От «русского Манчестера» к «красному Вердену»: Царицын и гражданская война в России (1917-1920 гг.) (по материалам периодической печати)

DOI:

Цитирование. Черемухин В. В. От «Русского Манчестера» к «Красному Вердену»: Царицын и Гражданская война в России (1917–1920 гг.) (по материалам периодической печати) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2022. – Т. 27, №4. – С. 94–103. – DOI:

Введение. Находившийся на территории Нижнего Поволжья город Царицын в начале ХХ в. (наряду с городом Иваново-Вознесенском Владимирской губернии) был одним из двух городов России, который претендовал на наименование «Русский Манчестер» [49]. Он не был схож со своим английским побратимом внешне, но был похож на него потенциалом развития.

В растянувшемся вдоль реки Волга на десять километров городе проживало, по разным данным, от 117 до 130 тыс. человек, приблизительно треть из которых принадлежали к пролетариату, а большая часть исповедовала православие [32, с. 71]. Развитая торговля и нахождение в центре торговых путей южной России делало этот город на Волге одним из крупнейших торговых центров. Здесь был важный железнодорожный узел, металлургический и орудийный заводы, действовали трамвай, телеграфная и телефонная связь [11, с. 92]. Все факторы в совокупности давали основания выдвигать Царицын на положение центра отдельной губернии.

Все изменила Гражданская война. Царицын стал центром губернии, которая превра- тилась в место снабжения страны товарами, чтобы «красная» Москва могла справиться с голодом [31, с. 695, 706, 723, 729]. В последующие полтора года находившийся на острие внимания в политике противоборствующих сторон город и его жители стали свидетелями конфликта. Они оказались в эпицентре «большого эпизода грандиозного сражения» [10].

Наша цель состоит в реконструкции основных проблемных вопросов повседневной жизни городского населения в условиях революции и Гражданской войны, привлекая в первую очередь местную периодическую печать.

Методы и материалы. Методом исследования является анализ недостаточно введенного в оборот материала местной периодической печати, с помощью которого реконструируется повседневная жизнь жителей Царицына в 1917–1920 годах. События войны наложили серьезный отпечаток на сохранность документов. Использованные в исследовании материалы периодической печати найдены нами в Отделе газет и Отделе литературы русского зарубежья Российской государственной библиотеки (РГБ), а также в На- учной библиотеке Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ). Большая часть использованных материалов периодической печати (газеты «Республиканец», «Волго-Донской край», «Голос Руси») были в хорошем состоянии, чему, вероятно, способствовала их сохранность в спецхранах во времена СССР, однако, часть газет («Царицынский вестник») не имеет полной подборки, находится в ветхом состоянии, что требует особо бережного отношения при работе с ними.

Анализ. За прошедший век историки пытались понять, что происходило с городом в переломные годы. Что заставляло исследователей обращаться к изучению города? Во-первых, фигура И.В. Сталина, который в 1918 г. находился на Нижней Волге в статусе руководителя Военного совета Северо-Кавказского военного округа [2; 12; 15]. Во-вторых, само стратегическое положение города, захват которого мог дать существенные преимущества победителю.

Французская исследовательница Н. Лоро в своем классическом труде попыталась понять, что происходит с сознанием горожан поселения, находящегося в условиях гражданского конфликта / войны (stasis). Изучая Афины V в. до н.э., историк, попытавшись увидеть город «вне политического», отметила принципиальную вещь – в условиях stasis он разделен на пространства, а война происходит на их стыке – на границе дома (семья) и города (политика) [33, с. 89]. Современный исследователь Дж. Агамбен, уверенный в отсутствии строгого научного диагноза для гражданской войны в политической теории, выразил формулу так: гражданская война «как порог, на котором семейные отношения репо-литизируются», но она «вторгается, чтобы перекодировать в политических терминах семейные отношения». Он увидел гражданскую войну в теории Томаса Гоббса, дал анализ титульному листу его знаменитого «Левиафана», отметив, что в изображенном на одной из частей рисунка города нет жителей, а также отметил, что в сочинениях других мыслителей, таких как К. Шмитт и Ж.-П. Вернан, отмечалось, что в древности войны были не институтом для решения спорных вопросов, а аспектом «межсемейных обменов» [1, с. 33, 120]. Другой исследователь С. Каливас добавил, что гражданская война «не просто политизирует частную жизнь», а наоборот, «она действует и в обратном направлении», делая политику «приватизированным» явлением, что порождает актуализацию личных и местных обид, выводя их в «насилие со смертельным исходом» [29, с. 659].

В условиях гражданской войны в России все ненамного отличается. Конфликт проходит на том же пограничье дома и города, но само пространство города отлично – городские улицы буквально наводнены населением . Здесь и военные – участники конфликта, и агитаторы, пытающиеся склонить пассивное население к принятию идеологии потенциального победителя, и мирные жители – чаще всего беженцы, которые волнами пытаются и попасть в город, и избежать долгого пребывания в нем, и местные жители, стремящиеся выживать в условиях коллапса городской экономики, политической нестабильности и боязни за жизнь.

Война за идеи в Царицыне развернулась уже в марте 1917 г., когда население с воодушевлением (что было типично для населения России в период торжества свободы, «пароля революции» [51, с. 103]) восприняло новость об отречении Николая II. Лишь настоятель Скорбященской церкви отец Яков Дорохов выступил против переворота и революции, за что был лишен свободы [14, с. 65]. Местное население напротив – поддержало революцию. 1 марта 1917 г. по инициативе членов военнопромышленного комитета (ВПК) в согласии с гласными городской думы был создан исполнительный комитет, а параллельно ему возникли и советы солдатских и рабочих депутатов [8, с. 73]. Гласные призвали горожан «сохранять... спокойствие для блага родины» [40].

Горожане начали жить в условиях революционного порядка. Первые призывы о помощи возникли у местной власти к государству. Прося о ссудах хозяйству, они каждый раз получали отрицательный ответ от правительства [42]. Комиссар министерства путей сообщения А.А. Бубликов вспоминал, что после революции страна начала жить словом «подай», ставшим главным кличем снизу [6, с. 98–103]. В апреле 1917 г. министерство финансов одобрило займы в пользу крупных городов Юга, но Царицын не вошел в их число [50]. Городской голова отмечал, что городские доходы были крайне малы, не помогало даже повышение цен на коммунальные услуги [26; 41]. Расходы на социальные нужды подрывали бюджет города. Он предостерег гласных думы «от совершения шагов, ведущих к расстройству городского хозяйства» [39]. Министру финансов доложили, что «источники доходов... исчерпаны до последней крайности» [43].

Решение бюджетных проблем диктовалось усугублением насущных вопросов. Главный из них – продовольственный. Цены на продукты росли еще с момента введения в декабре 1916 г. системы продразверстки. Местные рассуждали: «К развитию продовольственного вопроса... подходят не тем путем, на который указывался общественным метанием страны» [35]. Для временной стабилизации были установлены твердые цены, запрещен вывоз скота за пределы губернии, но это не помогало [19; 30]. Почти сразу после переворота с прилавков исчезло мясо [3], введены карточки на продажу масла, а для нормализации торговли было решено открыть торговую лавку на берегу Волги [13]. Происходили даже ревизии скота в волостях вблизи городской черты. Лишь вмешательство министра земледелия А.И. Шингарева остановило эти процессы [43].

Пока власть старалась всеми средствами решить нарастающие проблемы, революционные власти углубляли проблемы вокруг идейного «революционного дискурса», сводя к обсуждению и осуждению действий, мешающих развитию революции. Когда в мае 1917 г. городской совет рабочих и солдатских депутатов публично рассматривал вопрос об осуждении убийства местного деятеля В.В. Бояринцева, то заседание превратилось в митинг. Один из депутатов неутешительно подчеркнул: «в мартовские дни глаза граждан горели светом, а теперь люди сделались зверьми». Другой депутат поддержал его: «...обострилась партийная борьба... Разливается страстный партийный яд... Назревает анархия» [17].

В преддверие городских выборов, прошедших в августе того же года, духовный кризис подорвал доверие к и без того неини- циативным местным деятелям. Мало того, что выборы перенесли с июля на август из-за опасности повторения большевистского выступления, так еще город был объявлен на военном положении и в него были введены военные части [11, с. 180–181]. Накануне выборов, совпавших с «Корниловским выступлением», сообщалось: «Выборы эти... пройдут в тусклой обстановке. Нет обычного оживления... Средний обыватель устал волноваться и бороться, способность реагировать на происходящее притупилась» [36]. Результаты кампании не заставили себя ждать – левые партии (большевики и меньшевики), шедшие в думу единым списком, одержали победу.

Осень 1917 г. проходила в атмосфере возвращавшихся проблем. Углубился продовольственный, дровяной и экономический кризис. Большевики могли прийти к власти мгновенно, но общественность их не поддержала, хотя местные органы власти фактически ими контролировались. Активисты вели кампанию под лозунгом Учредительного Собрания. Газеты обвиняли В.И. Ленина и его сторонников в разделе страны: «Россия разделена на две враждующих, непримиримых части – большевистскую Россию и небольшевистскую» [28]. Меньшевик назвал В.И. Ленина «калифом на час», большевиков «повстанцами» и был уверен, что переворот «лишь маленький эпизод истории судеб нашей революции и родины» [4].

В декабре большевики во главе с С.К. Мининым осуществили захват власти. Им пришлось действовать быстро, потому что бывший на Дону атаман А.М. Каледин мог предъявить свои претензии на город, о защите которого просила саратовская дума [11, с. 186]. Местные жители уже тогда жаловались, что власть большевиков основана на терроре даже в отношении пролетариата [23]. Рабочие сплотились и сумели организовать крупные забастовки. Одна из них – «мертвая» – парализовала транспортную систему [34]. Рабочие, отвечавшие за связь, попытались выдержать нейтралитет, но под давлением поддержали большевиков [7, с. 50]. За ними последователи остальные.

Пришедшие к власти большевики старались придерживаться принципов законности и уважения к политическим силам. Даже вес- ной 1918 г., когда на соседних Кубани и Дону уже ширилось антисоветское движение, а территории Верхнего Поволжья готовились стать ареной «демократической революции» [47], в Царицыне выходило «Вольное Поволжье», в котором принимали участие разные политические группы.

События 1918 г. словно покрыты тайной. Очень трудно понять, как менялось экономическое положение города в силу отсутствия статистики, но нельзя однозначно сказать и в каком состоянии находилось продовольственное дело, а также, как менялись повседневные практики горожан. При этом в кризисе городского хозяйства сомневаться не приходится. В городе проходили митинги, лекции, концерты, работали курсы хорового и сольного пения и т. д. [11, с. 207]. И все же события вне городской черты определяли его внутренний облик. Для отражения нападения менялся не только облик красных, которые из толпы военных превращались в воинскую силу, но создавались отряды самоохраны, строились фортификационные сооружения [2; 9; 54, с. 722].

Конец 1918 г. в Царицыне известен как первый этап открытого противостояния И.В. Сталина и Л.Д. Троцкого, в котором оказались замешаны крупные советские деятели. Историк Ш. Фицпатрик говорит, что в этот период стали появляться участники будущей «команды Сталина» [53, с. 35–80]. Однако события в партийной элите мало волновали горожан. Не знали горожане и о том, что среди большевиков работал тайный агент в советской армии бывший генерал А.Л. Носович, который пытался сдать город антисоветским силам [18].

Советские силы смогли сделать все, чтобы из обычного поселения Царицын мог на некоторое время вернуть признаки крепости. «Царицыну отводилась... важная политическая роль; ...он стал центром сосредоточения красно-партизанских сил всего юго-востока России» [11, с. 194]. Большевики смогли удерживать Царицын как от штурмов донских казаков, которые в последний раз повели широкомасштабное наступление в начале 1919 г., а также от нескольких атак, организованных подразделениями Кавказской Добровольческой армии. Здесь был «Красный Верден».

Лишь 17 (30) июня 1919 г. добровольцы захватили город. Генерал-майор В.Н. фон Дрейер писал: «Все население Царицына, без исключения, встретило войска с радостью и колокольным звоном, как своих избавителей. Все рабочие остались на местах и продолжали безостановочно работы» [52, с. 26]. П.Н. Врангель вспоминал: «Город Царицын... оказался в ужасном состоянии. Все мало-мальски состоятельное или интеллигентное население было истреблено, магазинов и лавок не существовало....Уже через несколько дней по нашем приходе город стал оживать. Улицы наполнились народом. С левого берега Волги понавезли всякой живности и зелени. Продукты быстро падали в цене. Постепенно стали открываться магазины» [16, с. 115]. В городе прошла торжественная встреча военных в кафедральном соборе, в город прибыл генерал А.И. Деникин, приняв здесь военный парад [52, с. 28–32]. Торжества не отменяли главного – Царицын оставался «проплеванным и загаженным» [44]. И тем не менее он стал местом пребывания и губернатора, и назначенного белыми «начальника города» [5; 27; 48].

Проблем в городе было много. Пока городская управа боролась за предоставление ссуд хозяйству, отдельные управления пытались побороть ухудшающуюся криминогенную обстановку (убийства происходили даже днем на городских рынках и базарах, а ограбления квартир прикрывались якобы проводившимися властью обысками) [38]. В городе свирепствовали тиф, холера, оспа, другие болезни [24; 25]. На этом фоне проходил конфликт между домовладельцами и квартиронанимателями, которые не могли найти общий экономический знаменатель для найма квартир в городе [37], который к тому же усугубился расхищением квартирного фонда [22]. Снабжение города было непостоянным. Одни продукты приходили по железной дороге с Кубани, другие доставлялись на лодках с другой стороны Волги. В город доставляли продукты питания, бакалею, домашние вещи и одежду [45; 46].

В ноябре – декабре 1919 г. под военным давлением РККА войскам ВСЮР пришлось спешно отступать. Атмосфера паники пришла в Царицын, особенно «поразительной и незабываемой» была картина на вокзале: «Мно- жество здоровых, жизнерадостных, с крепкими нервами царицан, в отличных... шубах... с саквояжами... стремились попасть на поезда, дабы улизнуть от “красных” выстрелов...» [20]. Местные были «несчастными, терпеливыми и мягкотелыми» [21].

Царицын пал 3 января 1920 года. Население за годы войны уменьшилось – по всероссийской переписи 1920 г. здесь проживали 88 тыс. человек, а по данным за 1921 г. в городе и уезде население составляло лишь 112 тыс. человек [11, с. 224]. По статистике 1922 г., около трети населения города относились к голодающим. Голод 1920–1922 гг. сократил темпы восстановления хозяйства, но после городское хозяйство вновь начало оживать. Город возрождался вместе с государством.

Результаты. Всестороннее использование периодической печати позволило выявить наиболее тяжелые проблемные стороны городской жизни Царицына в 1917–1920 годах. Во-первых, развал общей системы управления после февральских событий 1917 г. привел к расстройству городского хозяйства. Проблемы нехватки продовольствия, дефицита городского бюджета, прекращение поставок сырья из других регионов происходили синхронно с политизацией общественной жизни и ростом преступности. Эти проблемы в целом характерны для всех годов Гражданской войны. Во-вторых, наличие стабильной политической власти (советской власти и режимов ВСЮР) на некоторое время давало городу возможность для постепенной нормализации повседневных практик горожан, однако, ситуации на фронтах не позволяли перейти к мирной жизни. В-третьих, в условиях постоянных боевых действий повседневные практики горожан сводились к поиску путей выживания и желанию верить «в лучшее» до самого конца (именно так можно объяснить, почему население готово было покинуть город в панике от приближения армии врага, но сразу стремилось вернуться к повседневной жизни, как только новости становились обнадеживающими). В-четвертых, военные действия не позволяли стабилизировать систему городского управления и экономической поддержки самоуправления со стороны властной вертикали.

Таким образом, состояние гражданской войны пагубно сказывалось на городском хо- зяйстве, которое было способно начать мобилизацию своих ресурсов для восстановления упорядоченной жизни только с окончанием внутригосударственного конфликта.