Проза Осетии второй половины ХХ в. в контексте общероссийского литературного процесса

Становление осетинского романа начинается в 1930-е гг. В числе первых были написаны романы о революции и Гражданской войне, в которых авторы пытались исторически осмыслить события эпохи, изменения в сознании людей. В целом формирование осетинской прозы происходит в русле советской многонациональной культуры, но в то же время ее развитие с первых шагов имело свои специфические особенности. В творчестве Г. Плиева, А. Царупаева, Гафеза, Н. Джусойты осознана роль истории в становлении нации, связь времен и преемственность культурных традиций.

Большой исторический пласт художественно интерпретирован Н. Джусойты в романе «Кровь предков» (1965) [3], завоевавшем широкое читательское признание. В романе освещены события, связанные с карательной экспедицией армии генерала П. Ренненкамп-фа в 1830 г. в ущельях Южной Осетии. Автор использовал наряду с документальными материалами и фольклорные источники того времени.

Взаимоотношения Осетии и России имеют историческое значение, и они, естественно, нашли свое отражение не только в документах, но в большей мере в осетинском фольклоре: в исторических песнях и преданиях. Н. Джусойты учел уроки истории, и его роман отразил характер межнациональных связей, суть социальных потрясений и в целом трагедию нации.

Основную часть произведения составила панорама военных действий. 19 мая 1830 г. карательный отряд П. Ренненкампфа выступил из Цхинвали и в тот же день прибыл в село Дзау. «В Чесельтское ущелье были отправлены князья Мачабели с требованием к осетинским крестьянам прекратить всякое сопротивление и полностью покориться» [7, т. 1, с. 180]. Но крестьяне приготовились к обороне. Каратели разрушали села, громили разрозненные отряды горцев. Всего П. Ренненкампф на своем пути сжег семь деревень.

• Н.    Джусойты воспроизводит трагические события осетинской истории, вынужденность населения, сопротивлявшихся повстанцев, принять условия завоевателей. Не покорились лишь две семьи – Кабисовых и

• Кочиевых. Кабисовы с небольшим отрядом ушли в лес, а Кочиевы приготовились к осаде в башне в количестве, как пишет Н. Джусой-ты, тридцати человек. После нескольких безуспешных попыток взять башню, ее подожгли. Спастись не удалось никому: горцы с честью и достоинством встретили смерть.

В романе создан привлекательный образ русского солдата Олега Орлова. Факт перехода его на сторону обреченных повстанцев казался нереальным, но он имел место в действительности. В истории Кавказской войны таких случаев, как пишут историки, было немало. Н. Джусойты, исходя из сложившихся отношений русских с населением Кавказа, поэтизирует эти страницы. Он проводит мысль о том, что и русские солдаты сражались против мирных горцев не по своей воле, что и они являются жертвами насилия и бесправия. В романе предки завещают потомкам помянуть на тризне вместе со своими героями и русских солдат, погибших у стен горских башен [3, с. 9–10]. Этот завет звучит торжественно и в то же время отличается душевной теплотой.

Олег Орлов, или Алаг, как называл его осетин Бега, взят из реальной жизни. Это типично русский человек из народа. Память о родной земле, о любви к ней раскрывается в его рассказах о родине, о бесконечных ее просторах, о многоводной красавице Волге. Рассказывает он, как длинной холодной зимой на его родине катаются на санках, охотятся на уток и перепелок. Тоску по родной земле он изливает в песне. Из песни Олега горцы не поняли ни слова, но «грустные переливы его голоса наводили тоску и вызывали печальные думы» [3, с. 83]. Н. Джусойты показал, что простой русский человек в любых ситуациях остается человеком. Бега – представитель трудового народа, для него русский солдат – это тот же бесправный человек, который идет на войну не по доброй воле: «Он же солдат… Так в чем его вина?.. Он, видимо, моего возраста… Но какой он тощий. Наверное, так и кормят солдат. Но посмотрите на его широкие ладони. Клянусь честью отца, если он не землепашец» [3, с. 72].

• Н.    Джусойты аргументирует причины перехода Олега Орлова на сторону повстанцев: осетин Бега спас ему жизнь, Олег чувствовал

себя обязанным ему и не хотел, чтобы один из них погиб от руки другого. Он не был уверен, что останется в живых в этой страшной войне, но прежде, чем погибнет, хотел помочь спасителям.

Роман Н. Джусойты верен исторической правде, той, которая была запечатлена в документальных летописях, народной памяти, а теперь обрела художественный образ, названный им «Кровь предков».

Осетинская проза во второй половине ХХ в. вступила в эпоху своей зрелости. Значительно обогатился ее художественный мир, в котором отразилась жизнь народа, его история и современность. Сохраняя этнокультурную специфичность, она вписалась в контекст российских литератур с проблемами и задачами, осмысленными и философски обобщенными художниками слова.

В свое время В. Астафьев писал, что приходит время, когда «возникает внутренняя потребность не просто рассказать о виденном и пережитом, но и осмыслить его. Осмыслить глубоко, масштабно, не с узкой собственной точки зрения, а с общечеловеческих позиций…» [1, с. 44]. В. Астафьев считал необходимым понять внутренний смысл эпохи, и при этом ссылался на слова Д. Писарева о том, что художник слова все постигает «с общечеловеческой точки зрения», не воспроизводит «внешних особенностей народного характера, не дробит свои мысли на мелочные явления повседневной жизни, поэт разом постигает дух, смысл этих явлений, усваивает себе полное понимание народного характера» [1, с. 48].

Изменения, происходившие в жизни общества во второй половине ХХ в., вызвали потребность в многостороннем анализе действительности. В 1970-е годы появилась проза В. Распутина, Г. Матевосяна, Ч. Айтматова, О. Чиладзе – писателей, в творчестве которых заметно выражено тяготение к метафизическим проблемам бытия, к художественному исследованию социальных процессов. Соединяя в себе глубину философских размышлений о человеке с постижением его сущности, эта проза содержала гипотетическую модель нравственного переустройства жизни. Однако в этом факторе коренится возможность понять, какой отпечаток накладывают на нее национальная традиция и современный момент. Озабоченность судьбами человечества и общность творческих установок позволяют рассмотреть в одной плоскости разные этические модели, сосредотачивающие в себе исторический и национальный опыт народа. «То есть мы должны и обязаны взять из культуры прошлого, из традиции народа тот “момент развития”, то положительное, что дает новый толчок быту, искусству, творчеству» [2, с. 601].

В литературе отчетливо обозначился особый тип героя с высоко развитым чувством самосознания и органической причастности к тому, что принято называть «национальной памятью». Глубоко выстраданное собственное мироощущение сопряжено в этом герое с многовековым опытом народа, он является его национальным Логосом. Это во многом определяет значение его поступков в структуре романного действия как «катализаторов» ситуации. Поступок как определитель конфликта может меняться в зависимости от конкретной художественной задачи, но суть его идеи остается неизменной.

Усложнение в современном романе связей поступка и обстоятельств отражается в активизации смысловой энергии образа, углублении конфликта, обновлении его возможностей. В одних романах очевидна пано-рамность конфликта, расширение повествовательных рамок произведения, вовлечение в сферу действия множества обстоятельств и персонажей, в других – тенденция к уплотнению, «интенсификации конфликта в пределах индивидуального сознания» [9, с. 225]. Таковы Иван Африканович в «Привычном деле» В. Белова, старуха Дарья в «Прощании с Матерой» В. Распутина, бабушка Катерина в «Последнем поклоне» В. Астафьева, Н. Джусойты «Возвращение Урузмага» и др. В ряду актуальных проблем историко-литературного процесса – восстановление «памяти национальной культуры» [10, с. 91] через самосознание главных героев.

В свое время, в работе «Нация и человечество», опубликованной в 1934 г. в журнале «Новый град», С. Булгаков особо выделял этот момент: «Главенство духа в национальном сознании ведет… к тому, что нация восприни- мается не только как данность или факт, но и как творческая задача и долг. Национальное начало должно всегда находиться в творческом напряжении, подобно духу, и лишь в таком образе оно оправдывает свое существование» [7, т. 2, с. 650]. Создание художественных ценностей предполагает воплощенное в слове отношение к национальному. Авторское видение может быть многовариантным. Об этом свидетельствуют произведения художников слова народов Северного Кавказа. Например, роман адыгейского писателя А. Евтыха «Двери открыты настежь», «Мой Дагестан» Р. Гамзатова, повесть осетина Н. Джусойты «Возвращение Урузмага» и др. Идеализация национальной идеи несет в себе отношение к высшим ценностям, в совокупности и образующим мир национальной самобытности. В книге дагестанского писателя шла речь как о ценностях национального бытия, так и о самоценности национального сознания. По мысли Р. Гамзатова, личность, не укорененная в национальном, обречена на духовное одиночество, а национальное, не преображенное личностным отношением к миру, отторгается от «духовного дома».

Своеобразие осетинской литературы 1970-х гг. состояло в том, что она была обращена к исследованию внутреннего мира личности, к проблемам нравственных норм и решала их с позиций «переосмысления», что явилось одной из ее существенных особенностей.

В эти годы значительное место занимает тема Великой Отечественной войны, осмысленная уже с позиций мира как нормального состояния человеческого бытия, в отличие от войны, несущей зло, смерть и разорение. Герой романа Г. Черчесова «Испытание» [11] Мурат Гагаев смотрит на войну как на бессмысленное массовое убийство. Рожденный для мирной жизни горец обстоятельствами времени вовлечен в «поток исторического конфликта» и обречен убивать. По представлениям Мурата, самое тяжелое для солдата – убивать, хотя это необходимо для того, чтобы остановить кровопролитие и отстоять право человека на мирную жизнь. Размышления Мурата идут из глубины народного философского мироощущения. Символичен эпизод воображаемой беседы персонажа романа Теймураза со своим дедом Асланбеком. Эта беседа как элемент сюжета выступает в конкретной художественной функции, выявляя и психологический контекст, и максимальную эпическую императивность. По мысли деда, убить человека – аморально и преступно, как «погасить звезду», которая уже никогда не будет светить. Убить человека – значит сделать детей сиротами, а жен – вдовами. Это убить душу матери, заставить ее плакать «кровавыми слезами». Лишить живое существо жизни – самый страшный грех на земле, самаястрашная кара для разумно мыслящего человека. Г. Черчесов в романе осмыслил лучшие эпические традиции народного мышления и претворил их в художественное повествование.

В центре внимания осетинских прозаиков была деревня, земля, родные места, родной очаг. Эта проза смогла вобрать в себя сложнейшие нравственно-философские проблемы времени. Углубление этих аспектов непосредственно связано с осмыслением общественной ситуации, с поиском смысла жизни и ценностных ориентации. Для решения проблем человеческого бытия чрезвычайно много можно почерпнуть из «нашей нравственной философии, уходящей корнями своими в народную традицию и получившей свое крайне плодотворное развитие уже в русле классической литературы» [6]. Она – в напряженности вопроса о смысле жизни, в первозданности звучания темы «жизнь и смерть», в стремлении вечной жизнью природы выверить органические законы жизни человека и понять, какие есть приобретения и потери в жизни современного человека. Эти проблемы глубоко волновали Н. Джусойты. Он постоянно обращался к теме деревенской жизни, где находил глубинные источники бытия народа, его мудрости и жизнестойкости. Художественное воплощение эти вопросы нашли в повестях, которые составили книгу «Реки вспять не текут».

Фольклорный и национальный опыт, патриархальный ритуал не всегда могут вместить всю сложность и тонкость человеческих отношений и переживаний, и, отражая эту сложность, Нафи обращается к наследию русской классической литературы. «Реки вспять не текут» – это и утверждение авторской «про- граммы» жизни, которую разделяют с ним персонажи, и концентрация неумолимого хода времени, издавна ассоциируемого с рекой.

Время вносит в жизнь людей изменения, они вынужденно покидают горы, селения, что стало одной из важных межнациональных проблем эпохи. В повести «Белый-белый снег» Н. Джусойты с прискорбием пишет о земляках, которые, покинув родные места, забудут обычаи и традиции своего народа. Драматизм этого явления времени осознали представители разных литератур.

Законы и обычаи, которые существуют на этой земле, учат чтить «братство» всех членов рода, и «фарн души» – благодать, подкрепляющую любовь к своему суровому краю, тут необыкновенно развито чувство собственного достоинства, высоко ценится труд, который не считается доблестью, а входит в «ритуал жизни». Но кроме «ритуала жизни» существует и «ритуал смерти» с умением достойно умереть. Героиня повести «Белый-белый снег» старая Дочь Бату говорит молодой девушке: «По чести надо не только жить, доченька, но и умирать, и своих покойников хоронить» [4, с. 266]. Старухи, героини повестей В. Распутина, тоже похожи на Дочь Бату. Сам автор восхищается ими и пишет: «У старух меня особенно поражает спокойное отношение к смерти, которую они воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Думаю, что этому спокойствию их научил долгий жизненный опыт...» [8, с. 147].