Перекраивая границы: интерпретативизм Р. Дворкина в свете традиционных типологий правового теоретизирования

Л ®

DOI:

В отечественной литературе воззрения известного американского правоведа Рональда Дворкина, как правило, характеризуются с опорой на его «ранние» труды, прежде всего – книгу «О правах всерьез» (1977) [12]. Тем самым оставляются в стороне более поздние разработки автора, связанные с проектом юридического интерпретативизма и, по сути, выступающие одним из элементов «полемического ядра» современной англо-американской философии права и теоретической юриспруденции. Не являясь простым переформулированием своих работ 1960–1970-х гг., интерпретативные идеи Р. Дворкина (выраженные им в «Империи права» (1986) [11] и др.) образуют весьма оригинальную и провокационную модель правового теоретизирования – модель, альтернативную классическим доктринам права и традиционной правоведческой методологии и оказавшую существенное влияние на характер постановки и решения вопросов в современной западной теоретической юриспруденции. В этом плане учет идей Р. Дворкина видится значимым для правовой теории, создаваемой в текущем интеллектуальном контексте и озабоченной состоятельностью и востребованностью своих суждений.

В свете сказанного настоящая статья адресована прежде всего интерпретативной концепции Р. Дворкина и имеет общей целью экспликацию реализуемого им методологического подхода, который не получил системного изложения в «Империи права» и остается дискуссионным в зарубежной мысли. В качестве предметной основы работы используется трактовка «методологической модели» Р. Дворкина, предложенная известным мексиканским правоведом Имером Флоресом [14], ценная стремлением автора соотнести интер-претативизм с системой классических критериев типологии правовых учений. Соответственно, статья будет структурно включать, во-первых, очерк основных идей интерпрета-тивизма Р. Дворкина, во-вторых, квалификацию И. Флоресом интерпретативной методологии Р. Дворкина и ее следствий для (англоамериканской) правовой мысли, в-третьих – оценку обоснованности такой квалификации.

Интерпретативизм Р. Дворкина: основные позиции

Интерпретативная доктрина Рональда Дворкина, как она представлена в его фундаментальном труде «Империя права», включает целый ряд идей положительного и критического плана разной степени общности. Его наи- более важные позиции, соотносящие интерпре-тативизм с классическими концепциями права, можно изложить следующим образом.

Прежде всего Р. Дворкин ассоциирует право не с предзаданными историческими («простыми») фактами – официальными решениями и стандартами, а с системой практик обоснования правовых суждений. По мысли автора, юридическая практика носит прежде всего аргументативный (немеханический, нормативный, институциональный) характер, когда истинность или ложность правовых суждений, как и любых правил в системе, задается самой этой практикой, ее общим смыслом [11, p. 13]. В свою очередь, смысл юридической практики (в отличие от высказываний отдельных ее участников) можно постичь лишь через «конструктивное толкование», связанное с целями / решениями не автора, а интерпретатора и предполагающее «наложение» цели на объект с тем, чтобы представить его наилучшим примером соответствующей формы или жанра [11, p. 52].

Как следствие, настаивает Р. Дворкин, любые правовые суждения не являются чисто описательными или оценочными в отношении права (его истории), но носят комплексный – интерпретативный – характер [7, p. 147]. Отсюда, с одной стороны, судья, разрешающий дело, должен как установить общий смысл прежних решений, так и найти наилучший вариант их применения [7, ch. 5; 9, ch. 7]. С другой стороны, теоретик права, чтобы постичь смысл юридической практики, должен принять в ней участие, вовлекаясь в ее конструктивное истолкование и представляя право в наилучшем свете. Суждения теоретика и практика по природе едины, а теория права выступает общей интерпретативной основой любого юридического решения / вывода [11, p. 90].

На этой основе Р. Дворкин продвигает свою идею «права как целостности». Таковая предполагает, во-первых, обусловленность прав и обязанностей не только прошлыми юридическими решениями, но и лежащими в их основе принципами личной и политической морали [11, p. 96]; во-вторых, сочетание двух принципов «политической целостности»: законодательного принципа, призывающего законодателя к созданию морально непротиворе- чивой совокупности норм, и судебного принципа, предписывающего рассматривать право таким непротиворечивым образом [11, p. 176]; в-третьих, неприятие трактовок правовых суждений как ретроспективных отчетов «конвенционализма» (позитивизма) либо проспективных инструментальных программ «прагматизма» (реализма, экономического анализа права и т. п.), но их понимание как интерпретативных утверждений, которые включают оба таких элемента и толкуют юридическую практику как «разворачивающееся политическое повествование»: «право как целостность» отвергает бесполезный древний вопрос – находят ли судьи право или изобретают его, «мы понимаем правовое рассуждение... лишь постигая смысл, в котором судьи делают и то, и другое, и одновременно не делают ни того, ни другого» [11, p. 225].

«Методологическая модель»интерпретативизма: взгляд И. Флореса

Как отмечалось, в трудах Р. Дворкина фиксируются лишь некоторые черты его методологического подхода, что обусловливает ценность системной экспликации последнего для лучшего понимания интерпретативизма и его вклада в юриспруденцию. В связи с этим представляется интересным опыт решения данной задачи известным мексиканским правоведом, профессором национального автономного университета Мехико Имером Флоресом.

Подходя к анализу «методологической модели» интерпретативизма, И. Флорес обращается к традиционным типологиям правовых теорий, принятым в западной (англо-американской) юриспруденции [2, гл. 1, § 1; 3, p. 1071; 4, § 21–29; 6, ch. 1–2; 15, p. 239]. В числе исходных ученый называет, во-первых, деление правовых теорий на общие и частные (если первые адресованы тому, что присуще всем правовым системам или культурам, то вторые – специфике конкретных систем или культур); во-вторых, деление теорий на описательные / объяснительные и нормативные / оправдательные (если первые отвечают на вопросы о том, что есть право, вопросы о фактах, то вторые – на вопросы о том, чем должно быть право, вопросы о ценностях). На этой основе автор выстраивает систему координат (см. таблицу), в рамках которой возможно определение правовых учений по двум названным параметрам: 1 – общие описательные, 2 – общие нормативные, 3 – частные описательные и 4 – частные нормативные. Кроме того, здесь допускается создание более сложных теоретических комплексов (например, включающих переход от прояснения общих черт правовых систем или особенностей конкретной культуры (1 и 3) к их критике (2 и 4) [4, § 21–29]) и даже объединение всех методологических перспектив (1–4) [14, p. 167–170].

Сосредоточиваясь на отношениях теорий 1-го и 2-го типа, И. Флорес отмечает, с одной стороны, традиционное принятие нормативной / оправдательной позиции классическим юснатурализмом (полагающим, что нормативное исчерпывает содержание и природу права или что право сводимо к прескриптивному: «несправедливый закон законом не является»), с другой стороны – чисто описательное кредо позитивизма Джона Остина, Ганса Кель-зена, Герберта Харта (нацеленного на объяснение «права, как оно есть» в противовес оправданию «права, каким оно должно быть») [14, p. 168–170]. Помимо этого, И. Флорес выделяет по вопросу и ряд более детальных позиций [14, p. 170–172]:

– признание независимости теорий 1-го и 2-го типа, а также строгая приверженность первому из них с допущением о моральном, а не правовом характере нормативного / оправдывающего измерения, а также возможности морально нейтрального или «косвенно оценочного» статуса теории права (жесткий / исключающий позитивизм) [6; 18];

– допущение контингентных отношений теорий 1-го и 2-го типа при подчинении второго типа первому на основе того, что именно право включает отсылки к морали, а значит и его теория сводима к чисто понятийному анализу без нормативных или оправдательных целей (мягкий / включающий позитивизм) [5; 16];

– признание возможности и даже необходимости соединения 1-го и 2-го типа правовых теорий (нормативный позитивизм) [19; 20];

– соединение теорий 1-го и 2-го типа по максиме «несправедливый закон – закон действительный, но извращенный» («слабая» теория естественного права) [13].

Идентифицируя в этом контексте «методологическую модель» Рональда Дворкина, И. Флорес определяет его подход как: а) конструктивный, б) интерпретативный (ар-гументативный), в) оценочный и г) интегративный.

• А.    Конструктивность . По мысли ученого, начиная с рецензии на «Теорию справедливости» Джона Ролза (1973) [12, ch. 6] Р. Дворкин придерживается «конструктивной модели» философствования. Если «естественная модель» презюмирует описание открываемой людьми объективной моральной реальности, воссоздающее базовые принципы путем соединения в верном порядке конкретных суждений (как палеонтолог воссоздает животное по найденным костям), то «конструктивная модель» рассматривает интуиции справедливости как предполагаемые особенности формулируемой общей теории (подобно скульптору, вырезающему животное, наиболее подходящее к случайному набору костей). Такая модель презюмирует не объективные принципы справедливости, а скорее, ответственность людей (или должностных лиц) за сведение конкретных суждений, лежащих в основе их действий, в единую согласованную программу [12, p. 160; 14, p. 173–174].

Б. Интерпретативность . Согласно И. Флоресу, начиная с полемики со Стенли Фишем Р. Дворкин оценивает свой подход как конструктивный и отчасти творческий, при этом интерпретативный, а не изобретательный. Полагая право «интерпретативным понятием», постижимым лишь через «конструктивное толкование» практики, Р. Дворкин, с одной стороны, оспаривает «семантические теории» (прежде всего позитивизм), трактующие право как «критериальное понятие» или

Система правовых теорий

	Описательные / объяснительные	Нормативные / оправдательные
Общие	1	2
Частные	3	4

«понятие естественного вида» с необходимым и достаточными признаками [9, p. 158–163; 10, p. 10–12; 11, p. 31–96]. С другой стороны, он, во-первых, определяет конструктивное толкование как «наложение цели на объект или практику с тем, чтобы представить их наилучшим примером формы или жанра, к которому, как считается, они относятся» – а это требует нахождения «равновесия» юридической практики и ее наилучшего оправдания, что, по И. Флоресу, означает «аргументативный» характер подхода Р. Дворкина [14, p. 175]. Во-вторых, он выделяет три стадии конструктивного толкования: доинтерпретативную стадию, где устанавливаются правила и стандарты, которые обеспечивают предварительное содержание практики, интерпретативную стадию, на которой толкователь определяется с общим обоснованием выявленных ранее главных элементов практики, и постинтерпретативную, или реформирующую, стадию, на которой он правит свое понимание «действительных» требований практики так, чтобы оно лучше служило обоснованию, принятому на интерпретативной стадии [11, p. 66]. В-третьих, правовед настаивает на том, что природа подобного рассуждения скорее интерпретатив-на, чем изобретательна: обоснованию не нужно соответствовать каждому аспекту / особенности существующей практики – соответствие должно быть «достаточным, чтобы толкователь мог видеть, что он толкует практику, а не изобретает новую» [11, p. 66; 14, p. 174–176].

• В.    Оценочность . По И. Флоресу: хотя, на первый взгляд, Р. Дворкин, формулируя идею права как толкования (1982) [7, ch. 5], принижает значение оценки и описания в пользу интерпретации, в итоге становится ясно, что он придерживается морального прочтения практики, требующего отсылок к ценности и даже объективных ценностных суждений. Р. Дворкин, с одной стороны, утверждает: правовые суждения не просто описательны в отношении истории права или оценочны в каком-то оторванном от нее смысле – они «толкуют историю права, сочетая элементы описания и оценки, но отличаясь от обоих из них» [7, p. 147]. С другой стороны, на примере феномена «учтивости» он раскрывает двухэле-ментность «интерпретативной установки». Первый элемент – это допущение, что прак-

• тика учтивости «не просто существует, но имеет ценность, служит определенному интересу, цели, реализует определенный принцип, – короче, что она имеет определенный смысл, – которые можно констатировать независимо от простого описания правил, составляющих эту практику» [11, p. 47]. Второй – это последующее допущение, что требования учтивости не являются необходимо или исключительно тем, чем, как считалось, они были всегда, но «чувствительны к ее смыслу, так что строгие правила должны пониматься, применяться, расширяться, изменяться или ограничиваться этим смыслом». По мере утверждения интерпретативной установки институт учтивости перестает быть механическим («слепым почитанием рунического порядка»): люди начинают стремиться «придать данному институту значение – увидеть его в наилучшем свете – а затем перестроить его в свете этого значения» [11, p. 47; 14, p. 176–177].

Г. Интегративность . Согласно И. Флоресу, если в «Империи права» Р. Дворкин строит концепцию «права как целостности» на идеях непротиворечивости и соответствия [11, ch. 7; 14, p. 177–178], то далее он выходит на более фундаментальный уровень, критикуя общую идею обособленности ценностей – «архимедову» юриспруденцию и эпистемологию: он заявляет интегративную концепцию ценностей (тезис их единства), по которой каждая из них находит место в более общей, интерпретативной и взаимозависимой сети убеждений [9, p. 1, 14–19, 100; 10, p. 158–168]. Таким образом, право в итоге мыслится Р. Дворкиным уже как «политическое понятие» или «раздел политической морали», что смещает акценты с вопроса о взаимодействии права и морали как отдельных систем к вопросу о том, как выделять понятие права, чтобы показать его в качестве особой части понятия морали [9, p. 402–405; 14, p. 177–181].

В итоге, как резюмирует И. Флорес, Р. Дворкин формулирует оригинальную и влиятельную концепцию права с самобытной методологией. Эта концепция размывает границы не только между созданием и применением права, законотворчеством и судом, теорией и практикой, но и между классическими типами правовых доктрин, интегрируя различные (общие и частные, описательные и норматив- ные) методологические возможности в более сложную теоретико-правовую и общефилософскую рамку. Таким образом, она оспаривает не только теорию, но и саму методологию позитивизма как общего описательного и морально-нейтрального учения о праве, а также преодолевает давнюю дихотомию позитивизма и естественного права [14, p. 159–162, 172].

Интерпретативизм как правовая теория: идентификация и следствия

Анализ Имера Флореса фиксирует значимые особенности методологии Рональда Дворкина, а также связанную с ней пробле-матизацию классических делений правового теоретизирования. Однако, во-первых, выделяемые ученым черты интерпретативизма даются «списком», без анализа их взаимоотношений и указания их содержательной основы, порождающей размывание и объединение традиционных методологических позиций. Во-вторых, выделенные черты не соизмеряются с классическими типами правовых доктрин (не говоря о молчании И. Флореса по значимому делению перспектив «участника» и «наблюдателя»), не позволяя четко вписать ин-терпретативизм в сложившуюся систему правовых теорий. В-третьих, рассмотрение концепции Р. Дворкина в свете базовых критериев типологии правовых теорий, по-видимому, дает иные результаты. Доктрина американского правоведа, с одной стороны, не является объединением всех (указанных И. Флоресом) перспектив, с другой – скорее подрывает классические критерии типологизации и, соответственно, ряд вытекающих из нее методологических возможностей. Таким образом, выводы мексиканского исследователя нуждаются в переосмыслении.

Итак, во-первых, можно говорить о раз-нопорядковости выделенных элементов подхода Р. Дворкина: конструктивности, интер-претативности, оценочности и интегративности. С одной стороны, они вполне независимы друг от друга, к тому же интерпретатив-ность как позиция заявляется Р. Дворкиным лишь в 1980-е гг., тогда как иные черты просматриваются у него и ранее (например, в идеях конструктивизма / антиреализма права и морали как социальных институтов [12, ch. 6, 13], укорененности правовых принципов и институциональных обязанностей судей в политической морали сообщества [12, ch. 2–4], в идее права как «бесшовного сплетения» и фигуре вымышленного судьи Геркулеса [10, ch. 4], в сочетании концептуального и нормативного в юриспруденции [12, ch. 1]). С другой стороны, в доктрине интерпретативизма именно идея толкования (авторски понятая) становится теоретической и методологической рамкой, которая объединяет иные черты и перспективы и обусловливает оригинальность позиции мыслителя в правоведческих спорах.

Во-вторых, выделенные И. Флоресом черты скорее вычленяют ряд положений текстов Р. Дворкина, тогда как включение интерпретативизма в систему правоведения требует применения к нему базовых критериев типологии правовых теорий, причем дополненных значимым для современной юриспруденции делением теорий «внутренней» и «внешней» точек зрения. (Такое деление предполагает различение и методо-логизацию перспективы участника , принимающего и использующего правила некоего правопорядка, и наблюдателя , лишь рассуждающего о таких правилах и их практических аспектах с неких обособленных, обычно фактуальных, позиций [15, p. 240– 244]). В этом контексте интерпретативизм Р. Дворкина представляется частной, нормативной / оправдательной теорией «внутренней» точки зрения. Так, доктрина правоведа провозглашается как теория, рассуждающая с позиций участника юридической практики (прежде всего судьи), сосредоточенного на вопросах истинности и обоснованности правовых суждений [8, p. 2097; 11, p. 13–15]. Отсюда ее предметом выступает исторически и национально определенная юрисдикция: «интерпретативные теории по своей природе адресованы конкретной правовой культуре, обычно культуре их авторов» [11, p. 102]. Наконец, будучи частью нормативно-аргументативной юридической практики, ставя и решая задачи установления ее смысла и обоснования суждений о правах и обязанностях, интерпретативная доктрина имеет с необходимостью нормативные притязания [8, p. 2097–2104].

В-третьих, подобная оценка интерпрета-тивизма Р. Дворкина, с одной стороны, говорит не об объединении им различных методологических перспектив в системе базовых теоретико-правовых координат (как утверждает И. Флорес), а скорее, о занятии им особой, более частной, методологической позиции. С другой стороны, данная позиция может считаться весьма радикальной – отвергающей ряд традиционных делений и проектов правовых теорий, а по сути подрывающей саму систему их типологизации. Так, Р. Дворкин оспаривает (значимый для позитивизма и др.) проект «внешней» правовой теории. По мнению правоведа, такой подход либо бесполезен (решает лишь периферийные для юриспруденции задачи, не связанные со смыслом юридической практики и истинностью правовых суждений), либо вообще несостоятелен (необоснованно презюмирует «точку Архимеда», находящуюся вне социальной практики, по сути скрывая свою включенность в морально-политические споры о праве) [8, p. 2097 ff.; 9, ch. 7]. Согласно Р. Дворкину, постижение права как аргумента-тивной социальной практики невозможно без участия в ней, без вовлечения в ее «конструктивное истолкование», без применения здесь собственных представлений о силе и слабости используемых аргументов [11, p. 13–14]. А раз так, становится невозможной как чисто описательная юриспруденция (суждения которой, реконструирующие смыслы практики, должны сочетать описание и морально-политическую оценку), так и общая теория права (стремящаяся найти универсальные признаки крайне разнородных правовых систем с очень разными системами морали и политической идеологии [11, p. 102–103]).

В свете сказанного Р. Дворкин действительно оспаривает подход позитивизма (а равно других учений, принимающих классические методологические границы). Однако, вопреки И. Флоресу, это не означает «преодоления дихотомии позитивизма и естественного права». С одной стороны, при всех аргументах Р. Дворкина его оппоненты выдвинули целый ряд убедительных контрдоводов (альтернативную идею толкования, разграничение моральных и неморальных ценностей теории, плюрализм правовых доктрин и возможность общего объяснения и пр. [6; 17, ch. 6; 18]), сохраняющих в полемическом поле правоведения позитивистскую позицию. С другой стороны, учение Р. Дворкина предлагает «преодоление» сложившейся локализации юснатурализма, ограниченной лишь вопросами должного, давая альтернативное позитивизму описание «права, как оно есть». Между тем, учитывая утверждение мыслителем необходимой связи права и морали, интерпретативизм, по сути, может считаться новой версией теории естественного права [1], переводящей ее классический спор с позитивизмом на методологический уровень.

Выводы

Рональд Дворкин предлагает самобытную правовую доктрину, следуя от оригинальной идеи толкования к формированию интерпретативной (герменевтической) концепции и методологии права и далее к общей пробле-матизации классических делений и типов правового теоретизирования. Провозглашаемая американским правоведом «Империя» действительно перекраивает привычную карту правовых теорий, проводя экспансионистскую политику и вынося весьма радикальные решения относительно статуса традиционных теоретических порядков и территорий. Успешность авторского проекта интерпретативиз-ма – предмет дискуссий. Таковые, однако, не отменяют важный результат построений Р. Дворкина – обоснование серьезного методологического вызова традиционной структуре юриспруденции, обогатившего пространство современной философско-правовой мысли и создавшего новые стимулы для ее развития.