler, K.J. Rothman, M. Malavolti, R. Rodolfi, G. De Girolamo, F. Nicolini, M. Vinceti // Journal of Diabetes Research. - 2016. - № 2782741. - P. 1-7.
- DOI: 10.1155/2018/2782741
- Bandoli G., Chambers C.D. Autoimmune conditions and comorbid depression in pregnancy: examining the risk of preterm birth and preeclampsia // J. Perinatol. - 2019. - Vol. 37, № 10. - P. 1082-1087.
- DOI: 10.1038/jp.2017.109
- Influence of disease activity and medications on offspring birth weight, pre-eclampsia and preterm birth in systemic lupus erythematosus: a population-based study / C.G. Skorpen, S. Lydersen, I.M. Gilboe, J.F. Skomsvoll, K.Å. Salvesen, Ø. Palm, H.S. Svean Koksvik, B. Jakobsen, M. Wallenius // Ann. Rheum. Dis. - 2019. - Vol. 77, № 2. - P. 264-269.
- DOI: 10.1136/annrheumdis-2017-211641
- Рищук С.В., Душенкова Т.А., Мирский В.Е. Вспомогательные репродуктивные технологии и здоровье населения // Медицинский альманах. - 2014. - Т. 4, № 34. - С. 71-74.
- Многоплодная беременность - риск преждевременных родов / В.В. Архипов, Е.В. Кулавский, В.В. Архипов, В.А. Кулавский // Мать и дитя в Кузбассе. - 2012. - № S1. - С. 13-19.
- Егорова А.Т., Руппель Н.И., Маисеенко Д.А. Сроки и способы родоразрешения при индуцированном многоплодии // Мать и дитя в Кузбассе. - 2015. - Т. 2, № 61. - С. 34-37.
- Перепелица С.А., Голубев А.М., Мороз В.В. Особенности течения многоплодной беременности и предпосылки для наступления преждевременных родов и развития РДС у недоношенных новорожденных // Бюллетень Федерального центра сердца, крови и эндокринологии им. В.А. Алмазова. - 2010. - № 6. - С. 53-54.
- Davies E.L., Bell J.S., Bhattacharya S. Preeclampsia and preterm delivery: A population-based case-control study // Hypertens Pregnancy. - 2016. - Vol. 35, № 4. - P. 510-519.
- DOI: 10.1080/10641955.2016.1190846
- Smaill F.M., Vazquez J.C. Antibiotics for asymptomatic bacteriuria in pregnancy // Cochrane Database Syst Rev. - 2015. - № 8. - P. CD000490.
- DOI: 10.1002/14651858.cd000490.pub3
- Asymptomatic pyuria in pregnant women during the first trimester is associated with an increased risk of adverse obstetrical outcomes / Y.J. Lai, T.Y. Hsu, K.C. Lan, H. Lin, C.Y. Ou, H.C. Fu, C.C. Tsai // Taiwan J. Obstet. Gynecol. - 2017. - № 56. - P. 192-195.
- DOI: 10.1016/j.tjog.2016.04.040
- Ахильгова З.С. Заболевания пародонта и преждевременные роды (обзор литературы) // Вестник новых медицинских технологий. Электронное издание. - 2018. - № 1. - С. 159-166.
- Хроническая инфекция полости рта как фактор риска преждевременных родов и низкого веса плода / Н.Н. Триголос, И.В. Фирсова, Ю.А. Македонова, С.И. Ергиева // Фундаментальные исследования. - 2013. - Т. 12, № 1. - С. 85-88.
- The association between periodontal disease and adverse pregnancy outcomes in Northern Tanzania: a cross-sectional study / N. Gesase, J. Miranda-Rius, L. Brunet-Llobet, E. Lahor-Soler, M.J. Mahande, G. Masenga // Afr. Health. Sci. - 2018. - Vol. 18, № 3. - P. 601-611.
- DOI: 10.4314/ahs.v18i3.18
- Особенности анамнеза и осложнения беременности в I-II триместрах и риски преждевременных родов / Е.П. Черепахин, В.А. Новикова, Д.В. Томашевский, В.А. Хорольский, А.А. Югина // Кубанский научный медицинский вестник. - 2017. - Т. 24, № 4. - С. 150-155.
- Does Maternal Vitamin D Deficiency Increase the Risk of Preterm Birth: A Meta-Analysis of Observational Studies / L.L. Qin, F.G. Lu, S.H. Yang, H.L. Xu, B.A. Luo // Nutrients. - 2016. - Vol. 8, № 5.
- DOI: 10.3390/nu8050301
- Vitamin D Deficiency in Early Pregnancy / S.K. Flood-Nichols, D. Tinnemore, R.R. Huang, P.G. Napolitano, L.D. Ippolito // PLoS ONE. - 2010. - Vol. 10, № 4. - P. e0123763.
- DOI: 10.1371/journal.pone.0123763
- Correlation between Serum Vitamin D Deficiency and Preterm Birth / L. Yang, S. Pan, Y. Zhou, X. Wang, A. Qin, Y. Huang, S. Sun // Med. Sci. Monit. - 2016. - № 22. - P. 4401-4405.
- DOI: 10.12659/msm.898117
- Association between Maternal Zinc Status, Dietary Zinc Intake and Pregnancy Complications: A Systematic Review / R.L. Wilson, J.A. Grieger, T. Bianco-Miotto, C.T. Roberts // Nutrients. - 2016. - Vol. 8, № 10. - P. E641.
- DOI: 10.3390/nu8100641
- Transvaginal sonographic cervical length in first and second trimesters in a low-risk population: a prospective study / C.B. Wulff, L. Rode, S. Rosthøj, E. Hoseth, O.B. Petersen, A. Tabor // Ultrasound Obstet Gynecol. - 2018. - Vol. 51, № 5. - P. 604-613.
- DOI: 10.1002/uog.17556
- Линченко Н.А., Андреева М.В., Шевцова Е.П. Преждевременные роды и истмико-цервикальная недостаточность. Прогнозирование и профилактика // Мать и дитя в Кузбассе. - 2015. - Т. 2, № 61. - С. 66-69.
- Профилактика преждевременым родов в первом триместре беременности / М.М. Падруль, А.А. Олина, Е.Г. Кляусова, Г.К. Садыкова // Акушерство и гинекология. - 2015. - № 10. - С. 107-111.
- Каплан Ю.Д., Захаренкова Т.Н. Причины невынашивания беременности у женщин с корригированной шейкой матки // Проблемы здоровья и экологии. - 2017. - № 4 (54). - С. 17-21.
- Черняева В.И., Неудахина И.О., Заречнева Т.А. Особенности течения беременности и исходов при истмико-цервикальной недостаточности // Фундаментальная и клиническая медицина. - 2016. - Т. 2, № 1. - С. 70-75.