Психология обращения: роман М. Уэльбека "Покорность" в контексте традиции Ж.-К. Гюисманса

либо творческой сферой деятельности. И почти всегда пишет. Это может быть роман, философские диалоги («Расширение пространства борьбы»), «вымышленные тексты», «правдоподобная реконструкция на основе отрывочных воспоминаний» («Элементарные частицы»), дневники-комментарии неолюдей («Возможность острова») и т. д. В каждом случае доминирует повествовательная позиция от первого лица, герою даётся возможность самому представить свою историю и видение мира.

Герой романа «Покорность» – литературовед, преподаватель литературы. Отчасти произведение можно комментировать в контексте традиции университетского романа (campus novel). О. Ю. Анцы-ферова, исследуя этот жанр, выделяет в числе конститутивных следующие параметры: описывается жизнь университетского сообщества, большое внимания уделяется проблемам образования и преподавания, сюжет и проблемно-тематическую направленность определяет профессиональный статус героя, складываются особые сюжетных клише, например, постоянное обращение к темам сексуальных связей преподавателей со студентками, кафедральных или факультетских интриг, предметом художественного изображения чаще всего становятся гуманитарные исследования, общая сатирическая тональность [Анцыфе-рова 2008: 278–285]. Все эти жанровые приметы с разной степенью интенсивности обнаруживаются и в романе «Покорность». Профессия определяет мировосприятие героя, формирует систему координат и оценок. Жизне- и миро-описание сопровождается литературоведческой рефлексией.

Время действия – 2022 год. Героя-повествователя зовут Франсуа, ему сорок четыре года, он профессор университета Сорбонна III, специалист по творчеству Ж.-К. Гюисманса. Самая лучшая часть жизни по его признанию связана с написанием и блестящей защитой диссертации на тему «Жорис-Карл Гюисманс, или Выход из тупика» («Joris -Karl Huysmans, ou la sortie du tunnel»[Houellebecq 2015:13; далее роман будет цитироваться по этому изданию с указанием страниц в круглых скобках]). «Все семь лет, отданные диссертации, я прожил в обществе Гюисманса, в его практически постоянном присутcтвии. <…> мне удавалось посвящать всё своё время занятию, которое я выбрал себе сам, – свободному интеллектуальному общению с другом» [Уэльбек 2016: 16; далее роман будет цитироваться по этому изданию с указанием страниц в круглых скобках]. И ниже: «Работа над диссертацией и издание книги стали интеллектуальными вершинами моей жизни <…> Интеллектуальными или просто вершинами? Тогда, во всяком случае, я чувствовал, что моё существование имеет смысл» (je me sentais justifié) (53; 47). Итак, Гюисманс – объект научного исследования и единственный друг, вне этого союза Франсуа абсолютно одинок: как и другие герои Уэльбека, он утратил связь с родителями, не имеет собственной семьи, его контакты с коллегами исключительно формальны. Филологический факультет, преподавательская деятельность и меняющиеся поколения студентов – досадные, но неизбежные последствия счастливых лет «общения с другом». Очевиден разрыв интеллектуальной и профессиональной жизни героя: испытывая живой интерес к Гюисмансу, он не имеет призвания к преподаванию (cette absence de vocation initiale): «передача знаний чаще всего невозможна, разнородность умов бесконечна, <…> я не любил молодёжь» (19–20; 17). Тем более, что среди студентов-филологов Сорбонны в 2022 году практически отсутствуют европейцы, в аудиториях «компактные кучки китаянок», «девушки в хиджабах» и т.д.

Важная составляющая мышления Франсуа – ностальгия по литера-туроцентризму. В самом начале романа представлены его суждения о специфике литературы, «одного из главных искусств той западной цивилизации, которая на наших глазах завершает своё существование (art majeur d’un Occident qui sous nos yeux se termine). <…> Музыка, в той же степени, что и литература, может вызывать потрясение, эмоциональную встряску, безграничную печаль или восторг. Живопись, в той же степени, что и литература, может дать повод для восхищения и предложить по иному взглянуть на мир. Но только литературе подвластно пробудить в нас чувство близости с другим человеческим разумом в его полном объёме, с его слабостями и величием, ограниченностью, суетностью, навязчивыми идеями и верованиями…» (13–14; 12–13). Литература в его понимании едва ли не единственный источник общения, доступный интеллектуалу, в условиях тотального разрушения всех традиционных социальных связей и социального опыта вообще.

Коллеги Франсуа, филологи, преподаватели французской литературы в Сорбонне III, так же как и он, скрыты за объектами своих исследований, избранный Автор это и единственный друг, и форма самоидентификации, и инструмент отчуждения, и способ защиты, и идеология, и конъюнктура, и штамп. Общение с Автором определяет и формирует экзистенциальный и социальный опыт исследователя. Коллеги ничего не знают друг о друге за исключением тем научных работ. Например, интеллектуальная ограниченность коллеги, «миляги Стива» подаётся через указания: «невнятная диссертация по Рембо», «самая избитая диссертационная тема в мире, уступает разве только Флоберу» (32) («d’une vague thèse sur Rimbaud, sujet bidon par excellence», «le su- jet de thèse le plus rabâché au monde, à l’exception peut-être de Flaubert»), психологическая и интеллектуальная совместимость: «Алиса, специалистка по Нервалю <…> в её обществе я отдыхал душой». Общий абрис филологической жизни, цели и перспективы филологического образования переданы отчасти саркастично, но, по сути, верно: «литература, кроме всего прочего, издавна имеет позитивную коннотацию в индустрии люкса», «образование на филологическом факультете университета, как известно, практически не имеет применения <…> эта система не имеет никакой иной цели, кроме самопроизводства, при объёме потерь 95 %» (18; 22-23).

Событийную основу романа составляет остросюжетная история двенадцатых президентских выборов 2022 года. В партийных выборах для выдвижения кандидатов от основных политических партий побеждает Мусульманское братство, президентом становится её лидер Моххамед Бен Аббес. Обыватели, в числе которых и филологическое сообщество, пассивно наблюдают за происходящим, но в обществе грядут радикальные перемены. Аполитичный филфак, живущий своими индивидуальными научными предпочтениями – аллегория Европы, европейской культуры начала XXI века.

Франсуа соотносит свой жизненный и интеллектуальный путь с опытом Гюисманса. Его профессиональный и личный интерес основан на убеждении, что со страниц произведений с ним говорит Автор. В исследовательской практике он использует, прежде всего, биографический и историко-хронологический подходы, пытаясь за книгами увидеть конкретного человека.

Жорис-Карл Гюисманс (Joris-Karl Huysmans, 1848–1907) – одна из определяющих фигур литературного процесса конца XIX – начала XX веков. В творчестве он развивался от натурализма к символизму и, далее, к религиозному мистицизму, в жизни осуществил духовную эволюцию от безверия к вере. Итогом творчества Ж.-К. Гюисманса является цикл романов о литераторе Дюртале. Первый роман цикла «Там внизу» (Là-bas, 1891), далее следует трилогия «На пути» (En Route, 1895), «Собор» (La Cathédrale, 1898), «Облат» (L’Oblat, 1903). Весь цикл – история духовного падения, воскресения и преображения личности. В образе Дюрталя явно присутствуют автобиографические черты. По мнению Н. Бердяева, «всё, что писал Гюисманс, – лишь история его одинокой души, его мучений и обращений, и только. Все герои Гюисманса – он сам в разные периоды его жизни, и, кроме этого единственного героя, никаких действующих лиц нет. Так никто еще не писал, как Гюисманс, никто так не углублял истории души, не утончал ее интимной чувственности» [Бердяев].

В романе Уэльбека много скрытых и прямых аллюзий к произведениям классика, организующих своеобразный диалог культур рубежа XIX–XX и XX–XXI веков. Аллюзии обнаруживаются на проблемнотематическом уровне, на уровнях системы образов композиционной и отчасти пространственно-временной организации. Присутствует и очевидные попытки стилизации – герой-литературовед досконально изучил манеру письма Гюисманса и иногда подражает ей, например, при описании пейзажа, внутреннего убранства собора и т. д. По заключению Франсуа, использовав элементарный испытанный приём, «сделав своим альтер эго главного героя, формирование личности которого мы прослеживаем по нескольким книгам, Гюисманс выходит из творческого кризиса» (55). Как было указано выше, исследовательская позиция Франсуа – полное отождествление автора и героя, для него – Дюрталь это Гюисманс.

Гюисманс в зрелые годы, как и его автобиографический герой – католик-неофит. Герой Уэльбека, исследователь Гюисманса – атеист. Он признаёт: «Конечно, атеисту нелегко рассуждать о романах, объединенных темой обращения (de livres ayant pour sujet principal une conversion) <…> У атеиста, вникающего в духовные метания Дюрталя – а именно они составляют канву трёх последних романов Гюисманса <…> реальное эмоциональное соучастие отсутствует, им постепенно овладевает чувство, которое, увы, есть не что иное как скука» (56;49). И ниже, «наши с Гюисмансом взгляды во многом расходились» (115). Но вместе с тем обоим «уже было за сорок», и тот и другой – одинокий «холостяк без состояния». Каждый переживает ощущение кризиса, тупика. Каждый представитель – конца века, разрушения системы традиционных ценностей, утрат и катастроф, и тому и другому предстоит обращение. Религиозному обращению Дюрталя предшествует отчаяние, глубокое разочарование в настоящем: «Мне совершенно опротивела моя жизнь, я очень устал от себя <…> заглядывал в будущее и не видел впереди ничего, кроме огорчений и тревог» [Гюисманс 2010: 54]. Франсуа, перед принятием ислама становится свидетелем того, как великая когда-то европейская культура умирает: «Пора уже признать: Западная Европа дойдя до крайней степени разложения и мерзости, не в состоянии спастись, как не мог спастись Рим в V веке нашей эры» (318).

В размышлениях Дюрталя о перипетиях собственной души появляется понятие психология обращения: «Как же он возвратился к католической вере? Как случилось это? <…> только одно, кажется, ясно: надо мной случился благодатный промысел Божий промысел <…> Что же тогда: нет никакой психологии обращения (la psychologie de la con- version)?» [Гюисманс 2010: 47]. Психология обращения – важнейшее направление исследований как религиозной, так и светской психологии. Американский философ начала ХХ века У. Джемс определяет религиозное обращение таким образом: «Обращение, возрождение, обретение благодати и веры, достижение внутреннего мира – все это выражения, обозначающие медленный или внезапный процесс, которым раздвоенная и сознающая себя недостойной и несчастной душа приходит к внутреннему объединению, к сознанию своей праведности и к ощущению счастья: она находит твердую опору в своей вере в реальность того, что ей открыли религиозные переживания. Таков общий смысл понятия “обращения” безотносительно к тому, верим ли мы или нет, что для такого перерождения необходимо непосредственное вмешательство Божественной Силы» [Джеймс 1910: 178]. Герой Гю-исманса последовательно переживает все эти этапы – страдания «раздвоенной», «несчастной души», мучительный процесс самосозидания и отречения от греха, обретение благодати. Особое внимание Дюрталь уделяет причинам, которые после «долгой, безразличной жизни» привели его к церкви, самая значимая – очарование христианским искусством. Великая европейская культура по его убеждению это католическая культура. «Вернейшее доказательство истины католичества – это искусство им созданное, искусство, никем доныне не превзойдённое!» [Там же: 34]. Помимо духовных исканий литератор на пути обращения был озабочен поисками героя, сюжета и жанра. «Но над чем работать? Выпустив в свет биографию Жиля де Рэ, которая, кажется, заинтересовала кое-каких художников, он остался без сюжета: сидел в засаде и ожидал новую книгу. <…> в повествованье о маршале Рэ Дюрталь перешерстил весь средневековый сатанизм; теперь ему казалась интересной только жизнь какой-нибудь святой» [Там же:50]. Итог духовных, творческих и жанровых исканий – он укрепляется в вере, становится облатом, пишет житие Святой Лидвины. Духовное и творческое пребывают в согласии. Однако Дюрталь – мученик стиля. Придя к вере, он не отрекается от своих эстетических принципов. Ему сложно решиться на жизнь в монастыре, прежде всего потому, что возможно в качестве послушания ему поручат писать. Легче не писать, чем писать то, что расходится с собственными представлениями о стиле, о литературе, об искусстве. «Ничего не писать, отказаться от того, что было занятием и целью моей жизни – тяжело, но на эту жертву я бы согласился; но писать… писать и знать, что твой язык будет ощипан и промыт в дистиллированной воде, обесцвечен кем-то другим, быть может, святым и учёным, но не имеющим, в отличие от святого Иоанна Кре- ста, никакого чувства прекрасного, вот это уж очень тяжко!» [Гю-исманс 2012: 293].

Аполитичному атеисту Франсуа в стране, которая стремительно становится мусульманской, предлагается сделать выбор: принять ислам, сменить объект научных исследований и на более выгодных коммерческих условиях заниматься всё той же филологической преподавательской рутиной, либо уйти на пенсию. Подобно героям Гюисман-са, и самому Гюисмансу, в поисках решения Франсуа пускается в путь. Пытается буквально осуществить хронотоп романов «У пристани», «На пути», «Собор». Но ни буколические виды древни («Я сел на край обрыва, попытавшись без особого успеха погрузится в созерцание пейзажа»), ни строгое умиротворение монастырской жизни в Рокамадуре не вдохновляют его: «Дух окончательно расстался со мной, умалив меня до ущербного, бренного тела» (196). Франсуа решается принять ислам, новую культурную политику и соответствующие ей условия работы. Обращение Франсуа рационально, в нём, кажется, и нет духовного компонента.

Дюрталя, на пути к вере сопровождает учитель и духовник отец Жеврезен. В многочасовых беседах они обсуждают теософские труды, жития святых. «Эти беседы взбадривали Дюрталя, сеяли в нём семена размышлений, всходивших, когда он оставался один, поощряли его доверять суждениям пастыря, следовать его советам, и ему нравилась такая жизнь» [Гюисманс 2010: 113]. Проводником и вдохновителем Франсуа выступает профессор Редигер, лидер новой университетской номенклатуры. Его аргументы представлены в простой и доходчивой книжке с иллюстрациями – «Десять вопросов об исламе». Редигер «писал очень хорошо, тексты его были ясными и обобщающими, к тому же не лишёнными юмора» (315), но был явно «помешан на Ницше». Его враждебность по отношению к христианству тоже была ницшеанской: «Идея божественности Христа, настаивал Редигер, была грубейшей ошибкой, которая не могла не привести к гуманизму и “правам человека”» (314). Очевидно, что ислам для него не столько вера, сколько конъюнктура и политика, новый способ презентации своих антигуманных идей.

Герой Уэльбека перед принятием ислама признаёт, «моя интеллектуальная жизнь завершилась» (340). Итог его творческих и профессиональных усилий – предисловие к собранию сочинений писателя для издательства «Плеяда». Завершив работу, Франсуа заявляет: «Я понял Гюисманса до конца, лучше чем он сам себя понимал. <…> Это лучшее, что я написал, и вообще лучший текст, когда либо написанный о Гюисмансе. <…> закончились мои долгие, очень долгие отношения с

Жорисом Карлом Гюисмансом» (326). Суть прозрения – действительные чаяния Гюисманса не духовного, а бытового характера. «<…> ибо единственной подлинной темой Гюисманса было буржуазное счастье, трудно доступное для холостяка буржуазное счастье» (325). Этот вариант прочтения, по сути, опровергает духовное и творческое становление писателя. «Позиции Гюисманса обманчивы», он достиг не того, к чему стремился, соответственно из тупика не вышел… Сделанное открытие укрепляет Франсуа в решении принять ислам. Он предвкушает бытовой комфорт обещанный новым укладом жизни.

Выстроенный М.Уэльбеком диалог писателей XIX и XXI веков через призму сюжета религиозного обращения обозначает целый спектр проблем современной культуры и гуманитарного знания в целом. Ситуация обращения в его романе может быть прочитана как аллегория интеллектуального и духовного истощения современной Европы. Идеи, культурные и эстетические ценности стремительно превращаются в объекты идеологических манипуляций, а потому лишаются и смысла и содержания. Совмещение жанровых начал антиутопии и университетского романа усиливает эффект.