Понятие "муж" и его отражение в диалектологическом атласе уральских языков, распространенных на территории Ямало-Ненецкого автономного округа

Целью данной статьи является рассмотрение принципов наименования отдельных категорий родственников на примере понятия «муж» (в значении «супруг» – мужчина, состоящий в браке) и способы нанесения на лингвистические карты семантических признаков, актуальных для их именования.

Материалом для исследования послужили данные по четырем уральским языкам, распространенным на территории Ямало-Ненецкого автономного округа: двум финно-угорским (хантыйскому и коми-зырянскому) и двум самодийским (ненецкому и селькупскому), – собранные в результате полевых исследований этих языков. На карты нанесен материал, собранный в следующих населенных пунктах: по ненецкому языку ‒ Антипаюта, Сеяха, Яр-Сале, Яроно (запись речи информанта ‒ носителя говора с. Яроно проводилась в г. Салехард); по хантыйскому языку ‒ Белоярск, Шурышкары, Азовы, Овгорт; по селькупскому языку ‒ Сидоровск, Красно-селькуп, Толька (Красноселькупский р-н ЯНАО), Толька (Пуровский р-н ЯНАО), Часелька, Быстринка, Киккиаки, Ратта; по коми-зырянскому языку ‒ Самбург, Нори, Белоярск, Харсаим, Шурышкары, Восяхово, Мужи, Горки. Были использованы также данные из опубликованных источников, позволяющие уточнить значение и функционирование соответствующих слов, но не имеющие точной географической адресации, поэтому не нанесенные на карты.

Особенностью социолингвистической ситуации на территории Ямало-Ненецкого автономного округа является соседство языков, носители которых исконно проживают на данной территории на протяжении длительного времени (ханты, ненцы, селькупы), а также наличие коми-зырянского языка, носители которого пришли на данную территорию значительно позднее (основная волна переселения относится к первой трети XIX в. [Жеребцов, 1982; Повод, 2006]) и в разных зонах своего расселения соседствуют с хантами и ненцами, что отражается на особенностях местных диалектов, в значительной мере подверженных влиянию языков соседей – разному в разных контактных ареалах.

Особенности терминологии родства определяются принадлежностью к описательному или классификационному типу родства. В описательных системах каждый родственник обозначается специальным термином или комбинацией терминов, поэтому каждое лицо имеет свое обозначение (например, отец , мать , брат , сестра , двоюродные брат , сестра и т. д.). В классификационных системах различаются не отдельные родственники, а их «классы»: «отцы», «матери», «мужья», «жены», «братья», «сыновья» и т. д., при этом один и тот же термин употребляется одновременно по отношению к нескольким родственникам, находящимся в разных степенях родства.

В хантыйском языке довольно последовательно представлена классификационная система терминологии родства. Это отражается в совпадении именований: эви ‘дочь’ и ‘девочка’, пŏх ‘мальчик’ и ‘сын’, ики ‘мужчина’ и ‘муж’, ими ‘женщина’ и ‘жена’ и др., которое свидетельствует о том, что на ранних этапах группового брака все мальчики и девочки считались одновременно детьми всех мужчин и женщин. Классификационные признаки прослеживаются также и в делении близких родственников на старших и младших: яй ‘старший брат’, апщи ‘младший брат’. Хантыйская система родства носит «скошенный» характер, т. е. одним и тем же термином называются родственники из разных поколений: яй ‘старший брат ego’; младший брат отца, если он старше ego’. Различаются термины для родственников по линии отца и матери, мужа и жены: аңкаңки ‘бабушка по материнской линии’, щащи ‘бабушка по отцовской линии’.

В ненецком языке прослеживаются лишь отголоски классификационной системы родства [Куприянова, 1954. С. 164–165], они обнаруживаются в именовании одним и тем же словом ню (‘ребенок’) как девочек, так и мальчиков и в совпадении значений ‘ребенок’ и ‘сын / дочь’, типичном для классификационных систем. В обозначении близких родственников также сохраняется деление на старших и младших: няба ‘старшая сестра’, папа ‘младшая сестра или брат’. Элементы «скошенной» системы родства прослеживаются в том, что одним и тем же термином называются родственники из разных поколений: няка ‘старший брат, младший брат отца’. Однако нет четкого противопоставления рода отца и рода матери: одним и тем же термином хада называется бабушка по отцу и по матери . Таким образом, отмечается усиление признаков описательной системы родства для ненецкого языка.

В исследованиях по селькупскому языку отмечается смешанный характер терминологии родства и свойства: «Селькупская терминология родства имеет исключительно классификационный характер, в то время как среди терминов свойства встречаются описательные термины» [Кузнецова и др., 1980. С. 88]. Для селькупской системы родства релевантными оказываются следующие противопоставления:

• •    по поколениям: ильча ‘дед’ – ǝсы ‘отец’ – ия ‘сын’ (но также ‘ребенок’, а за пределами поля родства и свойства – еще и ‘мальчик’) – кəтсан ‘внук’;

• •    по полу родственника: ильча ‘дед’ – имыля ‘бабушка’; əсы ‘отец’ – əмы ‘мать’; тiмня ‘брат’– неньня ‘сестра’; ия ‘сын’ – няля ‘дочь’; однако в поколении потомков противопоставление по полу стирается: кəтсан – это не только ‘внук’, но и ‘внучка’;

• •    по возрасту внутри поколения противопоставление работает только в поколении родителей: старший брат отца называется так же, как отец отца, т. е. дед ( ильча ), а младший брат отца – как брат ( тiмня );

• •    по полу промежуточного родственника и т. д.

Описательные термины встречаются только в системе свойства: əсыль ира ‘свекр’ (букв.: ‘отцовский мужчина’), əмыль има ‘свекровь’ (букв.: ‘материнская женщина’). Следует отметить, что часть терминов родства и свойства, зафиксированных у тазовских селькупов в 1970-е гг., сегодня уже забыты (например, тiтä ‘младший брат матери’), другие сохранились в памяти только пожилых носителей языка, например: оня ‘старшая сестра мужа (золовка) или жены (свояченица)’; ‘жена старшего брата (невестка)’; кəрмä ‘старший брат жены (шурин)’; ‘муж старшей сестры (зять)’. Иногда термин опознается, но носитель языка не может описать его значение.

Для коми-зырянского языка отмечается преобладание признаков описательной системы родства, которая проявляется в том, что термины со значением ‘мальчик’ и ‘сын’, ‘девочка’ и ‘дочь’ совпадают не во всех случаях, ср.: ныы ‘девочка, девушка, дочь’ vs зон и детина ‘мальчик, парень’ – пи ‘сын’; нет деления близких родственников на младших и старших: одинаково именуются старшие и младшие братья и сестры ( вок ‘брат’, чой ‘сестра’); нет признаков «скошенной» системы поколений: термины ‘старший брат’ и ‘младший брат отца’ не совпадают: ыджыд вок ‘старший брат’ (букв.: большой брат) – дядь ‘дядя’. Кроме того, зафиксировано большое количество заимствований из русского языка, в том числе типологически значимых, например, баб ‘бабушка’, дед ‘дедушка’ и др.

Для исследуемых языков выделяются следующие основные стратегии для обозначения понятия «муж» 1:

• 1)    перенос значения типа «физическая сфера (пол) → социальная сфера (приобретенное родство)»: мужчина → муж;

• 2)    перенос значения типа «физическая сфера (пол и возраст) → социальная сфера (приобретенное родство)»: старик → муж;

• 3)    перенос значения типа «социальная сфера (дружеское общение) → социальная сфера (приобретенное родство)»: друг, товарищ → муж.

Во всех языках действует основная, наиболее распространенная тенденция для обозначения понятия «муж», однако в качестве дополнительных фиксируются и другие стратегии из данного списка.

В хантыйском языке основной является стратегия переноса «мужчина → муж», однако возможен также перенос типа «товарищ → муж». В ненецком языке основная стратегия развития этого значения «старик → муж», маргинальными являются «мужчина → муж» и еще более редкая «друг → муж». В селькупском отмечаются все три названные стратегии, однако последняя оказывается периферийной: «мужчина → муж», «старик → муж», «друг → муж» (последняя стратегия зафиксирована только для Пуровской Тольки и Быстринки). В коми-зырянском языке фиксируется несколько стратегий, различающихся для разных ареалов: «мужчина → муж» (повсеместно), «старик → муж» (Харсаим, Самбург), «друг → муж» (Мужи, Восяхово, Белоярск, Харсаим, Самбург) (рис. 1).

Рис. 1

Таким образом, основными источниками для наименования человека по признаку «приобретенное родство» являются три параметра: биологический пол (мужчина / женщина), возраст (старик / старуха) и дружеское общение (товарищ / друг).

Модель переноса «мужчина → муж» представлена во всех языках. В хантыйском лексема ики имеет два значения ‘мужчина’ и ‘муж’ и представляет основную модель именования этого понятия. В северных селькупских говорах эта модель употребляется повсеместно, причем перенос значения, как и в хантыйском, часто сопровождается оформлением основы посессивными показателями: ира ‘мужчина’ - ира-м , ира-л , ира-ты ‘муж мой, твой, ее’ (букв. ‘мой, твой, ее мужчина’). Селькупское ira является наиболее распространенной моделью во всех населенных пунктах. Для ненецкого языка употребление слова хасава ‘мужчина’ в значении ‘муж’ достоверно зарегистрировано в Самбурге, это возможная, но не широко распространенная модель. Употребление слова хасава в значении ‘муж’ фиксируется также и в населенных пунктах Яроно, Гыде, Антипаюте. В опубликованных Е. Т. Пушкаревой текстах из Ныды понятие «муж» регулярно передается словом хасава . Интересен комментарий информантки из пос. Новый Порт, которая для обозначения понятия «муж» сначала употребила слово хасава , но потом засомневалась и пояснила, что так скорее можно сказать о любовнике, а о муже, независимо от возраста, все же правильнее говорить вэсако (букв.: старик).

В коми-зырянском языке употребление слова мужык в значении ‘муж’ регистрируется повсеместно.

Модель переноса «старик → муж» можно считать основной для самодийских языков, она широко представлена как в ненецком, так и в селькупском языках, при этом для ненецкого она является основной. Лексема вэсако ‘старик’ регулярно и повсеместно употребляется в значении ‘муж’. Селькупское слово ираӄота ‘старик’ ² также повсеместно употребляется для обозначения понятия «муж», наряду с существительным ира ‘мужчина’, и регулярно оформляется соответствующим посессивным показателем: ирауота-мы, ирауота-л, ирауота-ты ‘муж мой, твой, ее’. В хантыйском языке такое употребление как регулярное и повсеместное не отмечено. В коми-зырянском языке эта стратегия возможна для районов контактирования с ненцами. В материалах из с. Самбург встречается употребление слова тарик (> рус. старик ) в значении ‘муж’³, ср., например: Менам тарике тон скоралэ ‘Мой муж сегодня сердится’; Кылан, тарикыд локтэ! ‘Слышишь, муж твой едет!’. Существенно, что такие примеры записаны как от пожилых информантов, так и от людей в возрасте 45‒50 лет. Обсуждение этих данных с носителем из с. Мужи показало, что в мужевском говоре такое употребление известно, но допустимо скорее для людей старшего поколения, в речи которых слово старик сдвигается уже в характеристику по возрасту. Для других коми-зырянских говоров, по данным [ССКЗД, 1961. С. 346; КСК, 2014. С. 425], подобная полисемия слова старик / тарик не отмечалась, а носитель литературного коми языка в возрасте около 40 лет, которому был задан вопрос о таком употреблении, ответил, что его жена не называет его стариком. Оказывается, тем самым, что в коми-зырянском языке сдвиг с наименования по возрасту в наименование супруга возникает в говорах, контактных с ненецким языком, где распространен такой же сдвиг (ср. также его фиксацию в близкородственном энецком языке в [Сорокина, Болина, 2009. С. 86]). Поэтому можно предполагать здесь калькирование ненецкой модели полисемии.

Перенос «товарищ, друг → муж» встречается в хантыйских и коми-зырянских идиомах, распространенных на территории Шурышкарского р-на. Для хантыйского языка это известная, но пассивная модель. По отношению к мужу можно употребить сочетание пиԓ хуйэм ‘товарищ’ (букв.: совместный человек).

В ненецком языке подобный перенос встречается крайне редко. Слово ня ‘родственник, тот, кто рядом’ в значении «муж» отмечено в единичных текстовых примерах: Хан хырна тора-хаванонда. Няр ни ту. Пин сыра”ма. ‘Слышно, полозья нарты скрипят. Муж твой , наверное. Выгляни на улицу’ (Сеяха); Нидо ’цамгэхэртамдо ’нидо ’цэдабтамбю”, цопойманьрин нями’ .

‘Никого из них не отправляли [на курсы бригадиров], только моего мужа ’ (Антипаюта); Вэса-ко нями тарси” пон’ яцгунё” , цанихив’нибто’хада”? ‘Дома опять затревожилась его старуха, псу так говорит: «Очень долго нет нашего старика товарища , видимо, опять его убили’ (Яро-но). В словаре Н. М. Терещенко значение «муж, жена» приводится третьим для слова ня : Няр нянанд нися ту”? ‘Твой муж не приехал с тобой / Твоя жена не приехала с тобой?’ [Терещенко, 1965]. По всей видимости, во всех этих примерах основным является значение ‘родственник’. Неслучайно в словаре Н. М. Терещенко приводится недифференцированный перевод ‘муж / жена’. В фольклорных текстах встречается также иносказательное выражение марцьхы ‘со стороны плеча’, которое употребляется по отношению и к мужу, и к жене.

В коми-зырянских материалах из с. Белоярск, Харсаим и Самбург значение ‘муж’ / ‘жена’ может также выражаться существительным ёрт , основное значение которого – ‘друг’, ср., например: Кордорынветлалкм, кордорын, ёртэ бригадирэн волк ‘В стадах ходили, в стадах, муж мой бригадиром был’ (с. Харсаим, рассказ женщины о жизни в оленеводстве после замужества, Архив ОГТРК⁴, зап. М. И. Ёлтышевой, конец 1990-х - начало 2000-х).

Такие примеры могут вызвать подозрение в калькировании, учитывая, что все названные говоры находятся в окружении ненецкого языка, где зафиксировано слово ня ‘брат, сестра; товарищ , подруга, приятель , приятельница; муж , жена’ [Терещенко, 1965. С. 335]. Вместе с тем ситуация здесь оказывается несколько более сложной. Информанты из с. Мужи и Вося-хово, которым был целенаправленно задан вопрос о таком употреблении слова ёрт , подтвердили его наличие и в своих говорах, однако случаев этого употребления в большом корпусе текстов и спонтанных примеров из этих поселков нам не встретилось (в отличие от записей из говоров Приуральского и Пуровского р-нов). Имеется лишь один спонтанный пример такого рода, записанный Т. И. Жилиной в 1959 г. в с. Мужи. Он происходит из рассказанной на коми-зырянском языке сказки об Иване-царевиче, Елене Прекрасной и Жар-птице: Елена Прекраснаяэстшапкис и нуис, а кык служанка скдз и колиныс. Иван-царевич доре вайис, а Елена Прекрасная без памети, сайдысвошис. Иван-царевич кодзыдваанмысьседкс, и сайдыспетк. И рад лои. Медумайтл, зьверсёяс, а ме вои морт доре. А Иван-царевич и висьталэ: «Тэ ин во простэйморт доре, а воин Иван-царевич доре. Пуксям и мунам, тэ лоан менам олан ёрт » ⁵ ‘Елену Прекрасную [тигр. – примеч. авт.] схватил и унес, а две служанки так и остались. Принес ее к Ивану-царевичу, а Елена Прекрасная без памяти, сознание потеряла. Иван-царевич умыл ее холодной водой, и сознание к ней вернулось. И обрадовалась она. «Я думала, зверь съест, а я попала к человеку». А Иван-царевич и говорит: «Ты попала не к простому человеку, а к Ивану-царевичу. Сядем и поедем, ты будешь моей спутницей жизни »’ ⁶.

Кроме того, информанты из Шурышкарского р-на, по нашим наблюдениям, не называют слово ёрт в числе собственных первых реакций на вопрос о том, как сказать на их языке ‘муж’ / ‘жена’, в то время как у носителей говоров Белоярска и Самбурга, тоже подробно изучавшихся в полевых условиях, такие первые реакции встречались. Поэтому можно предположить, что в говорах Шурышкарского р-на это значение слова ёрт скорее пассивно по сравнению с другими обследованными говорами.

Если рассматривать распространение значения ‘муж’ / ‘жена’ у лексемы ёрт за пределами Ямало-Ненецкого АО, то необходимо отметить, что оно не фиксируется ни в коми-зырянских диалектных словарях, ни в словарях литературного языка [ССКЗД, 1961. С. 120; КСК, 2012. С. 506; КРС, 1961. С. 223; Безносикова и др., 2000. С. 208]. При этом в коми-пермяцком языке, не имеющем непосредственных контактов с сибирскими языками, слово ёрт, согласно [Баталова, Кривощекова-Гантман, 1985; Плесовский, 1960], имеет как значение ‘друг, товарищ’, так и значение ‘супруг, супруга’. Для коми-пермяцкого (но не коми-зырянского) языка такой сдвиг значения отмечен и в [Wiedemann, 1880. С. 81]. Опрошенный нами носитель коми языка из г. Сыктывкар, квалифицированно владеющий литературным языком, также отрицает наличие у слова ёрт значения ‘муж’ / ‘жена’.

Можно заключить, что сдвиг с обозначения социального отношения на обозначение приобретенного родства, происходящий у слова ёрт , нельзя уверенно считать калькой с ненецкого или хантыйского языков, в первую очередь в силу наличия этого сдвига в коми-пермяцком языке, на котором говорят в другом ареале. Интересно, вместе с тем, что в коми-ижемских говорах ЯНАО подобная полисемия активнее сохраняется в контактном ареале с ненецким языком.

Отметим, кроме того, что слова, сдвигающиеся в наименования супругов из других полей, следуют разным стратегиям оформления посессивными маркерами в разных значениях. В значениях типа ‘мужчина’, ‘старик’, ‘товарищ’ они могут выступать без посессивного маркера (либо принимать его в дискурсивной функции [Кузнецова и др., 2003; Nikolaeva, 2003; Каш-кин, 2008]. В свою очередь, в значении ‘муж’ такие существительные дефолтно оформляются посессивными маркерами.

Отличием коми-зырянского языка от остальных языков ареала является заимствование из русского языка самих лексем для обозначения супругов. Коми-зырянский язык оказывается на пересечении языковых контактов: с одной стороны, все его диалекты подвержены сильному русскому влиянию (а в ижемском диалекте степень такого влияния часто выше, чем в других диалектах); с другой стороны, коми-ижемцы, переселившиеся за Урал, попали под влияние коренного населения Сибири.

Лаборовая

Сидоровск)

'Толы$

К регулярного термина родства коми

X хантыискии

Н ненецким селькупский

Ямало-Ненецкий автономный округ

Возможность использования заимствованной из русского языка лексемы для обозначения понятия 11 муж"

Заимствование из русского как источник формирования

Рис. 2

В обследованных коми-зырянских говорах базовые наименования супругов заимствованы из русского языка. Жена, как правило, обозначается русским заимствованием баба , имеющим также значение ‘женщина’, и реже литературным словом гöтыр . Муж обозначается русским заимствованием мужык , имеющим также значение ‘мужчина’. Литературное слово верöс (в ижемском диалекте имеющее регулярный фонетический вариант верес ) встречается преимущественно в предложных группах верес сае ‘замуж’ и верес сайын ‘замужем’, а также в составе стяженного образования вересса ‘замуж’ Отдельные примеры использования слова верес в иных контекстах были зафиксированы только в говоре с. Мужи.

Любопытно сопоставление полученных нами результатов с данными, приводимыми в типологической базе данных лексических заимствований (WOLD 7). Эта база содержит сведения по 41 языку разных семей и ареалов. Для каждого языка приводится словарь объемом 1 000‒2 000 входов. Для каждого словарного входа в конкретном языке предлагается экспертная оценка вероятности того, что соответствующее слово заимствовано из другого языка. Эта оценка формализуется в базе с помощью показателя BorrowedScore (индекс заимствования). Каждой лексеме конкретного языка может быть присвоено одно из следующих его значений:

• 1 – очевидное заимствование;

• 0,75 – вероятное заимствование;

• 0,5 – возможное заимствование;

• 0,25 – нет существенных оснований считать слово заимствованным;

• 0 – нет никаких оснований считать слово заимствованным.

Из материалов WOLD следует, что термины родства и свойства заимствуются в языках мира достаточно редко. Так, для значения ‘муж’ средний индекс заимствования составляет 0,2, для значения ‘жена’ – 0,18, для терминов родства и свойства в целом – 0,23 (ср., например, со средним индексом заимствования 0,64 для культурных реалий современного мира и для наименований социальных и политических отношений, 0,49 – для религиозной лексики, 0,45 – для поля сельского хозяйства, 0,4 – для полей одежды и предметов домашнего быта).

Коми-зырянский язык представляет модель развития заимствования, не вполне тривиальную типологически. Важно при этом, что заимствования наименований мужа и жены в коми-зырянских говорах ЯНАО отмечены еще в материалах сыктывкарских экспедиций 1959 г. ⁸ (ср. также следующий пример: Месэсьсятулыснас и мунiверессаа. Черикыйны кучим. Мужи-ке пышлинакучискыйны. ‘Я потом весной и вышла замуж. Стали мы рыбу ловить. Муж мой на пушного зверя стал охотиться’ ⁹). Поэтому объяснение таких заимствований вряд ли может быть сведено к фактору «порчи» языка под усиливающимся в последние годы русским влиянием. Скорее, наблюдаемые факты могут быть обусловлены, с одной стороны, многовековыми контактами коми и русских (что естественным образом провоцирует в контактных зонах взаимопроникновение культур и лексические заимствования), с другой стороны, произошедшим уже в XIX в. отрывом значительных групп коми-ижемцев, переселившихся за Урал, от коми, проживающих на современной европейской территории России и сейчас теснее связанных с литературным языком (подробнее об историческом аспекте вопроса см., например, [Жеребцов, 1982; Повод, 2006]).

Интересно также, что в говорах с. Восяхово, Белоярск, Самбург зафиксированы спорадические примеры использования литературного слова гöтыр в значении ‘муж’. В целом, однако, они не соответствуют общему узусу описываемых говоров и запрещаются большинством информантов. Вероятно, наличие таких примеров объясняется, с одной стороны, постепенным стиранием исконной коми-зырянской системы в рассматриваемых говорах и заменой исконной лексики на русские заимствования, с другой – тем, что носители ижемских говоров Ямало-Ненецкого автономного округа в большинстве своем не владеют литературным языком и потому могут иметь неточные представления о значениях тех или иных литературных слов.

Итак, сделаем обобщения относительно характера обозначения понятия «муж» в уральских языках, распространенных на территории Ямало-Ненецкого автономного округа.

Для хантыйского языка характерным является сохранение классификационного типа системы родства, в соответствии с которым лексема ики с исходным значением ‘мужчина’ используется для обозначения понятия «муж». Переносные значения локализуются в социальной сфере: для лексемы ики перенос осуществляется из физической сферы в социальную, аналогично и возможность использования сочетания пиԓ ху ‘товарищ’ для обозначения понятия «муж» относится к социальной сфере.

Основной стратегией для самодийских языков является использование лексем, обозначающих лиц мужского пола среднего или старшего возраста по возрастному признаку, для выражения отношений приобретенного родства. Типичным переносом для ненецкого является «старик → муж», для селькупского – «мужчина → муж» и «старик → муж», хотя допустимы и другие варианты развития переносного значения по модели «друг → муж».

Уникальное положение на исследуемой территории занимает коми-зырянский язык, что объясняется, прежде всего, его недавним появлением на данной территории и продвижением через территории, населенные другими народами. Инновации в разных регионах его распространения обусловлены контактами с разными языками с различными принципами организации терминосистем родства. В зонах контактирования с хантыйским языком переносные значения развиваются по типу классификационных систем родства (появляется возможность употребления слова мужык в значении «муж»), тогда как в ареале взаимодействия с ненецким активизируется самодийская модель «старик».

Однако и в других контактных зонах расселения – хантов и ненцев, хантов и селькупов, преимущественно на периферии ареалов их обитания – происходят аналогичные процессы. Так, на севере Ямало-Ненецкого автономного округа, в поселках Горнокнязевск, Аксарка и Катра-вож, где приуральские ханты соседствует с ненцами, происходит разрушение исконной классификационной системы родства в некоторых ее частях: для обозначения понятия «бабушка» используется заимствованное из ненецкого слово хада , которое употребляется независимо от того, к линии отца или матери относится этот родственник. Причем на прямые вопросы, знают ли носители этого диалекта термины аӈкщащи ‘бабушка по отцовской линии’ и аӈкаӈки ‘бабушка по материнской линии’, они отвечают, что такие слова им не известны, они их не употребляют.

Тем самым, система терминов родства в ареале ЯНАО оказывается в высокой степени подвержена контактным изменениям как на уровне заимствования лексем, так и на уровне заимствования моделей устройства системы. Селькупский язык, находящийся вне зоны ареальных контактов, испытывает подобные явления в наименьшей степени.