Принципы этимологизации русских фамилий с неясными основами

Тацит, К. Сочинения: в 2 т. Т. 1: Анналы. Малые произведения. Т. 2: История / К. Тацит. СПб.: Наука, 1993.

Топорова, Т.В. Семантическая структура древнегерманской модели мира / Т.В. Топорова. М.: Радикс, 1994.

Сорокина, Е.А. К реконструкции прагерманских * Юeudo- и *Kunjan / Е.А. Сорокина // Альманах современной науки и образования. Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии и методика преподавания языка и литературы. Тамбов: Грамота, 2007. № 3. Ч. 2. С. 194 - 197.

Стеблин-Каменский, М. И. Древнеисландский язык / М.И. Стеблин-Каменский. М.: КомКнига, 2006.

Тодд, М. Варвары. Древние германцы. Быт, религия, культура / М. Тодд. М.: Центр-полиграф, 2005. С. 67 - 69.

Шрадер, О. Индоевропейцы / О. Шрадер. М.: Едиториал УРСС, 2003.

Е.С. ЕРЕМИНА (Волгоград)

ПРИНЦИПЫ ЭТИМОЛОГИЗАЦИИ РУССКИХ ФАМИЛИЙ

С НЕЯСНЫМИ ОСНОВАМИ

Описаны принципы этимологизации неясных фамильных основ.

Основы многих фамилий, бытующих в настоящее время, лишены какого бы то ни было значения с точки зрения современного языкового сознания. При этом их этимологический анализ представляет большой интерес, поскольку он дает возможность извлечь из фамильных основ содержащиеся в них в скрытом виде сведения о языке и культуре прошедших эпох.

Как известно, привлечение диалектных материалов дает возможность объяснить этимологию значительного количества «неясных» фамилий.

В то же время остается немало единиц, для которых не удается обнаружить соответствующих апеллятивов. Можно предположить, что мотивирующие апел-лятивы были утрачены русским языком и его говорами либо по какой-то причине не были зафиксированы в словарях. При этом в ряде случаев предположительные мотивирующие апеллятивы могут быть восстановлены путем сопоставления с однокоренными диалектными словами.

Метод отсылки к именам нарицательным близкого звучания при этимологизации фамилий с неясными основами широко применяется в антропонимических словарях (см.: Ганжина 2001; Никонов 1993 и др.). Но до сих пор не были сформу- лированы объективные критерии, позволяющие провести границу между научной гипотезой и интуитивной догадкой об этимологии фамилии.

С учетом словообразовательных закономерностей русского языка и критериев антропонимической вероятности, а также на основе анализа обширного антропонимического материала (29 370 фамилий по данным телефонного справочника г. Волгограда) мы считаем возможным выделить ряд принципов этимологизации неясных фамильных основ с привлечением имен нарицательных, звуковая форма которых не совпадает с формой фамильной основы.

• I.    При определении апеллятивной основы допустимой является отсылка к соответствующим глаголам. Так, к этимологическому анализу фамилии Скрябин следует привлечь глагол скрябать (смол., тамб.) ‘скоблить, драть, царапать’ (Даль: 208), от которого могло образоваться существительное * скряба - ‘тот, кто царапает’, поскольку в русском языке при помощи нулевого суффикса часто образуются отглагольные существительные, обозначающие лицо как производителя действия, ср. литературные заика — заикаться, подлиза — подлизываться .

Отсутствие словарной фиксации подобных девербативов, возможно, объясняется их окказиональным характером. Заметим, что окказиональность апеллятива не является препятствием для образования от него прозвища. Так, М. А. Тарасова обнаружила в псковских говорах существительное забурдай - ‘лентяй’, «единичное и, вероятно, окказиональное» (Тарасова: 122). В словаре В.И. Даля и СРНГ это слово отсутствует. Однако в Волгограде нами выявлены фамилии Забурдаев и Забурдя-ев , очевидно, восходящие к прозвищу За-бурдай .

Иногда восстановленная форма явно представляет собой девербатив, но соотносительный глагол в словарях также отсутствует. В этом случае привлекаются диалектные глаголы с такой же словообразовательной структурой и схожей семантикой производящей основы. Так, наличие глагола талдыкать - ‘говорить тал-ды, т.е. тогда, в то время’ (Даль: 389) (ср. фамилию Талдыкин) доказывает возможность существования глаголов *ешто-кать — ешто (волог., костром., пск., пенз., тамб., дон., перм.) ‘еще’ (СРНГ. IX: 48) и *таекать — тае (зап., калуж.) ‘того’ (Даль: 385). В таком случае этимология соответствующих фамилий выглядит следующим образом: Ештокин — * ешто-ка — * ештокать — ешто; Таекин — * та-ека — * таекать — тае.

Кроме нулевого суффикса, могли использоваться и другие деривационные средства, ср., например, Летовальцев — * ле-товалец — летовать (сиб., беломор., краснояр., арх.) ‘заниматься летом каким-либо промыслом вне селения’; (челяб., урал.) ‘выполнять летнюю сельскохозяйственную работу’ (СРНГ. XVII: 22); Брусилов — * бру-сило — брусить (орл., влад.) ‘говорить неразборчиво, невнятно, косноязычно’; (твер.) ‘говорить невнятно, гнусавить’; (твер.) ‘лгать’; (новг., твер., моск., смол.) ‘говорить вздор, болтать’; (пенз.) ‘пьянствовать до беспамятства’; (смол.) ‘шалить, проказничать’ (СРНГ. III: 205).

Отметим также, что привлечение глагола может оказать существенную помощь в уточнении семантики фамильной основы даже в тех случаях, когда фамилию возможно прямо возвести к диалектному существительному. Например, фамилии Голдобин и Галдобин можно связать не только с существительным голдоба ‘голод; крайняя бедность, нищета’; (забайк., ирк., перм.) собир . ‘беднота, голытьба’ (Там же. VI: 289), но и с * голдоба — голдобить (твер., костром., ряз., орл., тамб., пенз.) ‘галдеть; браниться, спорить’ (Там же).

• II.    Диалектные существительные , отличающиеся от фамильных основ морфемным составом, можно привлекать к этимологическому анализу фамилий в следующих случаях.

• 1.    Фамильная основа представляет собой диалектный апеллятив, осложненный уменьшительным суффиксом: Квачков — * квачок , ср. квач ‘кисть, помазок’ (Там же. XIII: 162); Конобкин — * коноб-ка , ср. коноба (том.) ‘большой берестяной кузов’ (Там же. XIV: 259).

• 2.    Фамильная основа представляет собой десубстантив с суффиксом - ник, причем исходное существительное обозначает какой-либо продукт крестьянских промыслов (предмет одежды или обуви, хлебное изделие и т.п.): Кибальников ^ * кибальник , ср. кибало (арх.) ‘холщовая шапочка, надеваемая замужними крестьянками под платок’ (СРНГ. XIII: 193); Рогальников ^ * рогальник , ср. рогаль (перм.) ‘калач’ (Даль: 100); Ступников ^ * ступ-ник , ср. ступни (вост.) ‘домашние туфли без задников’; (сев., вост.) ‘берестяные и шелюжные лапти’; (арх., олон., перм.) ‘род женских башмаков’ (Там же: 349).

• 3.    Фамильная основа представляет собой имя существительное, обозначающее лицо мужского пола, в то время как в говорах имеется соотносительная форма для обозначения лица женского пола: Ва-режников ^ * варежник , ср. варежница (орл., влад.) ‘мастерица вязать варежки’ (СРНГ. IV: 49); Недбаев ^ * недбай , ср. недбайка (дон.) ‘ленивая, бесхозяйственная женщина’ (Там же. XХI: 9); Дородни-ков ^ * дородник , ср. дородница (кур., дон.) ‘полная, красивая девушка или женщина’ (Там же. VIII: 133).

Встречаются также экспрессивные суффиксы. Так, к существительному корень (твер., пск.) ‘неуступчивый, упрямый человек’; (твер., пск., олон.) ‘скряга’ (Там же: 323 – 324), по всей видимости, восходят не только фамилии Коренев, Корнев , Кореньков, Корешков, но и Кореню-гин — * коренюга. Значение данного апел- лятива позволяют прояснить данные современных говоров, где десубстантивы с суффиксами -уг(а) и ’-уг(а) представлены преимущественно увеличительными именами от названий животных и вещей, употребляемыми в переносном значении, в качестве бранных слов: гадюга, кобылю-га и т. п. (см.: Азарх 2000: 43), а также литературные и просторечные десубстан-тивы этой модели, ср. ворюга (прост. презр.) ‘вор’ (МАС. I: 214); зверюга (разг.) ‘зверь’ (Там же: 602).

Иногда встречаются обратные случаи, когда основа фамилии отличается от соответствующего диалектизма не наличием суффикса, а его отсутствием, т.е. она имеет более простой морфемный состав, например: Балабин , ср. балабка (пск., твер., новг.) ‘различные виды хлебных изделий’ (СРНГ. II: 65); Фирюбин , ср. фирюбина и фирюбка (смол.) ‘тряпка’ (Даль: 532); Шаляпин , ср. шеляпушка (влад.) ‘железный кружочек, биток для игры в бабки’ (Там же: 628). Вероятно, апеллятивы * балаба, * фирюба и * шаляпа ( шеляпа ), которыми были мотивированы прозвища-эпонимы, исчезли из словарного состава русского языка и его говоров, оставив лишь производные.

О семантике таких десубстантивов можно судить на основании имеющихся в говорах существительных с суффиксом - ник. Так, в основе фамилий Голишников, Га-лишников, Галичников лежит существительное голичник (кур., орл., яросл.) ‘мастер по пошиву рукавиц’; (влад.) ‘торговец рукавицами’ (СРНГ. VI: 295), от голица (обл.) ‘кожаная рукавица без подкладки’ (МАС I: 325). По-видимому, чаще всего десубстантивы с суффиксом -ник обозна- чали человека по роду занятий (ср.: огородник ^ огород, сапожник ^ сапог).

Но не исключены и другие словообразовательные значения. К примеру, у слова зипунник (ср. фамилию Зипунников ) отмечены следующие значения: (влад.) ‘простой, неотесанный мужик, сермяжник; бродяга, нищий, оборванец’; (пск., твер.) ‘о невеже’; (терск.) ‘грабитель, мироед’ (СРНГ. XI: 284); ср. также: зипунники (дон.) стар . ‘казаки, которые ходили за добычей (зипуном) небольшими партиями’ (Там же). Значение же ‘мастер по пошиву зипунов’ ( зипун - ‘старинная верхняя крестьянская одежда’ – МАС I: 611) в словарях не зафиксировано. Возможно, это значение, будучи самоочевидным, просто не привлекло внимания собирателей диалектной лексики.

Итак, применение предлагаемых принципов этимологического анализа фамилий с неясными основами позволяет прояснить происхождение целого ряда современных русских фамилий, которые ранее не были рассмотрены в антропонимических словарях, либо уточнить их мотивировку и тем самым открыть такие реалии материальной и духовной культуры русского народа, которые до сих пор были недоступны вниманию исследователей.