Полевая экспедиция в Апшеронский район Краснодарского края: новые фиксации

В июле 2015 г. была проведена диалектологическая экспедиция в Апшеронский район, цель которой – приступить к изучению говоров горно-предгорной восточной зоны, одной из 10 лингвогеографических зон Краснодар- ского края [2]. Записи информантов проводились в следующих населённых пунктах Апшеронского района: в ст-цах Кабардинской, Кубанской, Куринской, Лесогорской, Линейной, Нижегородской, Тверской, Ширванской, на хут. Городок, Ерик. Собранные лексика и фразеология были рассмотрены нами в генетических координатах [1, с. 234–249]. Данный подход позволяет определить, являются ли слова, функционирующие в говорах позднего образования, принадлежностью материнской лексической системы, вошли ли они в местный диалект из других языков, непосредственно с ним контактирующих (в нашем случае – из языков народов Кавказа), или представляют собой локализмы, родившиеся «на местной почве». Проведённый анализ продемонстрировал, что большая часть диалектных лексических единиц в говорах Апшеронского района – принадлежность южнорусского диалекта. Между тем удалось записать слова и значения слов, не зарегистрированные в лексикографических источниках. Адекватному толкованию локализмов, выявлению оттенков значения и эмоционально-оценочных характеристик способствуют живой контакт собирателя с информантами, его непосредственное участие в беседах. Среди новых фиксаций можно выделить собственно локализмы и локальные ЛСВ общенародных и диалектных слов. Рассмотрим их более подробно.

Локальные ЛСВ. Глагол вы’кинуть зарегистрирован в говорах Апшеронского района в значении ‘вывесить белье во двор’: Пастира’ла, вы’сушыла фсё. Вы’кинула, праве’трила – и гато’ва (Л.И. Жежель, 1936 г. р., ст-ца Тверская). В СРНГ данное значение не отмечено. В МАС глагол имеет 6 ЛСВ, приведенное диалектное значение, вероятно, развилось на базе 1-го общенародного ЛСВ ‘кинуть наружу, прочь, освободиться от кого-чего-л. как ненужного, выбросить’ [5, т. 1, с. 259].

Широкую дистрибуцию имеет в Апшеронском районе семантический диалектизм гита’ра в локальном ЛСВ ‘сорт жёлтой продолговатой тыквы’: Есть таки’е кабаки’, как называ’ицца, как гита’ра. У галаве’ – там се’мички, а тут то’жы, но тако’е дли’ннае, быва’ет, пады’миш йиво’ ота’к, тибе’ в по’ис. И э’та мя’кать вся, ат хваста’ и да галавы’, там, в галаве’, се’мичик нимно’шка, а то фсё мя’кать. Да, как ани’ кабаки’, мы их «гита’ра» называ’им (Л.П. Плотникова, 1932 г. р.,

ст-ца Кабардинская). Диалектное значение общенародного существительного образовано по продуктивной в говорах метафорической модели бытовой предмет → растение . См., например, в кубанских говорах: бато’г ‘1) кнут в виде длинного ремня на деревянной палке; 2) чаще мн. побеги на огурцах, арбузах’, гле’чик ‘1) глиняный кувшинчик; 2) сорт помидоров продолговатой формы’ и др.

В результате метафорического переноса у общенародного слова гнездо’ развилось локальное значение ‘плацента, детское место’: Ади’н (ребёнок ) нижыво’й нашо’лся… И тот чёрнинький-чёрнинький был, а э’тат ры’жый, и он жэ ш пазадиржа’лся, вот так худо’й, и ка’к-та ш он вот вы’шыл. И сафсе’м вот тут гниздо’ аднаво’, вот тут доуго’ва. Уме’сьти з гниздо’м вы’шыл (А.Я. Горлова, 1932 г. р., ст-ца Тверская). В СРНГ лексема представлена как многозначная. Из 20 зарегистрированных ЛСВ в наших материалах отмечен только один – ‘семья’.

У общенародного глагола игра’ть было записано значение ‘закипать от злости, ревности’. Приведём лексему в высказывании информанта: Муш был ривни’вый. Сидим’ кампа’нией, пе’сни паём. Ага’, ви’жу, што он ужэ’ игра’ит. Ви’жу, што он ужэ’ ме’чицца. А кум заме’тил, шо тот играит. Он иво’ вы’вил в сат. Дава’й йиму’: «Кум, ты чё здуре’л? Ты за што’ куму’ бьёш? Ана’ ш сиди’т сриди’ жэ’нщин, пе’сни паёт, и ты ужэ’играиш!» (В.М. Миляева, 1937 г. р., ст-ца Лесогорская). В СРНГ данный глагол является межсистемным полисемантом, имеющим 17 значений [4, т. 12, с. 67–69], из которых в кубанских говорах бытуют следующие: ‘1) петь (песни); 2) бродить (о жидкости)’. Представляется, что локальный ЛСВ связан со вторым значением по сходству представлений о характере протекания действия.

Диалектизм кво'чка , помимо полидиалект-ных значений ‘1) курица-наседка, 2) курица с цыплятами’, зарегистрирован на Кубани в локальном значении ‘сорт зубчатого лука’. Приведём высказывание, в котором сам информант объясняет внутреннюю форму слова: Кво'чка – зу'бчатый лук. Он на ча'сти распада'ицца, и как у кво'чки цыпля'та – до'льки (ст-ца Чамлыкская Лабинского района). На Кубани лексема в данном значении имеет широкую дистрибуцию. В лесном Апшеронском районе диалектизм функционирует ещё в одном в локальном значении – ‘грибы, растущие скученно’.

Локальный ЛСВ ‘хлопоты, суета’ зафиксирован у существительного колот-ня’ : Палуча’ли ма’ла на вадака’чки. Я вот ни по’мню: два ра’за миня’ли де’ньги по’сли ва’йны или рас? Я ужэ’ забы’ла. Што он получа’л тры’ста рубле’й, а пато’м тры’цать рубле’й. Нули’ убра’ли, шоп ме’ньшы калатни’ бы’ло (М.Т. Матвиенко, 1925 г. р., ст-ца Шир-ванская). Слово колотня’ образовано от глагола колоти’ться ‘ прост. употреблять все силы для достижения чего-л., биться, хлопотать, стараясь сделать что-л.’ [5, т. 1, с. 75] по продуктивной деривационной модели «основа глагола + Н(Я)», ср.: колготи’ться → кол-готня’ , суети’ться → суетня’ и др. В других русских говорах слово отмечено в следующих ЛСВ: ‘1. Болтовня, пустые разговоры. 2. Спор, ссора, раздоры’ [4, т. 14, с. 182].

Накапа’им, крапивы’ туда’, есть – мук’ички чуть сыпну’ть. А ма’сла не’ была, кое-де’ дас-таёт салидо’л и пикли’ (Н.А. Ковалев, 1933 г. р., ст-ца Кабардинская). Второй ЛСВ существительного крапивник связан с первым значением по типу метонимического переноса, соответствующего модели пища → человек, употребляющий эту пищу (см. также в кубанских говорах: мы’нтус ‘1) вкусная еда; 2) человек, любящий вкусно поесть’). Отметим, что в русских говорах у лексемы зафиксировано 7 значений, из которых два номинируют человека: ‘6. О внебрачном ребёнке. 7. Прозвище’ [4, т. 15, с. 169], значения же, связанные с пищей, не зарегистрированы.

Если в курских говорах существительное пы’шка номинирует заносчивую, высокомерную женщину (см.: [Там же, т. 33, с. 206]), то в изучаемых нами говорах этой лексемой называют обиженного, надутого человека: Пы’шкай миня’ называ’ли: я как ото’ рассирдю’сь, наду’юсь, и гаваря’т: «Пы’шка ужэ’ наду’лась» (В.И. Красникова, 1939 г. р., ст-ца Кубанская).

Прозрачной внутренней формой обладает существительное тарахту’шка , записанное в локальном ЛСВ ‘сорт мелких сладких яблок’: Из гру’ш кампо’т вари’ли. Да и бы’ли ш я’блаки тада’. Бальшынство’ сла’ткии. Как называ’ють? «Тарахту’шки» их называ’ють и’ли как? Ани’ как паспе’ють – симина’ тарахтя’ть. Ме’лкии таки’и, из ни’х узва’р харо’шый, пирашки’ харо’шыи (Е.С. Бузулу-кова, 1936 г. р., ст-ца Линейная).

Собственно локализмы. Лексический диалектизм брында’к был записан в следующих контекстах: Брында’к – э’та като’рый нижына’тый, ни симьи’ у ниво’ не’ту. Э’та гуля’щий мужы’к (Е.С. Ковалёва, 1941 г. р., ст-ца Кабардинская); Прыду’ на кла’дбище – мой брында’к весь в цвита’х лижы’ть (Клавдия Ильинична, 1939 г. р., ст-ца Тверская). Брындако’м Клавдия Ильинична, отказавшаяся назвать свою фамилию, иронически называет своего покойного мужа, жизнь с которым сложилась непросто. Он был видным мужчиной, любил хорошо одеваться, выпивать, заводил романы на стороне. Следует подчеркнуть, что информантом сформулированные нами значения ‘1) щёголь, франт; 2) гуляка, любитель женщин’ не дифференцируются. Лока-лизм имеет как структурные, так и семантические отличия от однокоренных слов, зарегистрированных в лексикографических источниках. Так, в СРНГ отмечены существительные бры’нда ‘1. Девушка небольшого рос- та, не отличающаяся умом и ленивая. 2. Капризный, обидчивый человек. 3. Распущенная женщина’ [4, т. 3, с. 218] и бры’ндик ‘1. Щеголь, франт. || Выскочка. 2. Лентяй’ [Там же, с. 218–219], а также глагол бры’ндать ‘бездельничать, мотаться без цели, без нужды; бить баклуши’ [Там же, с. 218]. Лексема бры’ндик в первом ЛСВ зафиксирована в ст-цах Ладожской и Некрасовской Краснодарского края [3, с. 45].

В воспоминаниях многих информантов о тяжелых, голодных годах часто встречались рассказы о лепешках из лесных груш – груша’никах : В лису’ гру’шы сабира’ли, мало’ли их на мясару’пки и нимно’шка туда’ кукуру’знай муки’ дабавля’ли. Кукуру’зу сади’ли и дабавля’ли кукуру’знай муки’. И вот э’та пикли’ липёшки, называ’лись груша’ники. Вот эта я по’мню (Е.Г. Погорелова, 1941 г. р., ст-ца Лесогорская); Мы ищо’ вот чем пита’лыся. В лису’ гру’шки, о’чинь мно’га бы’ла. Сабира’лы, харо’шыи такы’и бы’ли, лёжаныи. Харо’шыи, спе’лыи-спе’лыи гру’шы. Пато’м их распа’рывали у пе’чки. И тада’ на мясару’пки, у каво’ есть мисару’пка, у каво’ нима’ – талку’шкай, и чуть-чуть муки’чки, паваля’им, паваля’им, и называ’лись груша’ники. Или картапля’ники. Карто’шку то’чна так жы чуть-чуть в муке’ паваля’им. Картапля’ники. Из карто’шки. А з груш – груша’ники. Э’та вро’ди как хлеп вро’ди (М.Т. Матвиенко, 1925 г. р., ст-ца Шир-ванская); Груша’ныкы называ’лы, груша’ныкы э’ти… Груш нава’рят, на’да чуть груш, таки’ катле’ты вро’ди наде’лають – груша’ныкы пекли’ (Н.Н. Перепелица , 1924 г. р., ст-ца Нижегородская). В СРНГ лексема отсутствует. Словообразовательная модель «основа производящего существительного + -АНИК» является для говора Апшеронского района достаточно продуктивной, ср. жегуча’ник ‘лепёшка из крапивы’, картопля’ник , картофля’ник ‘картофельная лепёшка’, крапивя’ник ‘лепёшка из крапивы’, фасоля’ник ‘лепёшка из фасоли’.

Копни’к ‘коршун’. Капни’к – ко’ршун бальшо’й. В аснавно’м на капна’х сиди’т, иво’ так и назва’ли капни’к. Сиди’т на кап-не’ и рассма’триваит, где гадю’ка, где што. Лита’ит, рас – гадю’ку пайма’л. Он здаро’вый (Н.А. Ковалёв , 1933 г. р., ст-ца Кабардинская). Прозрачная внутренняя форма слова раскрывается в рассказе самого информанта. Словообразовательная модель является достаточно продуктивной: «основа производящего существительного + -ИК».

Локальные ФЕ. Вы’ходец с жизни : Ви’ктар Гаври’лыч (В.Г. Захарченко, руководитель Кубанского казачьего хора) гавари’т: «Абиза’тильна э’ту пе’сню по’йти». Мы йиму’ напе’ли и гавари’м: «Э’ту ни на’да. За жы’нку». А он гавари’т: «На’да-на’да, как ра’ньшы бы’ла, так и на’да». Он жы вы’хадиц с э’тай, ж жызни (В.П. Перова, 1930 г. р., ст-ца Кубанская). Устойчивое выражение синонимично общенародному выражению «человек из народа», им называют того, кто познал тяжёлую жизнь простых людей на собственном жизненном опыте.

А/Обо’рку приши’ть ‘сделать аборт’. Што’бы при де’тях ни гавари’ть слов по’шлых, гавари’ли не «або’рт зде’лала», а «або’рку пришы’ла». Ана’ або’рку пришы’ла (Н.В. Гвоздев, 1952 г. р., ст-ца Кубанская). Устойчивое выражение является эвфемизмом. Построено на созвучии слов або’рт и о[а] бо’рка .

Расти’ на чи’стой душе’ ‘расти в почве, не обработанной химикатами’: Щас атра’влина фсё, фся атмасфе’ра. Щас мы ни жывём, а му’чимся. Туды’-сюды’ – ужэ гарба’тый. Щас маладёш ху’жы, чем ста’рыи. О’чинь ани’ заражо’нные фсе по’лнастью. Ра’ньшы э’тай хи’мии не’ была. Сича’с вон хлеп пасе’ят, ско’ка ани’ туда’ удабре’ния тра’тят. А тада’ ш хле’бушык рос на чи’стай душэ’. Никако’во химика’та, ничёго’ ш ни дава’ли. И хлеп был ад душы’. А щас вон вазьмёш бу’лку, да в рот иё ни вапхнёш (Н.А. Ковалёв, 1933 г. р., ст-ца Кабардинская). Вероятно, земля, почва в сознании носителей диалекта обладает душой, чистая душа – почва, не загрязнённая химическими удобрениями.

В ст-це Кабардинской было записано устойчивое номенклатурно-терминологическое словосочетание неве’ста в капроне , которым здесь называют садовое растение – спирею белую (Spiraea). Эту номинацию куст получил благодаря пышным белым цветам: Де’рива бе’лым цвитёть, называ’им «ниве’ста в капро’ни». Ве’тки таки’и, как вино’к у ниве’сты. Ана’ пахо’жа на ба’рыню .

Фиксация локализмов, записанных полевым методом, подтверждает, что важнейшим источником новых сведений о жизни слова на территории распространения говора являются диалектологические экспедиции. Они дают уникальную возможность изучения языка малой родины в естественных условиях его бытования. Собранный диалектный материал демонстрирует локальное своеобразие говоров Апшеронского района. Наличие локализмов подтверждает, что кубанские говоры, несмотря на так называемую «вторичность», проходят в русском диалектном континууме свой самостоятельный путь развития.