Прагмалингвистическая специфика функционирования метафоры в военно-политическом дискурсе

Речевое общение – неотъемлемый атрибут существования человека в социуме: за всю свою жизнь он принимает участие в безграничном количестве коммуникативных актов. При этом речевая деятельность человека не пассивна и не следует слепо законам того или иного языка, а во многом определяется личностными характеристиками участников процесса интеракции. Именно понимание значимости человеческого фактора в языковых процессах коренным образом повлияло на методологию исследований современной лингвистики, в которой человек стал непременно включаться в описание языковых механизмов.

Так, в современной лингвистике речевое общение рассматривается как сопряжение деятельностей коммуникантов. «Речевая коммуникация – это не сложение, не накладывание одна на другую параллельно развивающихся индивидуальных деятельностей, а именно взаимодействие субъектов» [1, с. 145]. Речь есть не просто последовательность произвольных высказываний выполняемых поочередно участниками процесса общения, а «интерактивная деятельность участников общения, установление и поддержание контакта, эмоциональный и информационный обмен, оказание воздействия друг на друга, переплетение моментально меняющихся коммуникатив-

Прагмалингвистическая специфика функционирования метафоры 101 в военно-политическом дискурсе 101

Елизаров Александр Борисович старший преподаватель, Московский государственный лингвистический университет, Москва. Сфера научных интересов: филология, переводоведение, терминология, реферирование. Автор 3 опубликованных научных работ.

ных стратегий и их вербальных и невербальных воплощений в практике общения, определение коммуникативных ходов в единстве их эксплицитного и имплицитного содержания» [2, с. 5]. Искомым результатом процесса коммуникации служит не столько сам факт передачи той или иной информации, сколько установление посредством речевого сообщения координации коммуникативных (речевых), а через них и некоммуникативных деятельностей.

«Производство целенаправленного речевого высказывания непременно решает ту или иную задачу коммуникации, реализуемой в целях организации совместной деятельности адресанта и реципиента сообщения, и служит неким деятельностным фоном общения, детерминирующим и определяющим структуру их речевой деятельности в целом» [3, с. 15–16].

Как следствие, кодировка информации выступает мощным средством речевого воздействия, поскольку завуалированная должным образом информация способна вызвать необходимые эмоции и побуждать реципиента к необходимым адресанту действиям, как речевым, так и неречевым. Манипулятивный эффект коммуникативного акта может достигаться посредством выстраивания фоносемантических, аллитерационных и ритмических структур высказывания; выбора конкретных лексических единиц и грамматических форм; создания неологизмов, нестандартных словосочетаний; создания новых слов и выражений и многих других средств.

В сложившейся сложной геополитической обстановке видится необходимой некая милитаризация научных исследований, в том числе гуманитарных, в связи с чем в данной статье свое внимание мы остановим на военно-политическом дискурсе, а именно на том, как метафора способствует решению прагматических интенций коммуникантов, в частности, на специфике употребления и интерпретации метафор в речевой деятельности участников процесса коммуникации.

Теоретической базой исследования послужили работы таких выдающихся отечественных и зарубежных исследователей, как Г.В. Колшанский, Е.В. Сидоров, В.Р. Муравлева, В.И. Карасик, Т.А. ванн Дейк и других.

Метафора вызывает интерес у ученых с древнейших времен. Ее образность завораживает, а язык позволяет «выразить бесконечное количество мыслей, идей, используя каждый раз минимальный набор слов, словоформ и грамматических средств» [4, с. 6]. Данное сочетание способствует активному применению метафоры в ходе установления взаимодействия людей в различных жизненных ситуациях. При этом характер и степень сопряжения деятельностей коммуникантов определяются не только лингвистическими средствами общения, но и процессом и результатом интерпретации высказываний, основанными на прагматическом предусловии языкового взаимодействия индивидов.

В свою очередь «прагматический аспект языка и общения связан с отношением че-

102 Вестник Российского нового университета102 Серия «Человек в современном мире», выпуск 3 за 2022 год

ловека к языковым знакам, с активацией его установок, оценок, эмоций, интенций при производстве (и восприятии) речевых действий в высказываниях и дискурсах» [5, с. 46]. Так, воздействующая сила речевого акта эксплицируется в поверхностной структуре высказывания посредством прагматической интерпретации использованных в каждом конкретном акте коммуникации речевых единиц различных языковых уровней.

В прагматической характеристике метафор воплощается их функциональная специфика, определяющая их применимость в военно-политическом дискурсе: способность воздействовать на аудиторию, задавать ей определенные ценностные установки, знания и психоэмоциональный настрой. Так, военно-политические «метафоры являются одновременно основными индикаторами прагматического замысла речевого произведения, выступая в качестве своеобразных семантических доминант, и следствием этого замысла, реализуя мелиоративную/пейоративную функцию и оказывая манипулятивное воздействие на реципиента» [6, с. 126].

В свою очередь экстралингвистиче-ский компонент дискурса (военно-политическая сфера) определяет интенции и рецептивные способности коммуникантов, выступая неким коммуникативным фильтром, обеспечивающим единую интерпретацию имплицитных смыслов метафор. Эксплицитные средства реализации метафоры, не соответствующие имплицитным значениям, релевантны лишь потому, что участники процесса общения способны интерпретировать значение высказывания с учетом «“социальных” характеристик контекста» и имеющегося у них опыта [7, с. 14]. Иными словами, «интерпретируемости» метафоры способствует использование более или менее стабиль- ных категорий, свойственных конкретному дискурсу.

Например:

Last week, President Harris and I stood in the United States Capital to observe one of those before and after moments in American history, January 6th, insurrection on the Citadel of our democracy . (На прошлой неделе, а именно 6 января, мы с президентом Харрисом находились в столице Соединенных Штатов, чтобы наблюдать за одним из величайших событий за всю историю Америки – за восстановлением Цитадели нашей демократии) [8].

Использование в приведенном выше фрагменте военно-политического дискурса военной метафоры определяется необходимостью усиления милитаризированного образа, соответствующего разворачивающейся коммуникативной ситуации. Иными словами, представленная метафора служит неким связующим звеном между элементами коммуникативной ситуации (адресантом, адресатом, референтом), тем самым обеспечивает максимальное соответствие между мыслью, заложенной автором, и результатом интерпретации данного высказывания реципиентом.

Рассмотрим другой пример:

На Западе взирали с изумлением на скорость развертывания подразделений, направленных из всех стран ОДКБ для помощи союзному Казахстану по просьбе Президента этой страны. Операция была оценена всеми по достоинству, в этом не сомневаюсь. Надеюсь, что больше не придется этот опыт применять, но надо д ержать «порох сухим» . [9]

В указанном примере автор в рамках военно-политического дискурса также обратился к военной метафоре, предполагая с высокой степенью уверенности, что реципиенту информации знакомы причинно-

Прагмалингвистическая специфика функционирования метафоры 103 в военно-политическом дискурсе 103

следственные связи примененной метафоры.

Несмотря на очевидное преобладание употребления военных метафор в рамках военно-политического дискурса, стоит отметить, рассматриваемый нами дискурс можно также охарактеризовать использованием артефактных, антропоморфных, идеоморфных, социоморфных, природоморфных метафор. Такая «масштабная деспециализация в политической коммуникации связана с тем, что политика – единственная профессиональная сфера, общение в которой ориентировано на массового адресата» [10, с. 20].

Смысловая объемность метафорических образов, свойственных военно-политическому дискурсу, объясняется широким имплицитным содержанием, выраженным с помощью применения минимального набора языковых средств. При этом основное предназначение метафор заключается в трансляции интенциональных значений, модальных и эмоциональных смыслов, а также ценностных категорий, что позволяет акцентировать важную для адресанта информацию, транслировать его субъективное отношение под видом общего, объективного мнения.

Например:

Have you just thrown human rights out of the window, or are you just going to beg the Taliban that there’s in some way kind of Taliban 2.0, a new shiny and nicer version of what we saw, that you said was unacceptable in the commons fi ve weeks ago. (Вы только что выкинули права человека из окна, или же вы намерены уговорить Талибан создать своего рода Талибан 2.0, более новую, добрую, дружелюбную, радужную версию того, что мы видели, того, что, как вы сказали, было неприемлемо в обществе еще пять недель назад) [11].

В приведенном отрывке текста адресант взывает к всеобщей ценности – человеческим правам, придавая тем самым объективный смысл собственному мнению. При этом важным видится понимание того, что в речи не всегда имеет место непосредственное формулирование ценности как таковой. Зачастую в тексте эксплицируется исключительно выражение убежденностей или верований адресанта, основанных на его ценностном мотивационном отношении.

Таким образом, в рамках военно-политического дискурса метафора не только способствует созданию и поддержанию образности референта, но и обеспечивает связь между элементами коммуникативной ситуации посредством связи концептов, знаний, ценностей, эмоций, имеющихся или же создаваемых у коммуникантов.