Пространственные характеристики повседневности в "Повести о сестре" М. А. Осоргина

,

,

Возрастающий интерес к проблеме повседневности в литературоведении подтверждают многочисленные современные исследования. Литературоведы выделяют свойства повседневности [Струкова, 2017; Новоселова, 2017], исследуют процессы оповседневнивания [Новоселова, 2017; Кучеренко, 2013; Пустовойтова, 2011; Кувшинов, 2019] и эстетизацию повседневности [Телегина, 2016; Пустовойтова; 2011], обращают внимание на хронотоп повседневности [Кучеренко, 2013; Пустовойтова, 2011; Телегина, 2016; Кувшинов, 2019]. Несмотря на растущий интерес к явлению, в литературоведении, как и в других дисциплинах гуманитарного направления, отсутствует единое определение этого феномена. В результате анализа существующих в настоящее время в гуманитаристике интерпретаций повседневности мы понимаем под повседневностью будничный мир персонажа, состоящий из совокупности пространственно-временных характеристик (пространство – домашнее, рабочее, уличное; время – утреннее, дневное, вечернее, ночное) и ежедневных, повторяющихся практик (умывание, принятие и приготовление пищи, наведение порядка и т. п.).

Повседневность как часть образа покинутой эмигрантами России присутствует во многих произведениях писателей русского зарубежья. Исключением не стало и наследие М. А. Осоргина, в творчестве которого отмечается особое отношение к вещному миру [Жлюдина, 2012, с. 5]. Тем не менее проблему повседневности в осоргиноведении можно расценивать как научную лакуну, поскольку работ, посвященных специальному анализу этого феномена в творчестве писателя, до настоящего времени не появилось. Существуют исследования, в которых ученые обращаются к отдельным аспектам повседневности. Например, М. С. Анисимова анализирует образ дома в романе «Времена» [Анисимова, 2007, с. 12]. Томские литературоведы [Жлюдина, 2012; Сваровская и др., 2011] рассматривают образ дома и топос Москвы (улицы, дома) как один из основных пространственных образов в романе «Сивцев Вражек».

Объектом нашего исследования стало произведение М. А. Осоргина «Повесть о сестре» (1931), написанное им за границей. Писатель вспоминает о своем детстве уже взрослым мужчиной. На автобиографичность «Повести о сестре» указывает ее сходство с воспоминаниями автора, озаглавленными «Сестра» (1928). В последних М. А. Осоргин зафиксировал всё, что в его памяти связано со старшей сестрой Ольгой. При сопоставлении «Сестры» и «Повести о сестре» становится очевидным, что большинство событий художественного произведения совпадают с тем, что действительно происходило в жизни автора и его сестры Ольги. Исследователи творчества писателя признают «Повесть о сестре» автобиографическим произведением [Марченко, 1994, с. 56; Сваровская и др., 2011, с. 5].

Результаты исследования

Повседневность в повести раскрывается в описании будничного мира маленького Кости в первой части произведения, а также обыденной жизни повзрослевшего главного героя и его сестер в последующих частях. Пространственные характеристики повседневности сосредоточены в следующих локусах: родительский дом, квартира Лизы после замужества, дом Евгения Карловича и Кати, а также съемные комнаты, в которых протекала студенческая жизнь Кости.

Вещный мир как репрезентативная часть будничного мира представлен посредством характерных деталей. Например, испорченный кран в ванной замужней Кати отражает ее плохие отношения с мужем. А часы в виде домика, которые ей подарила мама, являются напоминанием о лучших детских годах, проведенных в родном доме. После водных процедур женщина надевает «старый капотик, которому давно бы пора отойти на покой; но с ним она в тесной дружбе» (Осоргин, 1999, с. 339) 1. Определение «старый» в отношении капотика – это признак, указывающий на тесноту взаимной связи вещи и человека, на «зараженность» вещи человеческим началом [Топоров, 1995, с. 61–62]. Для Кати лишиться его сродни потери хорошего друга: «перестать ощущать эту теплоту вещи – большая утрата и для человека <…>» (с. 33).

Повседневным практикам в повести уделяется мало внимания: автор описывает детскую повседневность Кости (с. 311), повседневность его замужних сестер и студенческую повседневность, но все эти описания носят общий характер – отсутствует детальное описание приготовления пищи, уборки, стирки и т. п. Такую ситуацию можно объяснить историческими и социальными особенностями изображенной эпохи, когда хозяйственные заботы лежали на плечах прислуги. Единственное уточнение присутствует в описании будничной жизни Лизы, которая сама готовила кофе и помогала кухарке перед обедом (с. 327).

Значительный акцент в произведении сделан на пространственных характеристиках, связанных с повседневностью.

В первой части повести в контексте описания родительского дома главных героев выделяется пространство чулана. Костя совершил провинность, и в наказание за это мама отправила его в чулан. «А чтобы не было мне, маленькому, страшно, со мной посадили Катюшу, мою старшую сестру <…>» (с. 308). В русской литературе выделяют два основных варианта образа чулана. Чулан как отражение иррациональной стороны человеческой психики, в котором сконцентрирована темная сущность дома, присутствует в некоторых произведениях Ф. М. Достоевского [Нагина, 2022, с. 281]. Для Л. Н. Толстого чулан сродни не подвалу, как у Ф. М. Достоевского, а сундуку или шкафу, хранящему тайны души [Там же].

Чулан в «Повести о сестре» описывается как «отличный, теплый, просторный». В нем стоит большой сундук, «а на сундуке положено одеяло, чтобы сидеть было мягче» (с. 308). Мотив наказания – заключения в чулане появляется и в повести Л. Н. Толстого «Отрочество», однако Николенька в этот сюжетный момент был старше, чем Костя, а его проступок был серьезнее. Если Николенька в чулане предается вначале фантазиям, а потом раздумьям, которые даже приводят его к мысли о смерти, то Костя расстроен тем, что подобное наказание унижает человеческое достоинство.

В «Повести о сестре» чулан выполняет ключевую роль во взаимоотношениях Кости и Кати. «Думаю, что именно тогда и родились между нами близость и взаимное понимание, позже спаявшие нас крепкими узами нерушимой дружбы» (с. 309). Чулан у М. А. Осоргина – это особое пространство, пребывание в нем становится своего рода инициацией, после прохождения которой зарождается таинство крепкой дружбы главного героя и его старшей сестры.

Кроме чулана, автор описывает столовую в родном доме Кости, в которой «по вечерам уютнее всего» (с. 312). В изображении помещения используется минимальная детализация. «Там большая висячая керосиновая лампа над столом, покрытым темной ковровой скатертью» (с. 312). Несмотря на отсутствие подробностей в создании образа столовой, упоминание лампы делает его более выпуклым и «живым». Согласно наблюдениям Г. Башляра, керосиновая лампа более человечна, чем электрическая лампочка, поскольку ей нужно уделять внимание, чистить фитиль, подбирать хорошее масло. «Электрическая лампочка никогда не сможет стать источником грез, подобно той живой лампе, которая давала свет благодаря маслу» [Башляр, 2004, с. 264].

Для повседневного пространства в повести характерно отсутствие ярких красок, больше внимания уделено звуку, а не цвету. В обычные дни, не нарушаемые какими-то событиями, в доме стоит тишина: «совсем тихо и в доме», «в комнате тихо, и время проходит мимо нас, тикая маятником» (с. 298, 312). Приход Кати из гимназии для Кости сродни празднику, потому что «с нею возвращалось в дом оживление, мама улыбалась, нянька шлепала туфлями. Саватьевна гремела посудой» (с. 311). Помолвка старшей сестры – событие, выходящие из ряда обыденных, – сопровождается громкими повседневными звуками: «мама звенит ключами, няня стучит ящиками шкапов и комодов» (с. 315). Эпизод, когда у Кати начались роды (не повседневное событие), тоже не проходит в тишине: «но и ночью было слышно, как хлопает кухонная дверь» (с. 323). Таким образом, обыденность в повести чаще всего протекает в тишине, а необычные события описываются при помощи звуковой характеристики. Интересно, что для передачи этих звуков автор использует только «самое действенное, самое взволнованное слово в нашем языке» [Галь, 1987, с. 16] – глаголы: «шлепала», «гремела», «звенит», «стучит», «хлопает». Благодаря такому описанию звуков картина оживает, становится более осязаемой.

После того как сестры Кости вышли замуж, он попеременно гостил то у Лизы, то у Кати. Интересно противопоставление их жилищ. Квартира Лизы описывается как удобная, полная уюта, салфеточек, недорогих картин и покойного быта (с. 326). Дом Евгения Карловича и Кати холодный и захламленный: «В доме ее мужа было много ненужных комнат и стояла лишняя мебель, не делавшая уюта» (с. 329). Лишнюю мебель в этом доме можно истолковать как символ бессмысленности и распада [Топоров, 1995, с. 60]. В данном случае речь идет о распаде супружеских отношений, поскольку брак Кати и Евгения Карловича к тому времени уже давно перестал быть настоящим союзом.

Еще одной характерной деталью в пространстве повседневности, отличающей счастливую жизнь Лизы от неудачного замужества Кати, является упоминание о комнатных растениях. У старшей сестры Кости «совсем не было комнатных растений», в то время как «у Лизы был заполнен ими каждый освещенный уголок» (с. 329). В поэтических произведениях зачастую используется образ пламени в растениях [Башляр, 2004, с. 254–261], который иногда перерастает в пламя жизни. Пользуясь таким красочным сравнением, обнаруживаем, что квартира Лизы полна жизненного пламени благодаря ее комнатным растениям, а в доме Кати отсутствует хоть какая-нибудь искра жизни.

Заключение

Анализ пространственных образов в «Повести о сестре» М. А. Осоргина позволил обнаружить несколько характерных особенностей в авторском изображении повседневности. М. А. Осоргин редко использует цвета, но выделяет звуковую составляющую повседневного пространства, используя тишину как маркёр будничности и насыщение звуком как признак значительности события.

Еще один характерный прием писателя в создании повседневных образов – минимальная детализация. Использование этого приема может быть объяснено ретроспективным развертыванием повествования: о своем детстве и юности герой вспоминает, будучи уже взрослым человеком. Поэтому ключевые моменты в повседневности, необходимые для полноты картины, отмечаются пунктирно. На наш взгляд, именно в минимальной детализации заключается специфика художественного стиля повести М. А. Осоргина. Но, несмотря на ограниченное количество описательных деталей, автор создает выпуклую и осязаемую картину повседневности конца XIX – начала XX в., которая органично вписывается в сюжетную структуру повести и отражает особенности жизни героев.