Проблема защиты законных интересов в цивилистическом процессе

Действующее гражданское процессуальное и арбитражное процессуальное законодательство предусматривает защиту законных интересов наряду с правами и свободами граждан и организаций, правами Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований, называя ее среди задач гражданского судопроизводства и судопроизводства в арбитражных судах (ст. 2 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее – ГПК РФ) и ст. 2 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее – АПК РФ). Указание на законный интерес содержится и во многих других положениях процессуальных кодексов.

Вопрос защиты законных интересов неоднократно выступал предметом научного анализа представителями различных отраслей юридической науки. Так, первые труды, посвященные законному интересу в отечественной правовой доктрине, датированы XIX – началом XX вв. [40, 5, 25, 26].

Советский период истории заметно продвинул вперед создание теории законных ин- тересов [11, 10, 7, 38], которая развивалась параллельно в рамках общей теории государства и права [19, 20, 18, 39], государственного права, материальных и процессуальных [37, 9, с. 116] отраслей науки. Наибольший вклад в развитие доктрины законного интереса и его защиты внесли диссертационные [16] и монографические работы [9] того периода, заложившие фундаментальные основы теории законного интереса и определившим основные подходы к разработке механизма его процессуальной защиты. И, несмотря на немалое число трудов, посвященных обозначенной тематике, разработку целостной теории законного интереса и концепции его процессуальной защиты в отечественной правовой доктрине преждевременно было бы признавать завершенной.

К настоящему времени в процессуальной науке сложилась ситуация, характеризующаяся следующим: большинство серьезных научных изысканий указывает на неоспоримость того факта, что законный интерес является неотъемлемым элементом правового статуса личности, статуса публичных субъектов (Рос- сийской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований), законные интересы составляют самостоятельный предмет судебной защиты (как в делах искового производства, так и в делах, возникающих из публичных правоотношений) [14, с. 2; 6, с. 5], указывается, что законные интересы могут быть защищены посредством рассмотрения и разрешения судами дел исковой [2] и неисковой природы [23, с. 3; 34, с. 7], тем самым отдельные аспекты тематики законного интереса неизменно присутствуют в цивилистической процессуальной доктрине. При этом докторские исследования современности не демонстрируют единства даже по основным положениям теории законного интереса, представленные позиции порой диаметрально противоположны – от указания на возможность применения к защите интереса всех известных процессуальных средств [36, с. 7], в том числе иска в силу универсальности его природы [24, с. 16], до утверждения того, что законный интерес по причине его легальной неопределенности не может рассматриваться в качестве самостоятельного объекта правовой защиты [21, с. 11].

Неудивительно, что в условиях отсутствия единства ведущих ученых по ряду принципиальных вопросов, касающихся сущности законного интереса, наличия в нем свойств предмета защиты, процессуальных средств защиты законного интереса, движение циви-листической процессуальной науки пошло по пути обособленного развития традиционно выделяемых видов законных интересов: публичных [36] и частных [31]. Сложившееся положение таит в себе ту опасность, что отсутствие обобщающих стержнеобразующих трудов современности может задать параллельное развитие теории публичных и частных интересов с наработкой разобщенного и рассогласованного теоретического материала, не образующего единой концепции.

Нельзя оставить без внимания и то, что в правовой доктрине нет определенности в категориальном аппарате, обозначающем сферу интересов – среди отстаиваемых понятий «законный» [38, с. 105], «охраняемый законом» [8, с. 116; 21, с. 11], «юридический» [24, с. 28] интерес и др.

Отличается разнообразием подходов и современное определение дефиниции «законный интерес». Так, Е. В. Храмова определяет законный интерес как объективно-субъ- ективную правовую категорию, в основе которой лежит не только простое юридическое дозволение реализации блага, потребности, но и способность быть самостоятельным предметом защиты в рамках любой из существующих форм защиты [36, с. 7]. По мнению Е. В. Токаревой, публичный интерес как предмет судебной защиты в гражданском процессе представляет собой оценочную категорию, содержание которой определяется подвижностью границ между сферами жизнедеятельности общества и государства, между публичным и частным [33, с. 6]. Не имея возможности в рамках настоящей статьи проанализировать все имеющиеся подходы к определению законных интересов, отметим, что различие подходов в приведенных примерах видится нам в указании автором на субъективно сформировавшуюся/объективно воспринятую правом потребность/необходимость в доступе к некоему благу (то есть на способ формирования и объективного отражения законного интереса), во втором же случае акцент сделан на особенностях установления содержания законного интереса по обозначенным в законе или морально-нравственных категориях ориентирам ввиду отсутствия строго установленного объема правомочий обладателя законного интереса (заинтересованного лица). Указанное свидетельствует о том, что возможно существование нескольких подходов к определению сущности исследуемых правовых феноменов в зависимости от взятой за основу характеристики, и заслуживает отдельного исследования.

В вопросах видовой дифференциации законного интереса к настоящему времени наработан также немалый теоретический багаж, среди выделяемых: частный, частнопубличный и публичный, в составе публичного выделяется интерес публичных образований (Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований), общественный и интерес неопределенной группы лиц; публично-правовой и частно-правовой; экономический и неэкономический; материально-правовой и процессуальный; группы интересов по отраслевой принадлежности [33, с. 6]. Имеющиеся к настоящему времени классификации законных интересов также требуют более пристального внимания.

Необходимо сказать, что современные общественно-правовые реалии заставляют ученых переосмысливать достижения правовой доктрины в области законного интереса 30–40-летней давности, сформировавшиеся еще в условиях позднего советского периода истории. Научные труды современности, посвященные данной теме, зачастую указывают на взаимообусловленность публичного и частного интереса [36, с. 7], неверность противопоставления одних другим [27, 28, 12], «благо народа да будет высшим законом» [33, с. 5; 36, с. 8]. С другой стороны, мы не можем отрицать объективно присутствующего конфликта власти и общества, власти и отдельных лиц. Достаточно вспомнить такие сферы пересечения интересов, как размещение экологически значимых объектов (в каждом регионе примеров достаточно, в Челябинской области одним из последних резонансных случаев является решение о начале проектирования и строительства Томинского ГОКа), градостроительство (проекты реконструкции застроенных территорий городов, так называемая «точечная застройка», изменение черты населенных пунктов) и земельная и жилищная сферы (изъятие земель и расположенного на них имущества для публичных нужд, как в ординарном, так и в экстраординарном порядке – для организации и проведения Олимпийских игр 2014 года в г. Сочи). Необходимость согласования интересов отдельных лиц, общества и власти побуждает к поиску путей такого согласования, в том числе в процессе осуществления судебной деятельности.

Долгое время споры между обществом и властью вообще не могли быть предметом примирительных действий. Впоследствии в процессуальном законодательстве появилась потенциальная возможность использования примирительных процедур в производстве, возникающем из административных и иных публичных правоотношений, при этом доступный перечень и процедурная сторона этих действий остались за рамками правового регулирования, что послужило определенным толчком в направлении научной мысли, к настоящему времени демонстрирующей определенные наработки. В частности, отмечается, что мировое соглашение находится на стыке судебных и несудебных способов защиты [36, с. 19], поддерживается необходимость развития примирительных процедур в публичном судопроизводстве [6, с. 6], ставится вопрос об арбитрабельности отдельных публичных споров [21, с. 6], изучаются пределы использова- ния примирительных процедур в спорах с публичным элементом и др.

И все-таки на проблему устранения конфликта интересов общества и власти необходимо взглянуть шире. В процессуальной доктрине сложился подход, согласно которому стороны спора, не сумев либо не захотев его урегулировать в ином порядке, обращаются в суд за рассмотрением и разрешением спора. И суд, будучи обязанным рассмотреть спор по существу, вынося решение, тем самым защищает нарушенные или оспариваемые права, свободы или законные интересы, чем устраняется конфликт спорящих сторон. Позволим себе заметить, что вынесением судебного решения конфликт не устраняется, возникает определенность [30] в вопросе о правоте той или иной стороны с точки зрения закона, появляется направление дальнейшего развития правоотношения по пути исполнения решения суда, но сам социальный конфликт, само противоречие, приведшее стороны в суд, не исчерпано. В противном случае мы не имели бы столь скромную статистику исполнения судебных актов. И понимание ситуации заставляет искать пути именно урегулирования споров, причем как судебные, так и несудебные. В осмыслении несудебных способов урегулирования к настоящему времени в научном и практическом плане уже многое сделано. Однако приходится констатировать, что эффективность несудебных способов разрешения и урегулирования споров невысока. В работах ученых из числа действующих судей указывается, что существенного влияния на судебную практику в анализируемых регионах (которые оцениваются как выше средних по стране) медиация не оказывает, количество дел, оконченных примирением сторон без применения процедуры медиации, значительно выше, чем с таковой [3, с. 48]. Причин тому традиционно называется множество, среди них – сомнения сторон в скорости и правильности рассмотрения спора, исполнении медиативного соглашения, отсутствии должного авторитета медиатора [3, с. 48]. Названное здесь заставляет исследователей задаться вопросом – возможно ли возложение функции урегулирования конфликта на судью, рассматривающего спор, поскольку системе компетентных судов указанные недостатки удается преодолевать? Поиски ответа на этот вопрос заставляют нас задуматься о существе судебной деятельности и правосудия. Согласно функциональному

(процедурному) подходу не любая судебная деятельность является правосудием, а только такая, что осуществляется посредством особых методов и при помощи особых процессуальных средств [13, с. 26]. Это означает возможность осуществления судебной власти и в иных формах. Судебная защита не исключает возможности иных судебных процедур по охране и обеспечению субъективных прав и законных интересов [29]. Согласуясь с указанным подходом, в научных изысканиях последних лет все больше возникает разработок околосудебных процедур, направленных не просто на разрешение спора судом, но на урегулирование, то есть уравновешивание интересов спорящих сторон под контролем либо при непосредственном участии суда. Среди предлагаемых: институт посредничества при разрешении публично-правового спора (с определенными отличиями от известного института медиации [36, с. 8]); в рамках подготовки к судебному разбирательству дела об обжаловании ненормативных актов обязательная беседа представителя налогового, таможенного, антимонопольного органа с лицом, право которого нарушено [34]; собеседование на стадии подготовки дела к судебному разбирательству [1], общественная (публичные слушания) и общественно-социологическая экспертизы нормативных актов на стадиях как принятия, так и исполнения, а также в процессе оспаривания нормативного акта для установления общественного мнения и эффективности предмета оспаривания [35, с. 9].

Полагаем, в условиях недостаточной эффективности внесудебных форм защиты и урегулирования частных субъективных прав и законных интересов, отсутствия законодательных ориентиров по применению примирительных процедур в спорах с публичным элементом необходимо продолжить разработку условно называемых «околосудебных» (осуществляемых под контролем либо при непосредственном участии суда) способов урегулирования спора в целях урегулирования общественного конфликта, позволяющих устранить возникшее в обществе противоречие, а не просто достичь определенности в правовой позиции спорящих сторон на основе норм права.

Необходимым условием продолжения работы в заданном направлении является отход от узкого понимания существа судебной деятельности, сводящейся к разрешению спора. К тому же здесь речь не идет о чем-то принципиально новом для арбитражного процесса, а потому вызывающем недоверие и настороженность. Периоду существования арбитражных комиссий и Госарбитража с его административными началами образования и деятельности известен принцип арбитрирования, состоящий в выполнении законодательного требования при рассмотрении экономических споров по содействию достижения соглашения между сторонами и принятия на его основе решения, если это соглашение не противоречит законодательству и не нарушает охраняемые законом права и интересы третьих лиц. И хотя впоследствии данный принцип был подвергнут серьезной критике [22, 32] и вовсе ушел из числа легальных и доктринальных принципов арбитражного процесса в связи с закреплением в АПК РФ принципа принятия мер к примирению сторон (п. 2 ч. 1 ст. 135 АПК РФ), мы полагаем, что данный принцип преждевременно сбрасывать со счетов – необходимо наполнить его новым содержанием с учетом современных реалий. Достаточно сказать, что у судебного и внесудебного способов защиты прав и законных интересов имеются несомненные общие черты.

Так, предметом судебной защиты является законный интерес, в альтернативной же процедуре урегулирования спора с помощью посредника (процедуре медиации) залогом достижения соглашения, устраняющего конфликт, является «выход на интерес», то есть выяснение действительного интереса (потребности) стороны в противовес официально им озвученной в процессуальных документах и демонстрируемой в процессуальном поведении «позиции», а также выяснение медиатором, являются ли либо способны ли стороны конфликта составить ресурс друг для друга, то есть обеспечить средство для удовлетворения имеющихся обоюдных потребностей; если на какой-либо из этих вопрос не удается ответить утвердительно, дальнейшее продолжение процедуры медиации нецелесообразно.

Что же касается средств и приемов, применение которых возможно при судебном урегулировании спора о законном интересе (противоречие, конфликт законных интересов), повторимся, что к настоящему времени имеются лишь попытки предложить отдельные формы судебной деятельности подобного рода, все их разнообразие вряд ли может быть успешно проанализировано в рамках настоящей статьи и должно составить предмет самостоятельной научной работы.

Затронем еще один аспект развиваемой тематики. Несомненными особенностями обладает содержательная сторона судебной деятельности при рассмотрении спора о защите интереса, обусловленная правовой природой защищаемого объекта. Сложившиеся подходы к сущности рассматриваемого феномена сводятся к утверждениям, что законный интерес - это простая дозволенность, незапрещен-ность чего-либо, являющаяся простым стремлением субъекта к обретению некоего блага в отличие от твердо гарантированной возможности, свойственной субъективному праву, а потому характеризующаяся отсутствием власти, свойственной управомоченному лицу [18] (состоящей в возможности применения государственного принуждения к обязанному лицу либо к устранению препятствий в осуществлении собственных действий управомоченного лица), отсутствием регламентированной законом меры поведения заинтересованного лица [16]. Пределы правомочий законного интереса четко не сформулированы в конкретных правовых нормах, вытекают из совокупности правовых норм, действующих принципов, правовых дефиниций [4]. Правоохранительным и правозащитным органам требуется выяснять, что перед нами - право или законный интерес, поскольку от ответа на этот вопрос зависит выбор способа защиты [18]. Сказанное с очевидностью указывает на то, что процессуальные средства и способы защиты законного интереса обладают определенными особенностями. В частности, при разрешении спора о защите законного интереса перед судом стоят задачи установления его содержания (исходя из серии правовых норм, норм-принципов, норм-дефиниций), квалификации интереса в качестве законного (на основе непротиворечивости законным интересам других лиц, прямым предписаниям правовых норм императивного характера), разрешения спора в рамках избранного заинтересованным лицом способа защиты. Причем при разрешении спора о защите интереса, как ни в каком ином случае, высока степень применяемых судом правовых принципов и общих начал (добросовестности, разумности, справедливости, гуманности и даже целесообразности). И такой прием правового регу- лирования для данной ситуации рассматривается как оптимальный: реализуя принцип целесообразности, правоприменитель «не обременен» конкретной юридической необходимостью (обязанностью). Ему, наоборот, законом предоставлено право выбирать из нескольких необходимостей такую, которая бы более точно соответствовала конкретному жизненному случаю и применяемой норме права. Требование целесообразности устанавливается обычно в тех случаях, когда невозможно те или иные отношения урегулировать общим правилом поведения и когда определенный вопрос требует решения в каждом конкретном случае, то есть когда в данной сфере законодатель бессилен что-либо раз и навсегда установить [18]. Поскольку в процессе рассмотрения спора о законном интересе неизмеримо возрастает степень судебного усмотрения, возникает вопрос о границах этого усмотрения и оценке его с точки зрения законности. В литературе указывается: «Законодатель устанавливает момент целесообразности для правоприменительного органа, предоставляя ему (ограниченную законом) свободу в решении того или иного вопроса с точки зрения конкретных обстоятельств и применяемой нормы права, содержащей момент усмотрения. Однако важно при этом не противопоставлять целесообразность законности, ибо подлинная целесообразность очерчена рамками закона, выражена в нем, являясь по своей сути законной» [18]. Соответственно результат разрешения спора, в том числе на основе правовых принципов и общих начал, может составить предмет проверочной деятельности на предмет соблюдения судом законности и иных требований. Содержательная сторона проверочной деятельности также заслуживает отдельного изучения.

Таким образом, проведенный в рамках настоящей статьи обзор актуальных аспектов деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов по защите законных интересов демонстрирует имеющуюся потребность в проведении комплексного монографического исследования, посвященного осмыслению содержания и систематизации доктринальных подходов в рамках теории защиты законных интересов в цивилистическом процессе на современном этапе.