Предпосылки проведения советской судебной реформы 1922 года

В деле укрепления и защиты законности значительная роль принадлежит суду. После окончания гражданской войны хотя и сохранялась функция подавления сопротивления классовых врагов, но теперь она не отнимала уже столько сил и внимания правоохранительных органов, как прежде, не заслоняла задач по борьбе с общеуголовной преступностью. Это позволило центр тяжести в деле охраны интересов государства и прав граждан перенести с административных органов на судебные. Либерализация режима в связи с переходом к новой экономической политике должна была неизбежно сопровождаться расширением и укреплением судебной системы, ориентированной на защиту гражданских прав различных категорий населения. В материалах XI Всероссийской конференции РКП (б) (19–22 декабря 1921 г.) подчеркивалось, что «новые формы отношений» в условиях нэпа «должны получить свое выражение в законе и защиту в судебном порядке» [11, c. 306]. Необходимость усиления законности в деятельности органов правосудия осознавалась и на местах. Так, совещание работников юстиции Челябинска, состоявшееся 13 декабря 1921 г., отметило, что «отсутствие законов уголовных, вместо отмененных, создает ненормальное положение в борьбе с преступностью. Народные суды в вопросах применения наказания исходят лишь из общих руководящих начал по уголовному праву … в каждом отдельном случае, руководствуясь лишь революционным правосознанием» [3, 13 об.].

Проведению судебной реформы предшествовали промежуточные меры, поиски наиболее оптимальных путей решения проблемы. Прежде всего требовалось упорядочить деятельность органов «чрезвычайной юстиции». Вопрос о реорганизации революционных трибуналов обсуждался на третьей сессии ВЦИК VIII созыва 31 мая 1921 г. Н. И. Крыленко, заместитель наркома юстиции, в докладе определил следующие цели: создать единую систему исключительных судов, чтобы противодействовать сильному сопротивлению; сохранить ведомственную юстицию; создать единую нормативную базу для их деятельности [10, c. 185–186].

К началу 20-х гг. система судов в РСФСР была чрезвычайно громоздкой и включала более 10 звеньев. В годы гражданской войны значительная часть уголовных дел рассматривалась не в судебном, а в административном порядке – ВЧК и другими органами: комиссиями по борьбе с дезертирством, исполкомами, милицией и др. [12, c. 107]. Так, среди лиц, отбывавших наказание в лагерях на принудительных работах в 1919–1920 гг., 55,4 % было отправлено туда в административном порядке, 27,8 % – по приговорам ревтрибуналов, 0,4 % – по приговорам дисциплинарных судов и лишь 16,4 % – по приговорам народных судов [2, c. 51].

Необходимость реформирования всей системы правоохранительных органов и, прежде всего суда, диктовалась не только потребностями нэпа, но и неблагополучным его общим состоянием. Так, в отчете, адресованном наркому юстиции Д. И. Курскому, прокурор Екатеринбургской губернии В. А. Горохов подчеркивал, что «губернский суд к весне 1923 года находился в состоянии развала» [4, 32, 7]. С переходом к новой экономической политике выявились и другие слабые места правосудия – «недостаточная защита личности в случае ее конфликта с государством» [5, c. 6–7], практическое отсутствие подразделений, рассматривавших гражданско-правовые споры. Как отмечал в 1923 году Н. В. Крыленко, «к 1922 году оказалось, что для уголовной репрессии имеются ВЧК и революционные трибуналы, а для гражданских дел ничего не было» [9, c. 15]. Шагами по пути «…водворения во всех областях жизни страны строгих начал революционной законности» [8, c. 306] стали мероприятия по налаживанию системы судебного контроля. Законодательной основой разрешения этого вопроса стало издание 10 марта 1921 г. Положения о высшем судебном контроле НКЮ РСФСР.

Введение в жизнь этого института имело целью установление правильного и единообразного применения всеми судебными органами законов РСФСР и соответствие их деятельности общему направлению политики рабоче-крестьянского правительства. Однако отделы Высшего судебного контроля НКЮ не смогли «обеспечить надлежащей системности в работе и единообразного проведения судебной политики», их указания носили в «большей части случайный характер» [7, c. 127].

Противоречащим новому курсу явилось вменение судам и революционным трибуналам при переходе к нэпу функции надзора за соблюдением законов о продовольственном и других натуральных налогах. Действительно, Верховный революционный трибунал при ВЦИК в циркуляре от 15 июня 1921 г. предписывал всем ревтрибуналам учредить особые постоянные сессии для рассмотрения уголовных дел о нарушениях законов и постановлений, касавшихся натуральных налогов, не только плательщиками, но и должностными лицами и государственными учреждениями (превышение или бездействие власти). В их состав входили лица, назначавшиеся губернскими продовольственными комис- сарами. Циркуляр вменял продовольственным органам обязанность проведения по этим делам предварительного следствия. Трибуналы рассматривали уголовные дела на распорядительных заседаниях, как правило, в упрощенной процедуре, без участия сторон и свидетелей [1, c. 261]. Процессуальный порядок рассмотрения данной категории дел был близок к внесудебному разбирательству, ибо существенно ограничивались права обвиняемого на защиту. Задача ограничения круга полномочий чрезвычайной юстиции нашла частичное отражение в декрете ВЦИК от 23 июня 1921 г. «Об объединении революционных трибуналов республики», в котором, в частности, говорилось: «Срок лишения свободы по приговорам чрезвычайных комиссий, без направления дела для судебного разбирательства в народные суды или трибуналы, понизить до двух лет, ограничив присуждение к таковому только в отношении лиц, уличенных в принадлежности к антисоветским политическим партиям или явно к белогвардейским элементам». Кроме того, рекомендовалось применение расстрела ограничить исключительно тремя категориями преступлений: а) по делам о шпионаже; б) по делам о бандитских преступлениях; в) по делам об участии в открытом вооруженном восстании. Все чрезвычайные комиссии отчитывались о поставленных ими в несудебном порядке приговорах в Верховный трибунал. Но это были полумеры, поиски решения проблемы. Они показали необходимость глубокой судебно-правовой реформы. Ее подготовка началась в 1921 году, когда на IV Всероссийском съезде деятелей юстиции Д. И. Курский в своем докладе, открывавшем съезд, сформулировал цель – «строить единый народный суд» [6, c. 10]. В подготовке и выработке основ судебноправовой реформы 1922–1924 гг. большую роль сыграл IX Всероссийский съезд советов, состоявшийся в декабре 1921 года. В его решениях отмечалась необходимость восстановления во всех областях жизнедеятельности строгих начал «революционной законности». Ставилась задача, чтобы судебные учреждения советской республики были «подняты на соответствующую высоту» [11, c. 16].

Таким образом, переход к нэпу потребовал не только обеспечить законность в отношении всех категорий населения, ограничить органы чрезвычайной юстиции, но и преодо-

Проблемы и вопросы теории и истории государства и права леть структурную и организационную аморфность советского правосудия.