От большой игры к холодной войне: малые войны на Востоке в британской и отечественной военной мысли первой трети XX в

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-18-00011,

На рубеже XIX–XX вв. для британской армии главной работой по организации военных кампаний в колониях стал труд генерал-майора сэра Чарльза Эдварда Коллвелла «Малые войны. Их принципы и практика» (1896, 1899, 1906 гг. изд.) . Работа представ- Малкин Станислав Геннадьевич, доктор исторических наук, заведующий кафедрой всеобщей истории, права и методики обучения.

ляет собой первый компендиум европейского и американского опыта колониальных конфликтов. При этом первый устав британской армии (1909 г.) не содержал прямых отсылок к работе Коллвелла. Раздел о войнах с «нецивилизованным врагом» появился только во втором издании (1912 г.) ишь потому, что военные власти Британской Индии убедили в его необходимости Генеральный штаб, подразумевая военные действия в приграничных с Афганистаном провинциях2. Идеи Коллвелла о герилье

«разумных» народов (наиболее частая проблема Британской империи после Великой войны в сфере внутренней безопасности), концептуально сформулированные в третьем издании на примере событий на Кубе и главным образом в Южной Африке на рубеже XIX–XX вв., на доктринальном уровне не получили развития. Военное министерство отдавало приоритет подготовке армии к участию в конвенциональном конфликте не только накануне, но и после окончания Великой войны3.

Российская военная мысль на доктринальном уровне также не обнаружила заметного интереса к проблематике малых войн в колониальном контексте. Опубликованные в империи работы об этой форме вооруженной борьбы имели отношение к организации партизанских действий регулярных армейских частей4. Малые войны рассматривались в них в традиционном смысле слова – в соответствии с европейской военной мыслью в этом вопросе, заложенной еще в эпоху раннего Нового времени. Соображения стратегического и тактического характера относительно военных кампаний Российской империи на восточных окраинах и в сопредельных странах Азии не были систематизированы с точки зрения их специфики в форме обобщающего военно-теоретического труда и/или военной доктрины5.

Малые войны в смысле борьбы с плохо организованными и разношерстными туземными войсками, практикующими партизанские методы вооруженной борьбы, накануне Великой войны представляли собой уходящую натуру с точки зрения ключевых приоритетов, целей и задач, которые перед собой ставили генеральные штабы европейских держав в вопросах стратегии и тактики гипотетических военных действий на Среднем, Ближнем и Дальнем Востоке. Так, российскую армию больше заботили вопросы организации военно-народного управления на Кавказе и в Средней Азии. После неудачного завершения Русско-японской войны и по мере приближения Первой мировой войны на первый план вышла подготовка военных востоковедов, специализирующихся на наиболее вероятных противниках из числа азиатских держав (Япония, Китай, Османская империя, Иран) – предполагался масштабный конвенциональный кон-фликт6. Схожим образом оценивали практическое значение опыта колониальных войн в британской армии. «Малые войны» в эпоху Интербеллума не переиздавались, хотя Коллвелл по-прежнему писал военнотеоретические работы и был удостоен еще одной премии Королевского института объединенных служб в 1921 г. за вклад в развитие военной мысли.

С другой стороны, военное востоковедение сохраняло значение для восточной политики обеих держав, влияя на издержки управления зависимыми территория-ми7. Эти перемены главным образом были связаны с тем, что первая половина XX в. ознаменовалась новыми вызовами европейскому колониальному порядку в форме панисламизма, национализма и коммунизма в сочетании с урбанизацией протестных движений, а также ростом влияния средств массовой информации и общественного мнения на характер, масштабы и методы контрпартизанской борьбы8. В свете этих обстоятельств попытки зажечь пожар мировой революции на окраинах Британской империи предсказуемо привели к отказу британских военных от представления об общей с теперь уже Советской Россией/ СССР «цивилизационной миссии» в регионе и инструментализации этого концепта в свете новых геополитических задач, обусловленных идейным содержанием малых войн после Великой войны9. В этом смысле эпоха Интербеллума стала переходной от модели противостояния (но также и сотрудничества) европейских держав в Азии в рамках Большой игры Российской и Британской империй к логике конфликтного взаимодействия в форме блокового соперничества времен Холодной войны.

Этот же процесс переосмысления роли и характера асимметричных конфлик- тов на Востоке шел и в рядах Красной армии. С одной стороны, Гражданская война и ее последствия привели к радикальному упрощению многоуровневой системы подготовки офицеров-востоковедов в стране. В Российской империи накануне Великой войны насчитывалось сразу несколько крупных центров этого рода, в Советской России / СССР – только один, Восточный факультет Военной академии РККА им. М.В. Фрунзе10. С другой стороны, именно в 1920-е гг. в учебных планах факультета впервые для отечественного военного востоковедения появился такой предмет, как «Ведение войны на малокультурных театрах», посвященный изучению «характера и формы борьбы на Восточных театрах» и в этом смысле близкий по своему замыслу «Малым войнам» Коллвелла11. В 1930-е гг. на Восточном факультете появился курс с практически одноименным названием («Малая война»), который, однако, предполагал заметно более широкую трактовку феномена. Речь шла об изучении не только форм и методов контрпартизанской борьбы, применяемых в том числе «империалистическими государствами», но и об организации повстанческого движения, причем как на своей территории, так и на территории вероятного противника, на основе, безусловно, «марксистско-ленинского учения о вооруженном восстании и партизанской войне» 12.

Такое ангажированное идейное основание, однако, не отменяет тот факт, что в основу нового понимания феномена малой войны в РККА было положено представление о неразрывной связи ее военной, политической и социально-экономической сторон. Об этом свидетельствуют и первые наставления для РККА по ведению малой войны, подготовленные с учетом опыта борьбы с басмаческим движением в Средней Азии13. В этом смысле для развития отечественной военной мысли в межвоенный период характерен тот же переход от преимущественно тактического понимания асимметричных конфликтов за пределами Европы к стратегическому видению кон- трпартизанской борьбы, при котором военное измерение рассматривалось лишь как одно из слагаемых успеха в борьбе с инсургентами, который демонстрировали модерные империи, пережившие Великую войну.

Симптоматично, что в знаменитой работе генерал-майора сэра Чарльза Уильяма Гвинна «Патрулируя империю», которая в середине 1930-х гг. потеснила «Малые войны» в качестве основного пособия британской армии по колониальному антиповстанчеству (тем более что одновременно с этой публикацией был издан одноименный устав), не только отсутствуют примеры из аналогичного опыта других современных колониальных держав, но и из истории самой Британской империи до окончания Великой войны14. Британская империя, по меткому замечанию Адама Туза, стала напоминать не карту владений, а картину охваченных бунтом просторов15. В Ирландии, Индии, Месопотамии, Египте, Палестине, на Кипре Лондону пришлось вести долгую, напряженную и далеко не всегда успешную борьбу с национально-освободительными движениями. Для противодействия им самую известную работу Коллвелла его коллеги в британской армии фактически сочли бесполезной. В подготовленном Ирландским командованием совместно с Управлением военных операций Имперского генерального штаба Великобритании «Обзоре мятежа в Ирландии» (война за ее независимость 1919–1921 гг.) это различие зафиксировано и терминологически: Вторую Англо-бурскую войну его авторы называли «обычной герильей», а «Ирландскую войну» охарактеризовали как «особый тип герильи» 16.

Не менее показательны в этой связи разногласия между армией, военно-воздушными силами и политическим руководством страны о роли авиации в обеспечении колониального контроля17. Когда события в Палестине, Бирме, на Кипре (повсеместно в Британской империи после 1945 г.) выявили ограниченность «воздушного контроля» в восстановлении колониального порядка, авиаторы в погонах призвали к дифференцированному подходу к патрулированию империи. Первые соображения этого рода были высказаны еще в начале 1920-х гг. 18 Их участники полагали, что там, где это было возможно (на северо-западной границе британской Индии, в труднодоступных и малонаселенных районах Ближнего Востока и Африки), применение авиации было уместно в рамках привычной малой войны, основные принципы ведения которой генерал Коллвелл изложил еще в 1896 г. В условиях «современного мятежа», понимаемого как разнонаправленная подрывная деятельность и в основных чертах представленного профессиональной аудитории и широкой публике участниками «Ирландской войны» в 1920-е гг. и генералом Гвинном в 1930-е гг., на первый план в восстановлении колониального контроля должна была выходить именно армия19.