Плагиат: норма или аномалия?

Из письма коллеги в разного рода словарях плагиат толкуется как «присвоение чужого авторства, выдача чужого произведения или изобретения за собственное»; «выдача чужого произведения за свое или незаконное опубликование чужого произведения под своим именем, присвоение авторства»; «выдача чужого произведения за свое или использование в своих трудах чужого произведения без ссылки на автора» [1, c. 511; 2, c. 380; 3, c. 130]. При всех (весьма, впрочем, незначительных) различиях вышеприведенных трактовок, все они – и многие другие – сходятся в одном: плагиат есть присвоение чужого и выдача этого чужого за свое. То есть – кража. То есть – деяние, которое должно быть наказуемым в соответствии с определенным законодательством, в данном случае – законом об авторском праве и/или интеллектуальной собственности.

Terra Humana

Однако законодательство, как известно, нередко существует лишь de jure; что же до положения дел de facto, все чаще приходится в недоумении разводить руками и задавать сакраментальный вопрос: «Есть ли предел?» Предела, похоже, нет, поскольку сложившееся в академической среде по части плагиата положение вещей едва ли не приобрело статус нормы. студенты считают нормой выдавать тексты из Интернета за свои, представляя их как рефераты, курсовые и даже выпускные работы. Аспиранты не видят «ничего особенного» в том, чтобы воспользоваться в статье или диссертации чужим текстом, не сославшись на автора используемой работы. Молодые (и не очень) кандидаты, а случается – и доктора наук не считают нужным ссылаться на авторов весьма пространно цитируемых текстов. Чужой доклад на конференции может стать «своей» статьей – или наоборот (свидетелем и жертвой подобной метаморфозы мне не единожды приходилось быть). «Далее – везде», по известной формуле. самые вопиющие случаи могут стать предметом для широкой дискуссии и поводом для принятия административных мер, но могут и не стать, если пройдут незамеченными. А при нынешней разорванности академического сообщества, обилии изданий и диссертационных советов, с одной стороны, и доступности практически любого текста в интернете, – с другой, второе происходит значительно чаще, чем первое. Ниже – примеры того, как плагиаторы все же оказались уличенными и, хочется надеяться, это обстоятельство имело или будет иметь соответствующие последствия.

в марте сего года известный московский исследователь профессор И.с. Кон на петербургской конференции, посвященной проблемам маскулинности, не без удивления узнал, что глава «Мужские исследования: меняющиеся мужчины в изменяющемся мире», написанная им для весьма солидного и очень известного издания «введение в гендерные исследования» (Харьков; сПб., 2001) распространяется коллегами из ближнего зарубежья, кандидатом философских наук Е.П. Зборовской, кандидатами социологических наук Т.Г. Прохоренко и Г.А. Но-сыревой в качестве их собственного учебного пособия под названием «Некоторые проблемы маскулинности в современном обществе», снабженная, правда, резюме на двух языках и не имеющей отношения к предмету библиографией, чего в оригинальном тексте проф. Кона не было. вероятно, «авторы», а равно и рецензент, доктор философских наук, профессор А.К. Чаплыгин, сочли, что произведенных изменений и дополнений достаточно, чтобы текст из труда профессора Кона превратился в продукт их коллективных интеллектуальных усилий.

Профессор МГУ М.в. Михайлова получила в подарок от доктора филологических наук в.Ю. Прокофьевой (Оренбург) труд под названием «символизм. Акмеизм. Футуризм. Различные модели поэтического пространства в лексическом представлении. Материалы к спецкурсу» (Оренбург, 2003) и обнаружила, что текст главы, посвященной Л.Д. Зиновьевой-Аннибал (раздел «Поэты и поэзия серебряного века. Материалы для нестандартных форм проведения занятий по спецкурсу»), повторяет текст ее, М.в. Михайловой, предисловия к книге Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода» (М., 1999), подготовленной ею к печати и подаренной ею за несколько лет до этого г-же Прокофьевой. Ответный подарок г-жи Прокофьевой можно счесть столь же нестандартным (или стандартным?), как и избранный ею способ изготовления пособия.

Наконец, в июле сего года автор этих строк, получив от издательства «Астери-он» в подарок очередной номер журнала «Общество. среда. Развитие» (2009, № 1), увидела в опубликованной в этом номере статье г-жи с.А. Черкашиной «Культурные центры русской эмиграции в Китае» пассажи, разительно напоминающие текст собственной докторской диссертации, защищенной в 2001 г., и монографии «Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья», изданной в 2003 г. К чести г-жи Черкашиной необходимо отметить, что кое-где пассажи, предложения и фразы были переставлены местами или подвергнуты контаминации, а некоторые слова из «исходного» текста были заменены ее, г-жи Черкашиной, собственными. Так, заимствованные пассажи о специфике русской диаспоры в Берлине/Париже без особого труда превратились в пассажи о русской диаспоре в Китае посредством замены слов «Берлин», «Париж», «берлинский», «парижский» на слова «Харбин», «харбинский/шанхайский» или «китайский», контаминирования и прочих тому попдобных «технологий». При этом предметом плагиата оказались не только слова , но и сама концепция и основные теоретические построения исходной работы, причем процедура была произведена не вполне грамотно, без учета различий рассматриваемых историко-культурных феноменов, в результате чего утверждение автора статьи об оригинальности культуры дальневосточной ветви диаспоры оказывается несостоятельным по самой своей сути¹. вероятно, факт столь «доверчивого» отношения младшей коллеги к моему тексту можно рассматривать как свидетельство справедливости высказанных мною положений и – косвенно – безусловного признания значимости моего исследования для профессионального сообщества. Удивляет, однако, полное отсутствие ссылок на источник заимствований, в результате чего может создаться несколько превратное представление о том, что все запечатленные в тексте г-жи Черкашиной «открытия» принадлежат ей и только ей.

Общество

Разумеется, само по себе использование работ коллег вполне закономерно: в конце концов, мы пишем статьи и книги именно для того, чтобы профессиональное сообщество имело возможность ознакомиться с результатами наших изысканий и размышлений, полемизировать с ними, использовать их в собственных трудах, – но непременно ссылаясь на них. ссылка на предшественника есть не просто необходимый элемент исследовательского инструментария и, как таковой, показатель минимальной академической грамотности, она есть и некий фактор морального/нравственного порядка, равно как и свидетельство о принятии существующих в едином академическом пространстве «правил игры», т.е., о готовности соблюдать определенные законодательные установления. следовательно, заимствование без ссылок является: а) признанием собственной профессиональной несостоятельности, б) серьезным нарушением базовых установлений академической этики, в) наконец, откровенным несоблюдением норм авторского права.

Казалось бы, любой здравомыслящий человек, заботящийся о собственной человеческой и профессиональной репутации, должен едва ли не более всего страшиться обвинений в плагиате и, стало быть, не давать повода для последних. Однако, вопреки здравому смыслу, плагиат процветает. Более того, многие исследователи, избирающие стратегию плагиата (то есть – кражи), вовсе не полагают себя нарушителями каких-либо норм, законов и установлений. Те же, у кого крадут, либо узнают об этом случайно, либо не узнают вовсе: соотношение установленных фактов плагиата к неустановленным, по самым скромным подсчетам, составляет один к десяти.

Причины более чем очевидны. Кроме уже упомянутых обстоятельств сугубо бытийного порядка, весьма значимыми являются факторы порядка этического (вернее – минус-этического): соображения о превратно понятой чести мундира и корпоративной солидарности, например, или нежелание портить отношения с коллегами, или страх навлечь на себя гнев начальства и «инстанций», или практический расчет по принципу «я тебе – ты мне», или просто жизнь по известному речению про хату, которая «с краю».

При этом поражает воображение как изобретательность плагиаторов, так и откровенная циничность подхода. в отличие от словарных определений, учитывающих лишь две формы плагиата – заимствование произведения целиком или его части, – формальная плагиат-парадигма значительно шире: она включает в себя весь возможный спектр присвоения чужого произведения: от банального репродуцирования текста целиком или его части до кражи на уровне идей, концепций и терминологии (не говоря уже о результатах архивных разыс-каний2). в тех случаях, когда факт плагиата является установленным, прибегнувшие к нему объясняют свои действия тем, что заимствованный текст (мысль) им «понравились» и «лучше все равно не скажешь», или недоступностью для них архивных источников (что во многих случаях справедливо, но не оправдывает выдавания чужого за свое), или задают риторический вопрос: «А кому какая разница?», искренно полагая, вероятно, что всем все все равно и, по классику, «все дозволено».

Terra Humana

возможно ли противостоять бедствию? вероятно, возможно, если выступать против него «единым фронтом»: если защищать себя станет не только тот, кто сделался жертвой плагиата, но и академическое сообщество в целом. Инструментов защиты более чем достаточно: письма в редакции соответствующих изданий и академических институций, отказ рецензировать и/или оппони- ровать основанные на плагиате выпускные работы и диссертации, предание каждого случая плагиата широкой огласке, в пределе – создание атмосферы нетерпимости к профессиональной нечистоплотности в научной среде и в общественном мнении (именно так обстоит дело в западном академическом сообществе, в силу чего плагиат распространен в нем не столь широко3). Но все вышеперечисленное суть регуляторы, в основании которых лежит страх, который, как известно, плохой советчик; фундаментом же, как представляется, должны бы стать человеческая и профессиональная совесть каждого и понимание того, что без уважения к себе и к ближнему, без соблюдения основных моральных заповедей человеческое общество как таковое обречено на весьма незавидное будущее.