Проблемы перевода романов Ф.М. Достоевского на английский и немецкий языки

Почему Россия остается в глазах Запада великой державой? На этот вопрос могут быть два ответа: один просто циничный и несправедливый; другой очень благородный и правильный.

Итак, для ценника Русь Великая бряцает большим арсеналом ядерного оружи я , то есть она заслуживает почтительного уважения лишь только потому, что обладает огромной силой, превосходящей во всем мире. Данный ответ напоминает эпизод из старого питерского романа.

А на самом деле мир давно восхищается святой русской литературой. Образованный Запад вот уже более ста лет смотрит на Россию как на страну, откуда приходят поразительные откровения о человеке и мире. Поэтому классическая литература народа для её верного понимания западными читателями должна быть верно переведена на другой язык. С прозрениями Толстого, терзаниями Лермонтова, реальностями жизни Тургенева, мировидениями Достоевского иноязычный читатель знакомится в переводах известных переводчиков.

Ни удивительно, что порой произведения классиков могут оказаться лучшими строителями духовных мостов, чем живые действующие политики. В настоящее время, когда антироссийские настроения в Европе сильны как никогда, даже польские газетчики, вовсю критикуя политический режим в России, оговариваются, что они «не ненавидят русский народ», напротив, испытывают к нему симпатию, ведь это народ великой культуры, народ Чайковского и Достоевского. Федор Михайлович Достоевский, пожалуй, самый читаемый русский писатель за рубежом.

В творчестве мастера психологизма интерес вызывают языковые особенности раскрытия внутреннего мира персонажей. Поэтому актуальным становится вопрос о точности перевода текста русского классика на другой язык. Зарубежные читатели видят Достоевского глазами его переводчиков и заметить то, чего не заметили переводчики, не способны.

Достоевского переводили и на немецкий, и английский языки много. Существует не менее шести переводов каждого из его крупных романов. Среди английских переводчиков известны Констанс Гарнетт, Ева Мартин, Ричард Певир в сотрудничестве с Ларисой Волохонской, Дэвид МакДафф , С. Дж. Хогарт., Дэвид Мэгаршэк , Дэвид Лоу, Кеннет Ланц, Дэвид Пэттерсон, Роналд Уилкс. Из немецких переводчиков писателя следует назвать Элизабет Кэррик, Герман Рёль, Рудольф Касснер, Рихард Гофман. Перевод прозы считается наиболее простым, но в случае Достоевского едва ли можно говорить о простоте работы переводчика. Мы обозначили следующие трудности передачи текста: метафоры; окказионализмы и неологизмы; речевая характеристика персонажей. Например, в его роман «Бесы», ставший пророчеством о судьбе России (и не только) в XX веке.

Различия в переводах романа начинаются уже с заглавия. Так, например, К. Гарнетт называет роман “The Possessed” , то есть «Одержимые», Р. Пивер и Л. Волохонская передают смысла заглавия словом “Demons” а в переводе М. Катца - “The Devils”. О концепте «бесы» в том виде, как он существовал в русском языковом сознании XIX в., можно судить по «Толковому словарю» В.И. Даля::

« Демонъ м. греч. злой духъ, дiаволъ, сатана, бесъ, чортъ, нечистый, лукавый. Сатана, кто во лжи, по кичливости духа; дiаволъ, кто во зле, по самотности; демонъ, кто в похотяхъ зла, кто в любви къ мiрскому » [3]. Смысл заглавия романа заключается в следующем:

• -    « люди, одержимые разрушительной идеей, - это бесы »;

• -    « нехорошее чувство или разрушительная идея как навязчивое состояние – это бес/демон ».

Итак, две его текстообразующие метафоры ёмко отображают внутренний мир персонажей Достоевского. Английская версия перевода заглавия “Demons”, выбранная Р. Пивером и Л. Волохонской, на наш взгляд, соответствует русскому концепту « бесы » более полно, чем остальные. В романе переплетаются все выписанные значения английского слова demon : «demon, n 1. an evil spirit, devil or fiend. 2. an evil passion or influence. 3. a person considered extremely wicked, evil, or cruel. - adj 9. possessed or controlled by a demon».

Бес для персонажей Достоевского не всегда является метафорой . В главе «У Тихона» Ставрогин заявляет архимандриту в своей импровизированной исповеди: «…я вам серьезно и нагло скажу: я верую в беса , верую канонически, в личного, не в аллегорию...», то есть он признаёт, что время от времени видит беса как галлюцинацию – то смутно, то ясно.[5] Р. Пивер и Л. Волохонская обозначают объект его веры буквальным переводом: “a personal demon” ( личный бес ). Возможно поэтому в отношении сильного чувства, описываемого Ставрогиным в рукописи, метафора « Нехорошее чувство – это БЕС », типичная для XIX века, не употребляется.

С метафорой бесов соседствует метафора « идея (мысль)» во многих вариантах. Приведем пример индивидуально-авторской метафоры, которая передает образ мысли Шатова:

• -    Это было одно из тех идеальных русских существ, которых вдруг поразит какая-нибудь сильная идея и тут же разом точно придавит их собою, иногда даже навеки. Справиться с нею они никогда не в силах, а уверуют страстно, и вот вся жизнь их проходит потом как бы в последних корчах под свалившимся на них и наполовину совсем уже раздавившим их камнем.

Особый интерес представляет то, что образ огромного камня, который мог бы раздавить человека, затем повторяется в словах Кириллова, когда он рассуждает о самоубийстве:

– Представьте, – остановился он предо мною, – представьте камень такой величины, как с большой дом; он висит, а вы под ним; если он упадет на вас, на голову – будет вам больно?

Кириллов не имеет в виду ничего иносказательного, он говорит об иррациональном страхе физической боли, присущем людям даже тогда, когда, казалось бы, человек не успеет её почувствовать; идею, давящую человека, при этом мог подразумевать только автор.

Сравним два перевода данного метафорического контекста:

• -    He was one of those idealistic beings common in Russia, who are suddenly struck by some overmastering idea which seems, as it were , to crush them at once , and sometimes forever . They are never equal to coping with it , but put passionate faith in it, and their whole life passes afterwards, as it were, in the last agonies under the weight of the stone that has fallen upon them and half crushed them . (The Possessed.) [8]

• -    He was one of those ideal Russian beings who can suddenly be so struck by some strong idea that it seems to crush them then and there, sometimes even forever . They are never strong enough to master it, but they are passionate believers, and so their whole life afterwards is spent in some last writhings, as it were, under the stone that has fallen on them and already half crushed them . (Demons.)[10]

Второй перевод точен. И синтаксис, и лексика употребляются в соответствии с оригиналом:

• -    лексема « идеальный » у Достоевского в переводе соответствует английской лексической единицы ideal; также присутствует перевод как будто противоречащих друг другу оборотов « наполовину» и «совсем уже », в то время как Гарнетт опускает последний. Выражение «сильная идея» передана буквально как strong idea.

Итак, индивидуально-авторские метафоры сохраняются в обоих вариантах перевода.

Почти все переводчики Достоевского пытаются воспроизвести так, сказать народную речь Достоевского средствами своего языка. Они используют либо аграмматизмы (ошибки в окончаниях,

повторы предлогов, нетипичные для английского и немецкого языка инверсии), либо архаические конструкции . Например, в романе « Братья Карамазовы »:

• -    Отцы и учители, что есть инок? В просвещенном мире слово сие

произносится в наши дни у иных уже с насмешкой, а у некоторых и как бранное. И чем дальше, тем больше. Правда, ох правда, много и в монашестве тунеядцев,         плотоугодников, сластолюбцев и наглых бродяг.

• -    Fathers and teachers, what is the monk? In the cultivated world the word is

nowadays pronounced by some people with a jeer, and by others it is used as a term of abuse, and this contempt for the monk is growing. It is true, alas, it is true, that there are many sluggards, gluttons, profligates and insolent beggars among monks.[7]

В данном примере мы наблюдаем передачу русских архаизмов: тунеядцы , плотоугодники, сластолюбцы вполне архаичными английскими лексемами:

sluggards,      gluttons,      profligates .

Констанс Гарнетт    воссоздаёт    редкое своеобразие     речи старца Зосима в определённой мере.

Рассмотрим следующий пример перевода архаической конструкции в беседе между    неграмотными крестьянками и мещанкой, пришедшие к старцу Зосиме:

• -    From afar off, Father, from afar off! From two hundred miles from here. From

afar off, Father, from afar off![7]

• -    Thinks I, I’ll go and see him for myself. [7]

В речи употребляется избыточно off , предлог from и аграмматичное окончание s в первом лице единственного числа. Как можно заключить по этому переводу, в России во времена Достоевского попадались удивительно образованные крестьянки. Изъяснялись они как леди из высшего общества XIX века откуда-нибудь из Великобритании.

Окказионализмы и неологизмы Достоевского       представляют       для переводчиков особую сложность. Например, перевод слова «пьяненький». В русском языке существует разница    между лексемами

« пьяный» и «пьяненький ». В переводе Рихарда Гофмана разницы нет:

• - А я лежал пьяненькой

• - Ich lag betrunken da[9].

Неологизмы Достоевского в основном переводятся лишь тогда, когда не переводить их становится невозможно, так как фрагмент теряет смысл.

Таким образом, при выборе между двумя     переводческими     стратегиями буквализмом (дословной точностью) и художественностью переводчики делают     выбор     в     пользу художественности.

Переводчик художественного текста – это посредник между автором и читателем. Если у переводчика есть собственные намерения,                профессиональная добросовестность требует,      чтобы он самовыражался где-нибудь в сторонке от переводимого произведения и не отвлекал читателя от знакомства с классиком. Но, несмотря на отдельные случаи неудачного перевода,    романы Достоевского имеют огромное значение для пропаганды русской культуры среди иноязычной аудитории.