Первая юкагирская повесть Тэки Одулока в контексте литератур народов севера

Поводом для обращения к исследованию первой юкагирской повести стала трагическая дата. Год 2018 — памятный в истории юкагирской литературы. В апреле 1938 г. был расстрелян зачинатель юкагирской литературы Николай Иванович Спиридонов, более известный под творческим псевдонимом Тэки Одулок. В истории юкагирской литературы это имя закреплено в таком написании — Тэки, но на языке вадулов — тундренных юкагиров его имя звучит иначе. Тиэки — так родители назвали своего сына — в переводе означает «белка-летяга». По версии современного юкагирского писателя и поэта Улуро Адо, «родители мечтали, чтобы он вырос славным охотником, сильным и ловким, как сказочный юкагир, передвигавшийся, отталкиваясь, с верхушки одного дерева на другое, словно белка-летяга» [12, с. 65].

Тэки Одулок стоял у истоков не только юкагирской литературы, но и литературы малочисленных народов Севера России в целом. В результате обвинительного приговора имя Тэки Одулока надолго было изъято из литературоведческого обихода и все творчество писателя было отнесено к так называемой «задержанной литературе». Только после посмертной реабилитации Одулока в середине 1950-х гг., благодаря деятельности Лидии Чуковской, написавшей статью «Об одной забытой книге» [13], доброе имя зачинателя юкагирской литературы было восстановлено.

Мысль о необходимости возвращения намеренно «забытой» книги Одулока «Жизнь Имтеургина-старшего» была высказана А. М. Горьким еще в 1930-е гг. В книге «Горький и Якутия» приводятся слова советского классика, посвященные Тэки Одулоку: «Вы, сибиряки, должны помогать писателям малых народно- стей. Край у Вас многоязыкий. Юкагир один хорошую книгу написал — «Жизнь Имтеургина-старшего». Я приехал домой со съезда, взял посмотреть и прочитал всю. А в книге страниц 150. Хороша! До двух часов ночи читал. И поражался: огонь добывают деревянным сверлом <…> А как там все описано! Совершенно неизвестная жизнь открывается перед читателем» [2, c. 85].

Основное содержание этой восхитившей Горького книги — автобиографическое, на что указывают, в частности, А. Пошатаева [11], А. Михайлова [5], а также Г. Курилов-Улуро Адо [12]. О своем земляке-юкагире Улуро Адо пишет: «По рассказам безоленных юкагиров, в голодные зимы, приводившие к массовым голодным смертям целые семьи, такая угроза, как дамоклов меч, нависла и над семьей Атыляхана (отца Н. Спиридонова. — Ю. Х .). Поэтому после одной, особенно трудной зимовки он решил отдать сына Тиэки в батраки русскому купцу, чтобы спасти тем самым его от голодной смерти» [12, c. 268]. Эти драматические события стали основой для сюжета повести Одулока, которая была напечатана в 1934 г. Но ее выходу в свет предшествовала командировка писателя на Чукотку и публикация в 1930 г. очерка «Одулы (юкагиры) Колымского края». Изначально Одулок замышлял трилогию. Вторая часть должна была изобразить жизнь Имтеургина-младшего, но издан был только небольшой рассказ под названием «Имтехай у собачьих людей», который остался незамеченным критикой, в отличие от первой части, изученной достаточно хорошо [4; 3; 9; 7].

Нужно сказать, что юкагирская интонация не потерялась при переводе повести Одулока на русский язык. Юкагирская культура находит свое вербальное выражение в тексте: «Тут Имтеургин неслышно подкрался из-за оленей и накинул ему на рога чаут — длинный плетенный аркан из оленьей кожи»; «”Собаку надо взять, — сказал Имтеургин жене. — В тот раз хорошего песца упустили. Сшей собаке лолоквыт, а то она замерзнет”. Жена взяла шкуру выпоротка и стала прошивать ее толстой иглой» [8, с. 24–25]. Но чаще в повествовании Т. Одулока национальный компонент выражен имплицитно.

Так, Одулок художественно воплощает традиционную для Северян веру в магию Слова, обращаясь к жанру заговора: «Он разгребал снег руками и кричал: “Я — олень. Я вожак. Я снега не боюсь. Вот какой я олень”. Потом посмотрел на оленей и громко сказал: “Олени мои льда не боятся. У них ногти железные, рога — медные, глаза — огненные. Обезножье болезнь их боится, близко не подходит, далеко бежит. Вот. Яккаем!” Он вытащил из-за пояса нож, поднял его над головой и закричал еще громче: “Убью! Забодаю! Волка заколю, обезножье зарежу, чесотке брюхо распорю! Вот! Лучше уходите, моих оленей не трогайте!”» [8, с. 39].

В речи и поведении персонажей повести автор отражает специфику национального мировосприятия, воспроизводя стереотипы речевого поведения юкагиров. Проведение обряда, как правило, сопровождается определенной речевой «формульностью». Формульность заговора Одулок стилизует посредством сохранения его интонационно-синтаксической составляющей: «”Ворон, лети на ветрового шамана, садись, глаза выколи, голову пробей, мозг съешь…”. Но слова не помогали. Тогда Имтеургин выставил волчьи зубы и закричал еще громче: “Волк, беги, ветровому ноги отъешь! Горло ему перекуси, пускай не дует на нас…”» [8, с. 39].

Бытовая речь самого Имтеургина при всей ее индивидуальности обладает национальной спецификой. Речевая кодификация поведения героя обусловлена существующими в культуре данного народа традициями и обычаями (отношение к женщине, обычай гостеприимства, обряд «кормления духов» и др.). Обряд «кормления духа» описан следующим образом: «”Хорошо”, — сказал Имтеургин и засмеялся. Все лицо у него было в крови, только зубы белые. “Ваырган-дух мясо дал. Жирное. Поешь, Ваырган-дух”. Отец положил в светильню кусочек мозга. Потом из-за ворота рубахи достал ольховый сучок, раздвоенный с одного конца. Это и был Ваырган… “Жена, покорми его”. Ваыргана помазали сверху жиром, потом кровью и подержали над огнем» [8, с. 25].

Выход повести Одулока в свет не только ознаменовал начало юкагирской литературы, но и переход юкагирской культуры от устного слова к письменному. Книга Одулока опередила путь развития литератур народов Севера почти на столетие. Однако в автобиографическом повествовании и драматической концовке повести ощутимо влияние литературного авторитета М. Горького — его автобиографической трилогии «Детство», «В людях», «Мои университеты». В связи с этим вопрос о самостоятельности/несамостоятельности первой повести Тиэки Одулока долгое время оставался открытым. В 1996 г. в газете «Литературная Россия» вышла дискуссионная статья известного критика В. Огрызко «Северная рапсодия» [6, с. 11]. В статье утверждалось, что повесть Тэки Одулока есть результат художественного сотворчества юкагирского автора и С. Я. Маршака. Между тем, по воспоминаниям самого Маршака и очевидцев дружеского наставничества крупного писателя, создание повести стало результатом его помощи начинающему автору. Одулок был прекрасным рассказчиком, но красочность, точность и образность его языка мгновенно утрачивались, как только свои рассказы он пытался перенести на бумагу. И тогда Маршак нашел выход: он решил сам записывать устные рассказы Одулока, которые впоследствии обрели целостность и стали основой повести «Жизнь Имтеургина-старшего». Полагаем, что ценность неоднозначного содержания статьи В. Огрызко заключена в том, что он активизирует интерес к творчеству зачинателей литератур малочисленных народов Севера, вносит полемичность в восприятие наследия ее классиков.

Подчеркнем, что первая юкагирская повесть ознаменовала официальное рождение и полноценное функционирование русскоязычной литературы в национальной художественной словесности северян. Бытует мнение, что литература на русском языке не является достоянием литературы того народа, представителем которого является писатель. Эта позиция спорна и чревата отказом от подлинной истории литературы.

Русскоязычная повесть Тэки Одулока — это, безусловно, достояние юкагирской литературы, равно как русскоязычный роман Гамаллила Гантимурова — неотъемлемая часть истории эвенкийской литературы, а русскоязычное творчество нашего современника Еремея Айпина — гордость хантыйской литературы. Одулок также стоял у истоков становления жанровой системы юкагирской литературы и литератур народов Севера. Он обновил жанр социальнобытовой повести, введя в нее трагическое начало. Эта «трагедия быта» поразила в свое время такого искушенного читателя, как М. Горький. Наполненное трагическим содержанием повествование Одулока определило появление через несколько десятилетий поистине бытийных трагедий — романов нивха В. Санги «Женитьба Кевонгов», ханта Е. Айпина «Ханты, или Звезда Утренней Зари», повестей-трагедий эвенков Алитета Немтушкина «Дорога в Нижний мир», А. Лат- кина «Последнее пришествие», ненки А. Неркаги «Молчащий» и других писателей.

Кроме того, творчество Тэки Одулока дало толчок появлению жанра путевого очерка в литературах народов Севера. После командировки на Чукотку Одулок пишет очерк «На Крайнем Севере», который публикуется под редакцией В. Тан-Богораза в 1933 г. В 1990-е гг. в юкагирской литературе появился последователь Одулока — Н. Курилов, из-под пера которого вышла книга путевых заметок «Хай!», где автор поделился с читателем своими впечатлениями о поездке к североамериканским индейцам.

1938 год — особый в истории юкагирской литературы. В этот год – год гибели первого ее прозаика Тэки Одулока — на свет в Олеринской тундре Якутии появился его продолжатель — Гаврил Курилов (Улуро Адо). Улуро Адо — поэт, прозаик, сын последнего юкагирского шамана, который воспринимает родную культуру на глубинном, интуитивном уровне и транслирует этническое наследие юкагиров через художественное творчество.

Прочтение повести Тэки Одулока в контекстно-историческом плане позволяет нам присоединиться к мнению А. В. Ващенко о том, что развитие литератур народов Севера — «это процесс, протекавший и протекающий посреди все новых вызовов выживанию их культур» [1, с. 11]. Стратегия синтеза опыта русской литературы и национальной традиции, использованная Одулоком, определила эстетическое своеобразие юкагирской литературы в целом.