Принципы создания гротескной действительности в сказках В. Войновича и А. Кабакова (из опыта проведения урока внеклассного чтения в 11-м классе)

не сводится к простому копированию в их сознании понятий, вводимых учителем. Следует отметить, что «понятие как целостный образ получается тогда, когда действие, но основе которого оно формируется, пройдя поэтапную обработку, становится обобщенным, сокращенным, автоматическим и подсознательным умственным процессом» [2, с. 237]. «Мало того, чтобы ученик знал закон, формулировал его действие на языке научных терминов; он должен уметь узнавать действие этого закона в новых конкретных условиях его проявления. При этом в каждом конкретном случае существует много “маскирующих” моментов, затрудняющих вычленение действующего закона» [7, с. 29].

В полной мере данное наблюдение относится к процессу формирования абстрактных понятий на уроках литературы: на заключительном этапе образования выпускники должны уметь не только выделять новые признаки и особенности изучаемого явления, но и самостоятельно оперировать терминами в процессе изучения новых произведений.

Особое место при изучении теории литературы отводится категории комического. Трудности с пониманием у учащихся вызывает семантическая двуплановость комических средств – в юмористических и сатирических произведения нетождественность жизни и искусства выражена в причудливых формах. По словам В.Г. Маранцмана, меру своего правдоподобия подобная литература «черпает в условностях, обращаясь к гиперболе, гротеску, фантастике, надевая маски, примеряя шутовской костюм» [6, с.129]. Заметим, что необходимость формирования у учащихся понятия «гротеск» обусловлена тем, что в отечественной классике сатирические произведения составляют довольно большой пласт. В современной литературе и культуре также достаточно часто встречается упоминание о «гротескном сознании» и «гротескной действительности», более того – адекватное восприятие школьниками произведений постмодернизма будет практически невозможно без оперирования понятием «гротеск».

Завершая работу над данным понятием в 11-м классе, для текстуального анализа мы предлагаем выпускникам «Новую сказку о голом короле» В. Войновича и сказки «Красная и Серый», «Голландец» и «Любовь зла» А. Кабакова. Учитывая природу сатиры, следует обратить внимание учащихся на роль гротеска в изображении современного общества, на приемы создания гротескной действительности.

Предлагаем старшеклассникам ответить на следующие вопросы:

• 1)    Что является предметом осмеяния в произведениях В. Войновича и А. Кабакова?

• 2)    Какими художественными средствами пользуются авторы для достижения обличительного эффекта?

• 3)    Каковы особенности гротескного мира?

• 4)    Могут ли герои сказок вырваться за рамки гротескной действительности?

• 5)    С какой целью Войнович и Кабаков используют прием гротеска?

В качестве эпиграфа к занятию использую цитату литературоведа Ю.М. Лотмана: «Тот, кто жаждет Разума и Гармонии, кто несет в своем сознании высокий идеал Жизни, одухотворенной смыслом, именно он в первую очередь замечает, как нелепа привычная действительность, как глуп и оскорбителен тот мир, который другим кажется “нормальным”» [5, с. 52]. Нетрудно заметить, что авторы современных сказок полностью солидарны с мнением Ю.М. Лотмана, не случайно лейтмотивом творчества В. Войновича и А. Кабакова становится изображение «сумасшедшего дома человеческой жизни». Человеческие пороки вперемешку с недостатками своего времени отражаются в произведениях данных авторов как в зеркале, и угловатость форм современной жизни не потому гротескна, что зеркало кривое, а потому что невообразимо неправильна сама жизнь. Обращаясь к жанру сказки, сатирики переосмысливают историю, скрывая факты и вечные сюжеты мировой литературы под маской иронии и гротеска, развивая известные темы до актуальной проблематики.

Анализируя тексты произведений, учащиеся отметят, что не случайно сатиру Войновича называют «смехом сквозь мысли». За максимальной гротескностью и иносказательностью кроется осмысленная автором историческая модель советского государства, чьи пороки, в известной степени, унаследовало и современное нам общество. По мнению автора, «шутки, которые нравятся начальству, сатирой являться не могут. Сатира – занятие более серьезное и опасное. Государство, даже советское, иногда готово было терпеть прямую критику, но насмешки над собой не терпело никогда. Сатира, кстати, всегда язвительна, но не всегда смешная» [3].

Разбирая проблематику сказок Кабакова, учащиеся придут к выводу, что целью сатирика также является гротескное изображение окружающей нас действительности. Известным сюжетам сказок, легенд и библейских ми- фов («Царевна-лягушка», «Красная Шапочка», легенды о Летучем Голландце и др.) Кабаков дает вторую жизнь, прописывая своих героев в московских квартирах, называя их говорящими именами, погружая в мир столичных тусовок и подворотен. «Наоборотное понимание» советского и перестроечного времен, выстраивающее картину гротескной действительности, вылилось в произведениях Кабакова в абсолютное безверие 2000-х, а в итоге – в общественную и личностную распущенность. Сопоставляя сказки Кабакова и Войновича, учащиеся отметят, что гротескное сознание обусловлено культурологически, «время его актуализации – переходные периоды в развитии культуры, связанные с ее обновлением, взаимоналожением и пересечением различных культурных пластов, появлением дуализма языков...» [9, с.160].

Обратив внимание на причинно-следственные связи текстов, старшеклассники приходят к выводу, что события, воссозданные в сказках А. Кабакова, можно считать прямым продолжением тех историй, о которых в свое время упоминал В. Войнович. Высмеивая «угловатость» российской действительности, авторы обращаются к таким приемам категории комического, как пародия, ирония, сарказм, гротеск. Именно прием пародического использования сюжета сказка Г.-Х. Андерсена «Голый король» помогает В. Войновичу создать образ гротескного общественного сознания недавнего прошлого: «Мальчик не знал, что королевство живет по сказкам не Андерсена, а дедушки Карлы Марлы, а в этих сказках всякие глупые возгласы насчет голости короля приравниваются... как бы это сказать... к террору» [1, с. 66].

Говоря о комических средствах, одиннадцатиклассники определят иронию, которая, по словам автора, присуща поколению шестидесятников. С помощью данного приема описаны многие эпизоды московских сказок, ведь ирония используется тогда, когда избегают явного обличения, акцентирования прямого смысла, когда сказать как есть – слишком грубо или не так выразительно. Только в «сказках» ирония Кабакова менее комична, она плавно перетекает в горестный пафос. Однако наиболее выразительным средством обличения общественных нравов, которым пользуются оба сатирика, является гротеск, неразрывно связанный с эпохой 1990 – 2000-х: «чем точнее ее (жизнь) опишешь, тем фантасмагоричнее становится картина» [8].

Старшеклассники в первую очередь обращают внимание на использование В. Войновичем гротеска при описании «наоборот-ного понимания» [1, с. 66] обитателей сказочного королевства. При помощи данного приема автор подчеркивает абсурдность советской идеологии: «Тем временем время шло, в королевстве ничего не менялось, и король как ходил по улицам в чем королева его родила, так и ходил, постепенно старея. Или, в переводе на местный язык, быстро молодея. А чем больше он старел, то есть молодел, тем больше отсутствие платья сказывалось на королевском здоровье. Здоровье его все время ухудшалось, то есть, говоря по-тамошнему, наоборот, улучшалось» [Там же, с. 67]. Гротескно Войнович изображает период репрессий, традицию проведения парадов и демонстраций: «...за правду кого в кандалы закуют, кого засекут кнутами, кого на кол посадят, каждому, как говорится, свое»; «В определенные дни и в неопределенные тоже подданные его величества сходились на митингах и собраниях, выходили на демонстрации, выражая единодушное восхищение платьем своего любимого монарха» [Там же, с. 65].

Одиннадцатиклассники определяют реальность как искаженную и гротескную – ничего не надо было придумывать специально, окружающая действительность и так была безобразна и фантасмагорична: «Стать сатириком при советской власти было очень легко. Для достижения комического эффекта достаточно было действовать так – что вижу, то и пою» [3]. Старшеклассники отметят, что гротескно у Войновича изображены и период «перестройки», и постперестроечное время, когда провозглашать истину стало уже возможно, но бессмысленно: «С тех пор в этом королевстве можно говорить, что хочешь. Даже что король голый. Никто на это не обращает внимания. И ничего из этого не происходит. А король, как ходил, так и ходит голый» [1, с.69].

Анализируя принципы гротескной действительности, учащиеся отмечают запрограммированность «наоборотного» мышления, что становится неким ментальным тупиком для общества 2000-х — это подчеркнуто в тексте «Московских сказок», где нет общей правды и морали, поскольку у каждого персонажа своя «удобная» правда, «правда-наоборот», некая новая философия жизни: «Понимаете – ему можно. Ему, Абстулу, можно ездить пьяным по осевой – вот еще спросите, зачем по осевой, если дорога вообще пустая, – и со скоростью сто шестьдесят кило- метров в час, и с мигалкой, потому что жизнь устроена правильно, она приспособлена для него и его друзей, а никак не для вас, что вы привязались, честное слово!» [4, с. 5].

Оба писателя подчеркивают, что критике подвергается не политический режим, а реакция общественности на него, проявление личностных качеств человека: «Я смеюсь над человеческими слабостями и пороками, в том числе над собственными. Политическая ситуация меняется: и сатира, высмеивавшая ее, умирает. Само по себе высмеивание системы мне неинтересно. Вот создать характеры, образы вперемешку с человеческими пороками и системой – это художественная задача!» – признавался Войнович [3].

Одиннадцатиклассники подчеркивают, что в гротескной действительности «Московских сказок» нет законов моральных и общественных. Бандит Руслан Абстулханов (глава «Голландец»), возвращаясь домой из клуба, пренебрегает правилами дорожного движения. В сказке «Красная и Серый» провинциалка Люда присваивает себе чужую московскую квартиру и дачу в Переделкино, а ее сожитель милиционер Коля Профосов расправляется, не задумываясь, с гротескным Серым волком: «Болит душа, Люда? Болит, что ж поделаешь. Жалко мужика-то, хоть он и волчара был? Жалко. Простила ты ему все давно, потому что и про себя знаешь такое, что лучше бы не знать. Но в сказках никого не прощают. В них добро, как сказал поэт же, непременно с кулаками, да с такими, что никакому злу и не снились. Сказки – они все жестокие» [4, с. 20].

Портит представителей современности излишний эгоизм, который зачастую становится причиной одиночества: все более отчуждаются люди друг от друга, поэтому и страдают: «Ну, помогите же кто-нибудь! Возьмите за руку, скажите, что не умру весь, что кое-что хорошее останется, растворится, и буду в нем проглядывать хоть неясной тенью, мерцать, и за руку, за руку возьмите! Нету никого, разошлись по своим делам. Один». Поскольку от себя не скроешься, Кабаков развенчивает и идею спасения бегством: «А не свалить ли отсюда к такой-то матери?! Честное слово, сил больше нет. Конечно, рынок, все в продаже, только деньги давай» [Там же, с. 18].

Сказочные герои каждый по-своему ищут смысл бытия в этом гротескном мире. Ушла в прошлое описываемая Войновичем несвободная, оттого и мучительная жизнь в «королевстве», где за правду – «каждому свое», но и в наши времена безграничная свобода не приносит никому счастья: «Маршируй по улице с плакатами и ори сколько хочешь, если санкционирован. …Как говорится, все, о чем мы мечтали, но боялись мечтать. О-хо-хо… Но как глянешь вокруг! Двор грязный, собаки ходят с безнадежными глазами, асфальт в дырах, мусор… Да по радио блатняк, да один депутат за вечер в кабаке оставляет больше, чем зарплата всей фракции. <...> ...подайте мне ту промытую до скрипа тоску и скучный порядок, хочу лицемерных улыбок и очереди на усыновление чужих дефективных детей, хочу чистоты и старательности, мелочности и индивидуализма, надо-ело!!! Ну, ладно, это так, истерика. Чепуха. Зол человек – вот это действительно беда. Жаден, ревнив, хотя не любит никого, если поглубже разобраться. Пуст и тщеславен, горделив и пуст. И некуда ехать, и везде люди, только мы по-ихнему не понимаем, вот и обольщаемся» [4, с. 18].

В современном мире, где любое благо приобретает уродливые, гротескные формы, даже любовь не обладает спасительной силой. Герой сказки А. Кабакова «Любовь зла» охранник Игорь Алексеевич Капец имеет славное прошлое: «подполковник, ВДВ, Герат, Ачхой-Мартан, Центральный госпиталь имени Бурденко, “За службу Отечеству второй степени” как раз в комплект к инвалидности второй группы по проникающему в легкое» [Там же, с. 22]. Выйдя из бани, где собралась вся криминальная тусовка столицы, он влюбляется в иностранку, «ее высочество», наследницу престола, превращенную силою спецслужб в лягушку. Но, как и полагается в сказке, лягушка превращается в «некрасивую, но милую» девушку, завершает свой визит и улетает на родину.

Старшеклассники приходят к выводу, что в гротескной действительности фантасмагорическая реальность, в которой существуют бандиты и деятели «актуальной» культуры, совмещаясь со светлым чувством любви, доводит Игоря до психического расстройства: «Вечером того же дня добрые абхазские соседи вызвали “скорую”, и она повезла больного к Преображенке, свернула на набережную, еще раз свернула, открылся шлагбаум, мелькнуло знакомое, увы, и нам светлое имя профессора Ганнушкина в названии медицинского учреждения, микроавтобус с крестом въехал в короткую аллею больших старых деревьев, свернул налево, затормозил, вышли, не торопясь, санита- ры… И вся, как говорится, любовь. Где только от нее не лечатся!» [4, с. 26].

Таким образом, внимание к гротеску как приему осмысления комического начала помогает старшеклассникам определить философскую составляющую данного теоретиколитературного термина, характерного для произведений постмодернизма. Самостоятельно оперируя этим понятием в процессе анализа произведений современной литературы, одиннадцатиклассники демонстрируют навыки применения теоретических знаний на практике, таким образом реализуя требования стандарта к предметным результатам по литературе.