Политико-идеологическая работа по привлечению и закреплению демобилизованных воинов к заселению территории Дальнего Востока СССР в начале 1930-х гг.

Конец 1920-х - начало 1930-х гг. - переломный период в социально-экономическом развитии СССР. Главной целью политики правительства страны являлось обеспечение социальной, экономической и военной безопасности советского социалистического государства. В связи с этим Дальневосточный регион рассматривался Москвой как стратегически важный, имеющий большое народно-хозяйственное значение и обладающий значительным экономическим потенциалом.

Центральное и региональное руководство страны связывало перспективы развития дальневосточной экономики с завозом рабочих, служащих, крестьян из центральных районов страны, так как недостаток кадров на Дальнем Востоке являлся проблемой развития экономики в большей степени, чем в других территориях государства. Особенно остро стоял вопрос замены иностранной рабочей силы отечественной. С учетом пограничной специфики региона количественный и качественный социально-демографический контроль над Дальневосточным краем (далее - ДВК [2]) носил прежде всего политический характер. Все миграционные процессы, как и экономические, так и социальные, которые проходили на Дальнем Востоке, были строго директивными.

В заселении края особое место занимало начавшееся в 1930 г. оседание демобилизованных красноармейцев, краснофлотцев и служащих погранвойск НКВД, служивших на Дальнем Востоке. Годы службы в этом регионе давали им возможность хорошо ознакомиться с его разнообразными богатствами и перспективами развития. Эта категория поселенцев, прошедшая должную военную и идеологическую подготовку, считалась надежной и необходимой. Тем более что армия и флот являлись на Дальнем Востоке не только боевой, но и большой созидательной силой. Именно в этом была одна из особенностей социальной политики в регионе. Из демобилизованных создавались новые колхозы, которые должны были служить примером развития коллективизации в сельском хозяйстве данной территории. Вместе с тем среди демобилизованных многие имели различные производственные квалификации, что в свою очередь являлось источником некоторого пополнения рабочей силы городов [3, с. 124].

Еще с конца 1920-х гг. на Дальнем Востоке армия была тесно связана с сельским хозяйством. Ее подразделения оказывали активную шефскую помощь колхозам в ремонте сельхозтехники, в посевных и уборочных мероприятиях. Политуправление Особой краснознаменной Дальневосточной армии (далее - ОКДВА) развернуло широкую работу среди воинов, увольняемых в запас, чтобы привлечь их к труду в создаваемых колхозах и к укреплению колхозов существующих. По инициативе политуправления ОКДВА в декабре 1929 г. в Хабаровске состоялось собрание уволенных в запас воинов, на котором присутствовало руководство краевых партийных, советских и хозяйственных организаций. Звучали призывы активно включиться в процесс перестройки дальневосточной деревни, развернуть классовую борьбу с противниками коллективизации и т. д. Выступая от имени демобилизованных красноармейцев, Н. Гавриленко заверил собравшихся: «Мы едем на второй фронт, на фронт жестокой классовой борьбы, здесь мы не будем отдыхать. Мы будем застрельщиками социалистических соревнований, ударниками, такими, какими нас воспитала Красная армия» [4, с. 146-147].

По распоряжению крайкома ВКП(б) среди военнослужащих ОКДВА, флота, погранвойск НКВД проводилась большая политическая и разъяснительная работа. В воинские части направлялись агитаторы из числа местных жителей, представлявших хозяйственный и партийный актив. Они рассказывали военнослужащим о богатствах и перспективах развития Дальнего Востока, о льготах и возможностях для переселенцев и т. д. Для того чтобы заинтересовать родных и близких демобилизованных воинов переехать в ДВК, командование частей направляло им агитационные письма и литературу. Стремясь обеспечить высокие темпы переселения, Второй пленум крайкома ВКП(б) обязал все общественные организации принимать срочные меры по устройству красноармейских переселенческих колхозов, по обеспечению их первоочередным снабжением [5].

В воинских частях для подлежащих мобилизации были открыты курсы по подготовке колхозных работников, на них, как правило, зачислялись те, кто был призван в армию и на флот из сельской местности. Учащиеся получали знания по севообороту, агрокультурным мероприятиям, устройству и ремонту узлов и агрегатов машин и тракторов и т. д. Широкая агитационная кампания сопровождалась периодическим посещением красноармейцами колхозов для предварительного ознакомления с трудовыми и бытовыми условиями жизни в них.

Начало красноармейскому сельскохозяйственному переселению положило Постановление реввоенсовета СССР от 30 января 1930 г. «Об участии Красной армии в колхозном строительстве страны». В нем содержалось указание на необходимость создания красноармейских колхозов на Дальнем Востоке. 1 февраля 1930 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О льготах для демобилизованных красноармейцев, переселяющихся на Дальний Восток», согласно которому бывшим воинам и членам их семей бесплатно предоставлялся проезд до места вселения, также их снабжали продовольствием и промышленными товарами. Ссуда красноармейским колхозам (по сравнению с остальными) была выше на 15 % [6, с. 69].

Несмотря на прямую заинтересованность в формировании красноармейских колхозов и коммун, многие ответственные местные партийные и советские органы власти формально относились к данному мероприятию. Политико-пропагандистская и организационная работа, которая должна была постоянно проводиться с переселенцами, отсутствовала или была пущена на самотек, что приводило к отказу от переселения. Так, в докладной записке организационного отдела ПУ РККА (Политическое управление Рабоче-крестьянской Красной армии) начальнику ПУ РККА Я.Б. Гамарнику о результатах вербовки и переселения красноармейцев на Дальний Восток в 1931 г. мы находим: «Вербовщики рабочей силы разных предприятий и строек перехватывают красноармейцев-колхозников на свои работы. Не только низовые организации, но, например, в Наркомземе Украины некоторые ответственные работники заявляли: «Зачем нам посылать на Дальний Восток, у нас есть свои пограничные колхозы». Или другой факт: в 18-м артполку 3 инициативных комсомольца сколотили вокруг себя группу красноармейцев в 30 чел. для поездки в колхозы Дальнего Востока. Приехав в Москву (домой) они зашли в ЦК ВЛКСМ, в отделе кадров им сказали: «Зачем едете в колхозы Дальнего Востока? Кузбасс важнее, нате вам путевку на руководящую работу в Кузбасс». Теперь группа разваливается, раз инициаторы не едут - и остальные отказываются» [7, с. 206-207].

Оставлял желать лучшего подбор красноармейцев-переселенцев, проведенный политическим органами в частях. Несмотря на неоднократные указания о недопустимости преувеличения и приукрашивания условий переселения на Дальний Восток, часто наблюдались чрезмерные обещания особых благ для красноармейцев, которых переселенцы при приезде не могли получить. Главным было завербовать как можно больше «желающих», чтобы отчитаться в выполнении плановых показателей по набору. Отсутствие индивидуального подхода к вербовке демобилизованных приводило к тому, что среди них попадались люди, ничего общего не имеющие с сельским хозяйством, а иногда и провинившиеся красноармейцы, для которых согласие на переселение сопровождалось освобождением от ответственности. Так, в частности, в докладной записке о состоянии организационной партийно-массовой работы в переселенческом красноармейском колхозе им. 30-го Череповецкого полка Гродековского района Приморской области говорится: ««...Отмечается большая засоренность коммуны классово-чуждым элементом, кулаками и подкулачниками. Они были завербованы и доставлены в коммуну под видом близких родственников красноармейцев. Бюро партячейки красноармейского колхоза им. 30-го Череповецкого полка на заседании от 02.01.1932 г. отмечало, что с эшелоном прибыла группа с явно рваческими настроениями, часть из них с уголовным прошлым, навербовано не из семей красноармейцев» [8, л. 40].

Строительство красноармейских переселенческих колхозов в большинстве случаев было пущено на самотек, проходило без повседневного руководства со стороны районных партийных и советских организаций. Партийная прослойка в колхозах была очень малочисленна, что отрицательно сказывалось на ходе колхозного строительства. Среди переселенцев, которые прибывали вместе с демобилизованными красноармейцами, был значительный процент кулаков, в особенности приехавших с Украины и Северного Кавказа. Именно они, играя на материально-бытовых трудностях в отсутствие партийно-массовой разъяснительной работы, проводили среди красноармейцев агитацию за уход из колхоза и обратничество. Вместе с тем в колхозах также отмечались безответственность, разгильдяйство, неприкрытые хищения и т. д. [9, л. 236-237].

Массово-политическая работа в красноармейских коммунах и среди рабочих, занятых на строительствах, почти отсутствовала. Зачастую партийные ячейки и правления коммун в целях обеспечения ударных мероприятий или же в борьбе с нездоровыми настроениями у части коммунаров подменяли массовую работу администрированием. Отсутствие политической и массово-разъяснительной работы при чрезвычайно плохом снабжении промтоварами и продовольствием, при расшатанной трудовой дисциплине и плохой организации труда приводило к росту недовольства у многих коммунаров. Так, коммунар тов. Черноусый (коммуна «Пограничник», Покровский район Приморской области), обращаясь к приехавшему уполномоченному по переселению тов. Сологубу, спрашивал: «Почему до сих пор не отпущено кредита на обмундирование? Красноармейцы раздеты, что принесли из армии - износили, нет ничего удивительного, что красноармейцы против своей воли вынуждены будут дезертировать из коммуны». Коммунар тов. Пульковский говорил: «Находясь в армии, видел плакаты и фотоснимки и читал газету, в которой описывалось положение коммуны, и когда все это смотрел, то думал, что в коммуне не житье, а рай, но на месте совсем другое. Нас обманули» [10, с. 756-757].

Красноармейцы-переселенцы вследствие отсутствия приспособленных для проживания помещений размещались по домам, изъятым у кулаков, по всему селу на значительном расстоянии друг от друга. При таких условиях хозяйственное, культурно-бытовое и пропагандистское обслуживание еще больше ухудшалось. Пользуясь отсутствием политико-пропагандистской работы и разобщенностью среди коммунаров, кулаки и подкулачники входили в их доверие и распространяли всевозможные слухи о частых неурожаях, стихийных бедствиях и тяжелых условиях ведения сельского хозяйства на Дальнем Востоке, и это порождало настроения к уходу на производство или в колхозы, где были более благоприятные условия труда и быта [11, л. 41].

Партийные ячейки переселенческих красноармейских колхозов не мобилизировали работников на преодоление социально-бытовых трудностей, не давали отпора старым кулацким настроениям и не боролись с текучестью в колхозах и коммунах. Нередко коммунисты своим примером показывали, как надо «работать» и уходить из колхоза. Так, только «с 1931 по 1932 г. из коммуны колхоза им. 30-го Череповецкого полка дезертировало 36 коммунистов и до 20 человек разошлись по различным партийным и хозяйственным районным организациям и учреждениям. Из 21 партийца только 4 на производстве, тогда как остальные работают по различным конторам. Есть отдельные случаи невыходов на работу членов ВКП(б) и комсомольцев. Имеют место выступления отдельных коммунистов против хлебозаготовок, так как планы хлебосдачи, по их мнению, нереально завышены. Политический уровень коммунаров крайне слаб из-за отсутствия партийно-просветительской и политико-идеологической работы. Авангардной роли комсомольцев и коммунистов в ударничестве не чувствуется» [12, л. 42, 55].

В материалах проверки состояния партийно-массовой работы переселенческих красноармейских колхозов им. Буденного, им. 3-го полка связи, им. 14-й кавдивизии, им. 30-го Череповецкого полка от 05.04.1933 мы находим что, «культурно-воспитательная и политическая работа среди колхозников отсутствует. Нет ни клуба, ни красного уголка, библиотеки, читальни и даже мест, где можно проводить общие собрания. Партийно-просветительская работа отсутствует. Есть передвижной киноаппарат, но из-за отсутствия кинофильмов последний бездействует...» [13, л. 51-52].

Следует отметить, что в результате указанных выше недочетов в части отсутствия должной политико-идеологической массово-разъяснительной работы, а также в связи с агитацией антисоветского элемента фиксировалось массовое недовольство красноармейцев своим положением в переселенческих колхозах. Местные органы власти недооценивали значение политикоидеологической работы среди переселенцев, считая ее малоэффективной.

Таким образом, самоустранение местных партийных и советских органов от реализации политико-идеологических задач государства в деле укрепления колхозного строя, налаживания контактов между старожилами и переселенцами, мобилизации у трудовых резервов чувства долга, желания приложить свои силы для развития народного хозяйства Дальневосточного региона значительно осложняло и замедляло построение красноармейских переселенческих колхозов и коммун. Однако возникавшие трудности не останавливали государственные органы в проведении настойчивой политики переселения, которое, по их мнению, способствовало не только росту численности жителей региона, но и военно-оборонному укреплению восточных рубежей страны, поскольку создавало значительный резерв для армии и флота.

Ссылки и примечания:

• 1.    Исследование выполнено при поддержке ДВФУ, проект № 14–08–05–2_и.

• 2.    Дальневосточный край (ДВК) – административно-территориальное образование на территории СССР с 1934 по 1938 г. В его состав входили области: Приморская, Уссурийская, Хабаровская, Еврейская Автономная, Амурская, Нижнеамурская, Зейская, Камчатская, Магаданская, Сахалинская.

• 3.    Пермякова О.П. Деятельность Приморской краевой партийной организации по заселению края в предвоенные годы (1938–1941 гг.) // Ученые записки. Т. 7. Ч. 1. Владивосток, 1965. С. 124–133.

• 4.    Песков В.М. Военная политика СССР на Дальнем Востоке в 30-е годы XX века. Хабаровск, 2000. 348 с.

• 5.    Тихоокеанская звезда. 1930. 5 окт.

• 6.    Вологдина Е.С. Сельскохозяйственные переселения на российский Дальний Восток в 30-х годах XX века // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 10 (191). История. Вып. 39. С. 68–73.

• 7.    Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Т. 65. 1927–1939: Документы и материалы. В 5 т. / Т. 3. Конец 1930–1933 / под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2001. 1008 с.

• 8.    ГАПК (Государственный архив Приморского края). Ф. 1. ОП. 1. Д. 88. Л. 40.

• 9.    Там же. Д. 157. Л. 236–237

• 10.    Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4-х т. Т. 3. 1930–1934 гг. Кн. 1. 1930–1931 гг. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М., 2003. 864 с.

• 11.    ГАПК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 88. Л. 41.

• 12.    Там же. Л. 42, 55.

• 13.    Там же. Л. 51–52.