Ранний юсуповский фарфор: к атрибуции произведений из коллекции Екатеринбургского музея изобразительных искусств

Коллекция фарфора Екатеринбургского музея изобразительных искусств (далее – ЕМИИ), насчитывающая на сегодняшний день более тысячи предметов, иллюстрирует широкий спектр производств России и Европы XVIII–XX веков. Изучение этой коллекции, заметно активизировавшееся в середине 2010-х годов, нередко дает удивительные плоды, связанные как с выяснением источников поступления, так и с атрибуцией конкретных произведений или комплексов. Одним из наиболее интересных и еще недостаточно изученных поступлений в фонды ЕМИИ является переданная в ноябре 1960 года по завещанию известного свердловского архитектора Константина Трофимовича Бабыкина (1880–1960) коллекция предметов декоративно-прикладного искусства, включавшая девяносто предметов западноевропейского и русского фарфора [1].

Это поступление значительно разнообразило собрание музея, расширив круг представленных в нем производств, а также типов и форм предметов [2]. Записанные в инвентарную книгу на основании списка к завещанию предметы на сегодняшний день имеют крайне условную атрибуцию (в лучшем случае с обозначением заводов, чаще всего ошибочным). Изучение этих произведений затрагивает широкий круг вопросов, связанных с развитием художественной промышленности в России и Европе [3, 4]. Настоящая статья про- должает публикацию результатов атрибуционных исследований: в ней рассмотрены аргументы, обосновывающие причисление четырех предметов из коллекции ЕМИИ (ранее входивших в собрание К. Т. Бабыкина) к кругу ранних произведений мастерской живописи на фарфоре, принадлежавшей князю Николаю Борисовичу Юсупову (1750–1831).

Обзор литературы

Мастерская по росписи фарфора в селе Архангельском – одно из самых известных частных фарфоровых предприятий, чья история и круг предметов особенно привлекают исследователей. Интерес князя Н. Б. Юсупова к фарфору не случаен. На протяжении десяти лет, с 1792 по 1802 год, он находился на государственной службе, возглавляя придворные стекольный, шпалерный и фарфоровый заводы. В 1810 году Юсупов приобрел подмосковное имение Архангельское, где разместил, наряду с другими произведениями искусства [5], свою богатую коллекцию европейского и российского фарфора. Здесь после окончания Отечественной войны 1812 года он решает организовать собственное производство украшенного фарфора, первоначально использовавшее чужие заготовки – так называемое «белье». Редкость расписанных мастерами произведений, выполненных на очень высоком уровне, а также разночтения относительно даты начала работы мастерской – две основные проблемы, связанные с анализом деятельности этого предприятия.

Так, в одной из ранних публикаций по истории русского фарфора – работе А. В. Селиванова «Фарфор и фаянс Российской империи» (1903) – в качестве даты основания этого производства указан 1814 год и отмечено, что «…предметы, выделываемые на этом заводе, в продажу не поступали и приготовлялись исключительно для подарков Высочайшим особам при посещении ими Ар-хангельского…а также дарились родственникам владельца и его знакомым» [6].

Однако с этой датировкой спорит последняя на сегодняшний день крупная работа по истории развития фарфоровой мастерской Н. Б. Юсупова – составленный Н. Л. Бережной каталог выставки «Юсуповский фарфор. Фарфоровое заведение Н. Б. Юсупова. 1818– 1831» (2009) [7]. В этом издании не только собраны сведения об этапах деятельности предприятия, но и представлен широкий круг предметов из музейных и частных собраний, иллюстрирующих особенности декора произведений, выходящих из мастерской.

Одним из важных вопросов, подробно освещенных в каталоге, является время создания производства. Здесь автор, ссылаясь на документы второй половины 1810-х годов, лишь отмечает период ранних росписей на фарфоре, осуществленных еще в московском доме Юсуповых [7, с. 8]. Начало же систематической деятельности архангельской мастерской Н. Б. Юсупова исследователь отсчитывает с 1818 года. Вероятно, эта датировка связана с сохранившимися архивными сведениями о деятельности предприятия. Однако эти данные сообщают о закладке собственных муфельных печей для обжига, а не о начале деятельности мастерской росписи по фарфору, для которой наличие печей не является обязательным условием ввиду закупки Юсуповым готового белья на других заводах. Указание на это есть как в упоминаем каталоге 2009 года, так и в ранних работах [6, 8].

Отметим, что официальная марка предприятия появляется лишь в 1823 году в виде надписи латиницей «Archangelski» и, как правило, с указанием даты создания. Учитывая тот факт, что часто в мастерской использовались основы из белого фарфора, выпущенные иными производствами (как отечественными, так и французскими), среди изделий мастерской могут встречаться предметы, маркированные заводом – изготовителем белья, а мастерами предприятия Юсупова надглазурно указывался только год создания росписи [9, с. 236].

В рассматриваемом каталоге прослеживается также противоречие информации из вступительной статьи данным каталожной части, где приводится подробное описание двух ранних тарелок 1815 года – из собрания Государственного Русского музея (далее – ГРМ) и частной коллекции, которые, на наш взгляд, могут являться подтверждением активной деятельности живописной мастер- ской в более ранний период, чем традиционно принятый сегодня 1818 год [9, с. 147]. Подтверждением этого, пусть и с определенной долей осторожности, могут служить и выявленные в собрании ЕМИИ четыре произведения, являющиеся, судя по единству декоративной программы, частью одного сервизного ансамбля.

Методы исследования

В основе исследования лежит системнокомплексный метод, включающий художественностилистический анализ рассматриваемых произведений мастерской князя Н. Б. Юсупова из собрания ЕМИИ, историческое изучение используемых предприятием марок в начальный период деятельности, а также сравнительный анализ декора с продукцией других отечественных и европейских мануфактур рассматриваемого времени. В совокупности это позволило выстроить четкую доказательную базу относительно атрибуции предметов.

Результаты и дискуссия

В переданную в 1960 году в екатеринбургский музей часть коллекции выдающегося архитектора К. Т. Бабыкина вошли два чайника (Инв. № Ф-266, Ф-311), сахарница (Инв. № Ф-286) и молочник (Инв. № Ф-275). В документах поступления местом создания обозначенных предметов «с позолотой, с цветами» указан Императорский завод, а также отмечена дата – 1814 год. Несоответствие предметов художественным тенденциям, актуальным для Императорского фарфорового завода этого времени вместе с обнаруженными на предметах необычными марками потребовали тщательного изучения вопроса.

Рис. 1. Чайник. Живописная мастерская Н. Б. Юсупова. 1814. Российская империя, Московская губ., с. Архангельское. Фарфор; роспись надглазурная полихромная, золочение, цировка. 15.8х20.0х12.0. Инв. № Ф-266 (публикуется впервые)

Fig. 1. Teapot. Painting Workshop of N. B. Yusupov. 1814. Russian Empire, Moscow province, Arkhangelskoye. Porcelain; overglaze polychrome painting, gilding, piping. 15.8x20.0x12.0. Inv. № Ф-266 (published for the first time)

Так, на донцах двух из четырех предметов нанесены марки. На чайнике без крышки (Инв. № Ф-

• 266)    – серым цветом надглазурно в виде литер «J.N.» над изображением трех перекрещенных стрел, заключенных в полумесяц, ниже указана дата «1814 года. Дек. 4-го.» (рис. 1–2). Аналогичное начертание марки пурпурного цвета находится на дне молочника с датой «Д. 11. 1814», что можно расшифровать как «декабрь, 11-е, 1814 года» (рис. 3–4). Интересно, что художник в том, и в другом случае очень подробно отмечает время создания росписи.

правленной вверх, а языки львов-щитодержате-лей имеют форму стрел, что может определять число стрел на марке. В другой части герба находится изображение полумесяца [11, с. 86], который, в свою очередь, напоминает опоясывающую стрелы фигуру на марке. Можно предположить, что два эти примера представляют собой ранние варианты маркировки, разрабатываемые художниками в самом начале деятельности мастерской.

Рис. 2. Чайник. Живописная мастерская Н. Б. Юсупова. 1814. Фрагмент донца с маркой. Инв. № Ф-266 (публикуется впервые)

Fig. 2. Teapot. Painting Workshop of N. B. Yusupov. 1814.

Fragment of bottom with a mark. Inv. № Ф-266 (published for the first time)

Рис. 4. Молочник. Живописная мастерская Н. Б. Юсупова. 1814. Фрагмент донца с маркой. Инв. № Ф-275 (публикуется впервые)

Fig. 4. Milk Jug. Painting Workshop of N. B. Yusupov. 1814.

Fragment of bottom with a mark. Inv. № Ф-275 (published for the first time)

Рис. 3. Молочник. Живописная мастерская Н. Б. Юсупова. 1814. Российская империя, Московская губ., с. Архангельское. Фарфор; роспись надглазурная поли- хромная, золочение, цировка. 16.0х15.0х10.0. Инв. № Ф-275 (публикуется впервые)

Fig. 3. Milk Jug. Painting Workshop of N. B. Yusupov. 1814. Russian Empire, Moscow province, Arkhangelskoye. Porcelain; overglaze polychrome painting, gilding, piping. 16.0х15.0х10.0. Inv. № Ф-275 (published for the first time)

В пользу принадлежности предметов к произведениям мастерской Н. Б. Юсупова говорит использование гербовых элементов на марке. На княжеском гербе Юсуповых [10, с. 2] в одной из частей щита был помещен натянутый лук со стрелой, на-

Как было отмечено ранее, в разделе «Изделия живописной мастерской князя Юсупова раннего периода» каталога «Юсуповский фарфор» опубликованы две тарелки (кат. 1, кат. 2), датированные 1815 годом, где в качестве марок указаны литеры «J. N.» коричневого цвета. Одна из описанных тарелок из собрания Государственного Русского музея (далее – ГРМ) имеет марку в виде обозначенных букв «под стилизованным цветком» лилии, а под ней вновь подробно указана дата «1815. окт. 21». Консультация с сотрудниками музея, а также сравнение начертания букв и цифр на тарелке из ГРМ и на предметах из собрания ЕМИИ позволяют говорить о близости почерка автора этих надписей, а также формата обозначения датировки. Декоративные элементы, присутствие в начертании литер на донце тарелки могут быть объяснены большей площадью поверхности для написания по сравнению с основаниями чайников.

Любопытно, что автором-составителем каталога Н. Л. Бережной, с одной стороны, ставится под вопрос принадлежность тарелок ГРМ к мастерской Н. Б. Юсупова ввиду несогласия с трактовкой ГРМ инициалов «J. N.» в качестве первых букв фамилии и имени Юсупова. Исследователь считает, что в таком случае должны были быть инициалы с литерой «Y», ссылаясь на транслитерацию фамилии «Yusupov» [7, с. 9]. Однако в случае с этой фамилией в XIX – начале XX века существовали разные варианты транслитерации, в том числе в формате «Jusupov» или «Ioussoupoff». Последний вариант соответствует фонетике французского языка и до сих пор фигурирует во франкоязычных изданиях.

Далее Н. Л. Бережная предлагает собственную версию расшифровки инициалов и связывает их с мастером Иваном Андреевичем Новиковым (1774 (?)–1844) – живописцем и позолотчиком, служившим у князя Н. Б. Юсупова с 1809 года [7, с. 9]. Это предположение также представляется возможным, особенно в отношении рассматриваемых предметов из собрания ЕМИИ, сочетающих в себе обильное золочение высокого качества и полихромную цветочную роспись.

Рис. 5. Чайник с крышкой. Живописная мастерская Н. Б. Юсупова. 1814. Российская империя, Московская губ., с. Архангельское. Фарфор; роспись надглазурная полихромная, золочение, цировка. 20.0х19.0х10.0. Инв. № Ф-311 (публикуется впервые)

Fig. 5. Teapot. Painting Workshop of N. B. Yusupov. 1814. Russian Empire, Moscow province, Arkhangelskoye. Porcelain; overglaze polychrome painting, gilding, piping. 20.0х19.0х10.0. Inv. № Ф-311 (published for the first time)

Рис. 6. Сахарница. Живописная мастерская Н. Б. Юсупова. 1814. Российская империя, Московская губ., с. Архангельское. Фарфор; роспись надглазурная полихромная, золочение, цировка. 9.7х16.5х12.2. Инв. № Ф-286 (публикуется впервые)

Fig. 6. Sugar-bowl. Painting Workshop of N. B. Yusupov. 1814. Russian Empire, Moscow province, Arkhangelskoye. Porcelain; overglaze polychrome painting, gilding, piping. 9.7х16.5х12.2. Inv. № Ф-86 (published for the first time)

На двух следующих предметах – сахарнице и чайнике с крышкой (рис. 5–6) – марки отсутствуют, однако тип декора и характер росписи позволяют уверенно говорить о том, что все указанные предметы относятся к единому чайному сервизу. Ограниченный сверху и снизу тонкой белой полосой, пышный цветочный фриз, выполненный на золотом фоне, отличает единство художественной программы. На всех рассматриваемых предметах главным декоративным элементом стали пышные центифольные, или прованские (майские), розы. Возможно, отправной точкой для художников стали изображения цветов выведенного садовником Жозефины Бонапарт в Мальмезоне в 1801 году сорта роз Bullata. Их плотные соцветия и форма лепестков напоминает кочан листового салата. Майская роза закономерно дополнена весенними цветами: разнообразные примулы, махровые и простые нарциссы, пестрые тюльпаны, ранние маки и цветы вьюнка-ипомеи наполняют яркими красками живописный фриз.

Немаловажным в ходе атрибуции рассматриваемых предметов стало сравнение форм отдельных элементов с аналогами атрибутированных произведений мастерской Н. Б. Юсупова. Все четыре предмета связаны единством форм и композиционного решения декоративных деталей. Строгие, овоидные формы предметов, характерные для стиля ампир, с основаниями в виде конических ножек разной высоты с узким переходом к тулову. Фигурные ручки завершаются небольшими круглыми розетками с рельефными листьями внутри треугольных резервов, тот же мотив вытянутых рельефных листьев встречается в оформлении нижней части носиков у чайников. Хватки крышек молочника и одного из чайников оформлены в виде нераскрывшихся цветочных бутонов.

Поверхность предметов плотно вызолочена, причем емкость сахарницы покрыта слоем позолоты как с внешней, так и с внутренней стороны. Цокольная часть всех предметов украшена циро-ванным орнаментом в виде вытянутых листьев лавра, а оплечье чайников и молочника декорировано цированным акантом.

Стилистически близкий золоченый декор цокольной части, а также ручки схожей конфигурации можно обнаружить и в оформлении бокала с крышкой с портретом графа Н. П. Шереметева из собрания Государственного Эрмитажа (инв. № ЭРФ-4985), созданного в мастерской Н. Б. Юсупова во второй половине 1820-х годов.

Очевидно (на это указывают исследователи еще с начала прошлого столетия), что для юсуповской мастерской была характерна опора на передовые достижения европейских фарфоровых мастерских, с деятельностью и продукцией которых князь Н. Б. Юсупов был очень хорошо знаком. Так, в каталоге «Юсуповский фарфор» опубликована недатированная чайная пара из собрания Го- сударственного музея-усадьбы Архангельское (далее – ГМУА) [7, с. 57], где практически в точности повторяется тот же набор цветов, что и в росписях сервиза из собрания ЕМИИ. Более того, обнаруживается схожая легкость в компоновке цветов, где некоторые из цветков повернуты стеблями наружу, характерная манера написания роз, вьюнков, маков, большое место в композиции занимает изображение листьев разнообразной конфигурации, общая цветовая палитра. Подобное сходство отдельных элементов росписи также можно найти и в цветочных бордюрах, которыми оформлены борта тарелок с миниатюрами, датируемых 1818– 1822 годами (ГМУА) [7, с. 32–33].

Из всех европейских образцов подобного рода работ, на которые могла опираться юсуповская мастерская, отмеченные выше признаки характеризуют произведения Севрской фарфоровой мануфактуры. Так, ярким примером подобного «живого» подхода к росписи является тарелка из собрания Государственного Эрмитажа, созданная в Севре в 1792 году [11, с. 275]. Борт тарелки оформлен цветочным бордюром на фоне темнокоричневого крытья. Здесь и тот же набор цветов, и та же легкая манера в компоновке рисунка, что и в рассматриваемых сервизных предметах из собрания ЕМИИ. В Эрмитаже представлен еще один близкий по принципам оформления пример – ваза-кратер Императорского фарфорового завода 1790х годов [13, с. 234] Еще один близкий в своем декоративном оформлении предмет представлен в коллекции Чикагского института искусств [14]. Знаменитая ваза «Лондондерри» ярко иллюстрирует стилистику севрских произведений наполеоновского периода: этрусские формы, обильное золочение, полихромная цветочная роспись по золотому фону, нерегулярное размещение цветов и бутонов в поле гирлянды.

Отмеченное сходство севрских росписей с декором ранних архангельских образцов подтверждает отмечаемое исследователями обращение юсуповской мастерской не только к так называемому «белью», но и к законченным произведениям европейских мануфактур. Н. Л. Бережная, освещая эту традицию юсуповских мастеров, пишет о том, что «…художники активно копировали живописный декор фарфоровых изделий Венской фарфоровой мануфактуры и посуду Севра с целью пополнения имевшихся у Юсупова столовых фарфоровых сервизов, которые в результате их использования имели утраты» [15].

Выводы

Таким образом, на основании изучения особенности маркировки предметов из собрания ЕМИИ, а также сопоставления их декора с однозначно приписываемыми архангельской мастерской можно сделать вывод об атрибуции рассматриваемых произведений фарфоровому предприятию князя Н. Б. Юсупова в имении Архангель- ское. Анализ этих произведений показал достаточно большое количество лакун в истории деятельности этого предприятия, необходимость тщательного изучения его раннего периода в статусе «живописной мастерской», в настоящий момент описываемого обычно лишь общими словами. Кроме того, обнаружение в собрании ЕМИИ комплекса предметов, маркированных 1814 годом, вновь меняет датировку начала деятельности живописной мастерской Н. Б. Юсупова и позволяет, пусть и с осторожностью, говорить о том, что в собрании музея хранятся наиболее ранние из выявленных на сегодняшний день предметов этого уникального фарфорового предприятия.