Отношение к пьянству в Древней Руси

В настоящее время, как и много столетий назад, досуг и многие другие стороны повседневной жизни общества связаны с употреблением спиртных напитков, виды которых, а также ритуалы и допустимые нормы потребления, носят ярко выраженный национальный и социокультурный характер. Целью статьи является выявление наиболее приметных особенностей отношения русского народа к потреблению спиртного и к проблеме пьянства. Народные традиции, шедшие с глубокой старины, обуславливали образ жизни русского народа, главным показателем которого было богатое застолье с дурманящими напитками. По мнению И.Г. Прыжова (1827-1885 гг.), известного русского историка и литератора, знатока российской ментальности и повседневности, организация «пировых общин» была одним из главных признаков самобытности русского народа, способом его социальной организации [1].

Еще в древности бортничество и пчеловодство были одним из путей освоения земель, занимаемых русскими племенами, и являлись одной из важнейших статей промышленности. Повсеместное обилие продуктов, употреблявшихся для приготовления хмельных напитков, вызвало установление пошлин, которые собирались с меда, с хмеля, с солода. Заплатив налог, народ варил себе питья и спокойно распивал их дома, или на братских сборах в корчмах, где помимо вина подавали и различные кушанья. Питейные заведения древних славян назывались корчмами, а например, в Риме питейные дома были известны под несколькими названиями: Caupa, Caupona, Popina, Taberna; в Германии – Herberg (постоялый дом), Keller (погреб), Krug (корчма); во Франции – Cabaret.

Корчма представляла собой общественное заведение, где собирался народ для бесед, обсуждения дел, новостей, где оглашались судебные решения, где разбирались разногласия и споры между людьми, где встречали гостей – все эти мероприятия сопровождались подачей еды и напитков, музыкой и танцами. Стоит отметить, что корчма выполняла функции гостиного двора, а также была местом, где разрешалось появляться женщинам. Но это совсем не тот вид заведения, которое в последующем, с XIV века, успело «обратиться в кабак, зашедший из Москвы, или шинок, занесенный в Украину Ляхами, куда теперь и девчата частуют. Девчата, ночные собрания которых разгоняют для порядка, собираются в корчмы пить» [1, с. 31].

«Пьянства в домосковской Руси не было, – и не было его, как порока, разъедающего народный организм» [2, с. 10]. И далее: «Питие составляло веселье, удовольствие, как это и видно из слов, вложенных древнерусским летописцем в уста Владимира (980-1015 гг.): “Руси есть веселье питии, не можем без того бытии”. Но прошли века, совершилось многое, и ту же поговорку ученые стали приводить в пример пьянства, без которого будто бы не можем быть…» [3, с. 10].

На самом деле, слова Владимира о «веселии Руси» говорят не о какой-то особой приверженности к спиртному, а о том, что князь был достаточно умелым и гибким политиком. Он вводил новые законы и порядки, утверждал новую христианскую систему ценностей, но при этом сохранял привычные ритуалы и празднества, укреплявшие его авторитет [4, с. 22]. В социальной жизни народа алкогольные напитки имели громадное культурное значение, а их потребление носило преимущественно ритуальный характер.

У восточных славян и великороссов в первые века государственности существовало естественно сложившееся соотношение между трезвостью как обычным состоянием повседневности и нечас- тым – праздничным, обрядовым – легким опьянением, когда употреблялись в основном слабоградусные «пития» домашнего изготовления [5].

Об осуждении пьянства как проявлении не подобаемого поведения свидетельствуют краткие высказывания в одной из древнейших книг – Изборнике 1076 г. «Не увлекайся вином, ибо многих погубило вино. Горесть души – в гневе и с клеветою выпиваемое без меры вино. На пьяном пиру не охаивай ближнего и не мешай ему в веселье его» [6].

Церковь не осуждала употребление вина вообще, она выступала за соблюдение меры. Руководство церкви строго следили за поведением своих подчиненных: церковный устав Ярослава Мудрого (1019-1054 гг.) предусматривал ответственность епископа, если подчиненные ему священнослужители «упиются без времени». Новгородский архиепископ Илья (1131-1156 гг.) объяснял, что по примеру нерадивых пастырей их прихожане сами пьют «через ночь» [7, с. 168-169].

Одним из памятников древнерусской литературы, тесно связанных с устной народной поэзией, является «Слово о Хмеле» (в рукописях: «Слово о высокоумном Хмелю и худоумных и нестройных пияницах», «Слово Кирила-философа кo всякому человеку», «Слово святаго философа о Хмелю», «Повесть дивна древних и премудрых мужей о Хмеле», «Повесть о высокоумном Хмеле») – памятник 2-й половины XV в. Это самое древнее в кругу тех сочинений, где Хмель предстает как литературный персонаж, который обращается с речью ко «всякому» человеку (будь то князь, слуга, купец, женщина), соединяющей похвалу самому себе и предостережение о бедственной участи любителей хмельного [8].

В данном произведении порицается пьянство, и трактуются нравственные проблемы. Хотя сам Хмель предупреждает о своих опасных свойствах, а вторая часть Слова содержит традиционные суждения о допустимости «пития в меру» и осуждает «безмерное» пьянство, но многократное перечисление бедствий, ожидающих пьяниц, и отсутствие средств к спасению (молитва спасти пьяницу не может) почти не оставляют возможности «спасенного пути», мысль о свободе нравственного выбора (соответствующая доктрине православной церкви) применительно к пьяницам превращается в издевку. Данному произведению присуще соединение насмешливого поучения с жестокостью наказания, характер которого соответствует характеру преступления [9, с. 14].

Ко 2-й половине XVII в. относится несколько произведений, в стихах и прозе, о «высокоумном хмеле»: «Притча о хмеле», «Повесть о хмельном питии, вельми душеполезна», «Слово о ленивых и о сонливых и упиянчивых», «Слово о пиянстве» и др. Основа их гораздо древнее, но с хорошо развернутой повествовательной фабулой или в виде законченных стихотворных произведений.

В этих повестях нашли свое отражение библейские и апокрифические сказания о грехопадении первых людей, древние талмудические и богомильские представления о винограде как греховном плоде и практические наставления о воздержании от «винного пития», известные в древнерусской литературе со времени Феодосия Печерского [10, с. 287].

Однако не только в памятниках древнерусской литературы нашла свое отражение проблема пьянства, но и в памятниках древнерусского права. Согласно ст. 54 Русской правды: «Если какой-нибудь купец, отправившись куда-либо с чужими деньгами, потерпит кораблекрушение, или нападут на него, или от огня пострадает, то не творить над ним насилия, не продавать его; но если он станет по-годно выплачивать долг, то пусть так и платит, ибо эта пагуба от Бога, а он не виноват; если же он пропьется или пробьется об заклад <проспорит>, или по неразумению повредит чужой товар, то пусть будет так, как захотят те, чей это товар: будут ли ждать, пока он выплатит, это их право, продадут ли его, это их право» [11]. Данная норма прямо не называет состояние опьянения и не подразумевает его в качестве отягчающего вину обстоятельства, но, тем не менее, дает повод отдаленно предполагать это. Наступление нежелательных последствий (в данном случае они касаются порчи и утраты имущества) связано не с действием непреодолимой силы, которая вызывала снисхождение, а с употреблением хмельных напитков как одной из причин утраты (порчи) товара.

Негативное отношение к последствиям употребления дурманящих напитков прослеживается в ст. 114 Псковской Судной Грамоты XV в.: «А кто с ким на пьяни менится чим, или что купит, а потом проспятся и одному исцу не любо будет, ино им разменится, а в том целованиа нет, ни присужати» [12]. Статья признает недействительным договор мены или купли-продажи, заключенный в пьяном виде, если, протрезвев, одна из сторон пожелает его расторгнуть. Законодатель предписывает произвести обмен без всяких затруднительных условий – без присяги [13]. Несмотря на то, что данная норма относится, скорее, к сфере гражданского права, важен сам факт фиксирования в официальных документах Древней Руси влияния опьянения пускай только в сфере имущественных отношений.

Действие алкоголя на человека известно с глубокой древности. На ранних этапах эволюции алкоголь играл роль основного источника энергии. Для вопросов, почему вино действует на организм так, а не иначе, время тогда еще, разумеется, не настало, и потому естественно, люди того времени довольствовались тем, что, подметив несколько симптомов опьянения, могли употреблять вино с поль- зой, как диететическое и лекарственное средство.

Кроме того, применение опьяняющих напитков было неотъемлемым элементом культовых ритуалов. Питейные обычаи, с помощью которых вырабатывались первые механизмы социального регулирования потребления алкоголя основной массой населения, складывались постепенно и прочно внедрялись в сознание.

Памятники древнерусской литературы и права дают основания полагать, что: 1) в российской ментальности, начиная с древности и на протяжении многих веков неизменно присутствует отрицательное отношение к пьянице; 2) само пьянство порицалось как душевный порок; 3) пагубное воздействие на поведение людей «питей» учитывалось при совершении сделок, и не вызывало снисхождения при утрате или порче имущества.