Развитие школьного образования в Быстринском районе Камчатской области в 1920 - начале 1950-х гг.

В силу преобладания в Быстринском районе эвенского населения в 1920-1940-е гг. над другими этническими группами и формирования описываемой территории как национальной автор в данной статье описывает становление и развитие школьных учреждений в национальных населенных пунктах, а также распространение образования среди коренного населения Быстринского района.

После установления советской власти на всей территории СССР началось активное строительство нового общества как в экономической, так и духовной сферах. В основу «культурной революции» была положена «пролетарская культура». Еще в 1918 г. в период борьбы за укрепление власти Н.К. Крупская выразила основную задачу: «укрепление пролетарской культуры, распространение ее влияния на все население есть необходимое условие осуществления социализма. Социализм возможен будет лишь тогда, когда в корне изменится психология людей. Изменить ее и является задачей, стоящей перед нами» [1, c. 3]. Основными инструментами по распространению «пролетарской культуры» среди населения, в том числе среди народов Севера, были школы, «ликбезы» - курсы, направленные на ликвидацию безграмотности; красные пологи, красные палатки, избы-читальни и красные уголки на предприятиях - учреждения, «которые должны быть поставлены в центре всей политико-просветительной работы» [2, с. 14] на местах, а также культбазы. Они должны были служить ретрансляторами марксистко-ленинских идей и вести антирелигиозную пропаганду.

Основным языком преподавания должен был стать русский. Как пишет Н.К. Крупская, он «должен быть центром преподавания в школе для взрослых, так как цель этих занятий - дать человеку возможность ясно, отчетливо понимать чужую речь, устную и письменную, следить за всеми изгибами мысли других людей, с одной стороны, с другой - дать ему уменье самому точно, ясно, сильно передавать другим путем устной и письменной речи все свои многосложные мысли и чувства» [3, c. 1]. Язык должен выступить инструментом сближения людей, и эта роль отводилась русскому языку. Новые поколения также должны были его знать, чтобы налаживать контакты с другими народами СССР.

Реализация всех этих положений в Быстринском районе привела к коренным изменениям в жизни и сознании эвенов: превращение русского языка в основной, обучение ему вне зависимости от желания населения, в том числе женщин и девочек; распространение социалистической идеологии и антирелигиозной, в том числе антишаманской пропаганды.

Первая школа такого образца находилась в с. Эссо, в центре района. Она была основана в начале 1920-х гг. Первым учителем, пытавшимся реализовывать политику советских властей в полной мере, был М.С. Антропов, присланный Дальневосточным краевым отделом народного образования (далее - Даль-крайОНО) в 1928 г. По его воспоминаниям эвены положительно относились к образованию, дети были очень любознательны; деревянные здания для учеников были в новинку: «они приходят в школу, как в сказочный дворец, несмотря на более чем скромное здание школы: две небольших комнаты - одна классная, другая -квартира учителя» [4, с. 9].

Несмотря на старания М.С. Антропова проводить политику партии и властей на местах, не отступая от указаний, реальность вносила свои коррективы. Учитель отмечал, что детям легче давались предметы, требующие наглядно-образного мышления, особенно рисование, а ведение занятий на русском языке было очень трудным и неудобным, оно снижало эффективность обучения. По этой причине Антропов начал изучать эвенский язык и вести занятия с младшими школьниками на их родном языке по всем предметам, кроме русского языка.

Перед школой района стояли две задачи: обучение младших школьников грамоте – то есть чтению и письму на русском языке и подготовка образованных национальных кадров для Быстринского туземного районного исполнительного комитета (далее – ТузРИК), позже для районного исполнительного комитета (далее – РИК). Ученики помимо грамоты должны были иметь общие представления о марксистко-ленинских идеях, линии партии. Следует отметить, что школа успешно справилась с поставленными перед ней задачами. Об этом пишет М.С. Антропов: «писали письма и сочинения, учились делопроизводству ТузРИК и Тузсоветов. Подготовляли свои кадры. Издавали свою стенную газету “Ламутскую правду” вначале на русском языке, а после помещая статьи по-ламутски <…> в конце 1928/29 учебного года, а выпустили 7 школьников <…> двух использовали как технических секретарей Тузсоветов, одного послали в Среднекамчатский кооператив на выучку» [5]. Кроме того, выпускники школы отправились на учебу в Ленинградский институт народов Севера и в Хабаровск.

В целом, по мнению учителя, школа не была в прямом смысле школой I ступени. Она стала очагом советской культуры и нового образа жизни: именно там эвенов познакомили с баней и нижним бельем, нормами санитарии; там же велись политические беседы и пропаганда, изучались и заучивались статьи В.И. Ленина (правда, как отмечает М.C. Антропов, делалось это добровольно). Также школьное образование в 1930-е гг. было призвано способствовать изменению социально-бытового уклада, религиозных представлений учащихся. Так, обучающиеся в школе на Уксичане, в начале 1930-х гг. ходили по юртам, беседовали о санитарно-гигиенических нормах, писали письма в табуны, выступали с номерами художественной самодеятельности, отсылали в юрты протокольные постановления детского коллектива, призывая к досрочной сдаче промышленной пушнины. Также по воспоминаниям М.С. Антропова в начале 1930-х гг. священник прислал в район письмо, в котором выражал желание посетить район. В ответ на него общее собрание детей и взрослых отправило достаточно резкую отповедь.

Таким образом, школа к 1930 гг. постепенно становилась органом пропаганды советского образа жизни и новой культуры. Начались изменения в модели передачи знаний, теперь авторитет переходил от пожилых людей к учителям во всех сферах, кроме навыков выживания в тундре и оленеводства. Следует отметить, что до 1933 г. не происходило полного отрыва детей от семей, многие жили не в самом здании школы, а в юртах, носили традиционную одежду, употребляли привычную им пищу. Тем не менее, постепенно «школа глубоко проникла в самую гущу населения, охватывала все интересы и нужды ламутов, жила одной жизнью с ними» [6].

После пожара в 1933 г. в с. Эссо было отстроено новое здание школы, к которому прилагались уже хозяйственные постройки, в том числе были заготовлены бревна и для строительства интерната. Здание получило статус семилетней школы. В 1940 г. состоялся первый выпуск. Причем, семилетняя школа существовала только в районном центре. К 1934 г. в школе насчитывалось 50 учеников-эвенов, и она была трехклассной. Несмотря на то, что официальные данные давали весьма положительную оценку развитию системы школьного образования в районе, на самом деле существовало множество проблем. Так, по данным личных архивов К.С. Черканова «в 1933 г. приходилось заниматься и спать в школе, здесь же была столовая. Постельных принадлежностей не было, были кукули и оленьи шкуры. Одеты дети были в меховые одежды, бани не было, питание было плохим» [7]. Неблагоприятную ситуацию подтверждают и воспоминания М.П. Ломовцевой, которая пишет, что мать отказывалась долго отпускать ее в школу, так как там умерла ее старшая сестра. Нежелание родителей отдавать детей в школы подтверждают воспоминания учителя Анавгайской средней школы А.П. Бараули [8]. Дети с трудом адаптировались к новым условиям, потому что зачастую не знали русского языка. По воспоминаниям М.П. Ломовцевой, В.И. Ахметовой, М.Г. Адукановой, до прихода в школу они не знали русского языка, говорили только по-эвенски, учили новый язык прямо в интернате при помощи старших подруг-переводчиков. Однако сами дети учились с интересом, впитывали новые знания.

В 1940 г. на территории района существовала еще одна начальная школа, на базе Крапивная [9, c. 53], но там не было интерната, поэтому в ней учились только местные школьники. К 1940 г. в Эссовской начальной средней школе обучались дети со всего района, были построены интернат и столовая. Как отмечают старожилы 1930-х гг. рождения, они очень тосковали по своим семьям, по тундре и жизни в табуне.

Содержание детей в интернате некоторое время было платным. От уплаты освобождались только бедняцкие хозяйства, за них платил колхоз; середняки платили по 120 руб. в год, крупные хозяйства – 180 руб. за 1 ребенка в год [10]. Если колхоз платил за детей середняков и крупных хозяйственников, то они потом возвращали затраченные на них средства. Все это еще более усиливало нежелание расставаться с детьми. Родители пытались скрывать детей в табунах, так как на усадьбах их было легко обнаружить. В это время пока не было предусмотрено уголовное или административное взыскание с родителей за «сокрытие детей», поэтому прокурорских проверок по табунам не проводилось.

По причине того, что многие родители отказывались отправлять детей в школы, в районе в 1941–1942 гг. не был достигнут обучением 100 %-й охват детей школьного возраста. Это не позволяло реализовать такое направление национальной политики как всеобучем. В связи с этим 1 марта 1943 г. Быстрин-ский райисполком принял решение о введении всеобщего обязательного начального образования (решение № 48). Для его реализации в эвенских национальных селах начали открывать начальные школы. Находящийся близ районного центра Анавгай стал первым из таких сел – школу здесь открыли 1 сентября 1943 г. В ней в 1 классе обучалось 16 учеников, но успеваемость была низкой – 37,5 % [11]. Тем не менее, в военные годы школы были не везде. Учащиеся из с. Лаучан обучались в Тваяне [12]. В Кекуке школа существовала лишь формально, так как там не был сделан ремонт в отведенном помещении, не было парт и доски. Эта ситуация сохранялась в Кекуккнайской школе до 1947 г. [13]. При начальных образовательных учреждениях существовали интернаты, в которых жили учащиеся из других сельсоветов, а также те, чьи родители постоянно работали в табунах пастухами и чумработницами. В начальных школах обучение доходило до 4 класса, далее их выпускники отправлялись учиться в Эссовскую семилетнюю школу.

Следует отметить, что оснащенность школ и бытовые условия в интернатах в годы войны были сложными. Так, по воспоминаниям учителей Тваянской школы Фомина Павла Ивановича и Шевелевой Валентины Петровны, в учреждении не было букварей, задачников, прописей; все делали сами учителя [14].

Несмотря на старания сельских учителей успеваемость в 1941–1945 гг. была низкой: в 1944 г. в Тва-янской школе из 27 учащихся на второй год осталось 13 чел. [15], в Анавгайской школе в 1944 г. успеваемость составляла 35,2 % [16]. Кроме того, в протоколах Анавгайского сельсовета отмечается, что школа не обеспечивалась топливом и оборудованием и не соответствовала требованиям современности: не было парт и скамеек, счетов, не законопачены стены и не отсыпан пол [17]. Неудовлетворительные бытовые условия в интернатах подтверждает и тот факт, что вспыхнувшая в 1944 г. в Быстринском районе эпидемия кори привела к смерти некоторых учащихся. Так, в Тваяне в сентябре от нее умер один ученик, а в марте 1945 г. по неизвестной причине умерла еще одна ученица [18].

Неблагоприятную эпидемиологическую обстановку в школах и интернатах района усугубляло отсутствие отопления, хотя обеспечение дровами было обязанностью сельских советов, которые в свою очередь организовывали воскресники по заготовке дров. Тем не менее, в протоколах Анавгайского, Тваянского и Кекуккнайского сельсоветов отмечалось, что в 1943–1945 гг. школы были недостаточно обеспечены данным сырьем, в них также не было освещения.

Таким образом, несмотря на возникновение школ в эвенских селах, уровень образованности детей повышался медленно, чему способствовали неудовлетворительные условия жизни учащихся, эпидемии инфекционных заболеваний, отсутствие учебников и письменных принадлежностей, а также привлечение учащихся на полевые работы [19], весьма часто происходили срывы образовательного процесса. Однако сам факт открытия начальных школ в каждом национальном селении позволяет сделать вывод о важности для государства распространения образования и охвата им всего коренного населения. Также следует отметить, что неудовлетворительные бытовые условия и срывы в учебном процессе наблюдались в большинстве школ Камчатки этого периода.

Первые послевоенные годы в Быстринском районе ознаменовались активным развитием сферы культурно-бытового обслуживания населения, а также активизацией пропаганды социалистической культуры и ценностей. Их ретрансляторами, по-прежнему, являлись образовательные и досуговые учреждения. В 1946–1951 гг. расширилась сеть начальных школ в Быстринском районе. Так, они появились в селах Кекук и Лаучан. Так, в 1947 г. в протоколах Кекуккнайского сельсовета упоминалось о функционировании школы [20], а в Лаучанском сельском совете в 1946 г. [21]. Под здания школы в с. Кекуке отвели строение, в котором, к сожалению, не было столов и скамеек, классной доски и отопления [22]. Лаучанская школа также не была отремонтирована к началу 1948–1949 учебного года, в ней не было освещения, депутатами сельсовета не был произведен учет контингента учащихся [23].

Помимо бытовых проблем школы района испытывали сложности с учительскими кадрами. В 1946 г. в Лаучанской школе не было учителя, поэтому она была закрыта. Кадры не снабжались рабочими пайками, так как Ичинский рыбкооп, отвечавший за это, не высылал всех необходимых продуктов [24]. Помимо того, учителя, жившие на квартирах при школах также не получали дров для отопления жилищ [25]. Вся тяжесть по организации снабжения школьных учреждений дровами, а также по ремонту помещений по-прежнему ложилась на плечи сельсоветов и колхозов. Так, сельские советы организовывали воскресники по заготовке дров, на которые были обязаны приходить члены родительского комитета школ [26], а председатели колхозов – выделять работников-членов колхоза для проведения ремонта [27]. Это было одной из причин текучести учительских кадров, нежелания оставаться и работать в таких условиях. Однако даже в столь непростых условиях школы функционировали. Они были первыми учебными заведениями в национальных населенных пунктах. Впервые школьные учреждения стали строиться по географическому принципу, максимально приближаясь к территориям расселения этносов, а не из расчета наполняемости, окупаемости и удобства расположения.

Таким образом, в 1946–1951 гг. в школах района и интернатах сохранялись неудовлетворительные бытовые условия, вся тяжесть их поддержания в соответствующем состоянии лежала на плечах членов родительских комитетов и колхозников. Многие родители, работавшие в оленеводческих табунах и на удаленных рыбозаготовочных участках, не хотели отдавать детей в школы-интернаты, поэтому депутаты сельских советов регулярно проводили разъяснительные беседы с ними о важности образования и их родительских обязанностях [28]. Жители же самих колхозных усадеб направляли своих детей в школы, а также оказывали значительное содействие работавшим там учителям: снабжали их продовольствием, дровами. Школа в малых населенных пунктах являлась центром культурной жизни: при ней функционировали кружки, издавались стенгазеты, силами школьников изготавливались плакаты и проводились праздничные постановки.

В 1950-х гг. с дальнейшим развитием экономики района и области, с ее укреплением, произошли и положительные изменения в жизни школ Быстринского района. Они были полностью обеспечены учебнописьменными принадлежностями и дровами, а также в описываемый период 100 % детей были охвачены всеобучем [29]. Протоколы сельских советов трактуют это как новый качественный уровень развития народного образования. В эти годы школа также становилась и центром первичного политического просвещения и популяризации социалистического образа жизни и ценностей. По отчетам Кекуккнайской начальной школы за 1950–1951 учебный год «все учащиеся получили прочные знания в коммунистическом воспитании <…> с учениками проводились беседы на международные темы, о событиях в Корее, о коммунистических сталинских стройках, о героях Советского Союза, о героях социалистического труда, лауреатах сталинской премии <…> проводились читки книг, журналов, статей и рассказов из газет» [30].

Несмотря на положительные отчеты сельских советов о деятельности школ, в их работе сохранялся целый ряд проблем. Так, в 1950–1951 учебном году Кекуккнайская школа находилась в антисанитарном состоянии, учащиеся приходили грязными и оборванными, отсутствовала связь с родителями – не была налажена работа родительского комитета, сельсовет и партийная организация не принимали активного участия в жизни школы, как и комсомольская организация, в школе не было света и отопления [31].

В целом, хотя в образовательной системе Быстринского района и произошли некоторые улучшения, санитарное состояние школ и бытовые условия в интернатах малочисленных сельских советов, таких как Лаучанский, Тваянский и Кекуккнайский, оставались неудовлетворительными. Однако само местное население с готовностью поддерживало школу. За счет средств самообложения проводился ремонт, жители снабжали учителей дровами и продуктами питания. В 1950-х гг. школа стала важнейшим звеном политического просвещения подрастающего поколения и местом идеологического воспитания советского гражданина, а также способствовала налаживанию контакта коренного населения и командированных специалистов: в школах учились не только эвены, но и дети присланных в район на работу специалистов. Школа также способствовала постепенной интеграции эвенов в советское общество и приобщению их к советским праздникам. Для достижения поставленных перед ними целей учителя проводили многочисленные разъяснительные беседы не только с учащимися, но и их родителями. При работе с родительскими комитетами школ также происходило вовлечение взрослого населения в общественную жизнь. Выпускники школ и ликбезов 1930–1950-х гг. с охотой отправлялись учиться на курсы, в среднеспециальные и высшие учебные заведения за пределами Быстринского района, а после завершения обучения возвращались в него в качестве специалистов. Яркими примерами могут служить: П.Б. Адуканова (закончила курсы медсестер, была заведующей медпункта в с. Тваян в 1943–1948 гг.), Е.В. Коеркова (получила медицинское образование, работала фельдшером в районе в 1963–1976 гг.) и другие [32].

В целом, в 1920-х – начале 1950-х гг. в Быстринском районе сформировалась сеть школьных учреждений, которая выполняла множество задач одновременно: школы были не просто образовательными учреждениями, они также стали ретрансляторами новых культурных ценностей, заведениями политического просвещения и идеологического воспитания. Кроме того школы помогали вовлекать в общественную жизнь и взрослое население работой учительства с родителями и создания родительских комитетов.

Создание школ в каждом национальном населенном пункте Быстринского района способствовало воплощению идеи всеобуча, а также популяризации школьного образования среди эвенов, делая его более доступным. Школьные учреждения впервые делали доступным для эвенов получение среднего и высшего профессионального образования.

Ссылки:

• 1.    Крупская Н.К. Основы политико-просветительской работы. М., 1959. Т. 7. 760 с.

• 2.    Крупская Н.К. Библиотечное дело. М., 1960. Т. 8. 750 с.

• 3.    Крупская Н.К. Ликвидация неграмотности и малограмотности. М., 1960. Т. 9. 690 с.

• 4.    Антропов М.С. Среди ламутов. М.; Л., 1931. 53 с.

• 5.   Там же. С. 17.

• 6.   Там же. С. 19.

• 7.    Из архивов К.С. Черканова // Мат-лы этнограф. экспедиции в с. Анавгай 13–21 марта 2005 г.

• 8.    Барауля А.П. Воспоминания о школе // Там же.

• 9.    Воспоминания камчадалов и старожилов Камчатки: век двадцатый. Петропавловск-Камчатский, 2007. 260 с.

• 10.  ГАКК Ф. Р-487. Оп. 1. Д. 1. Л. 20, 20 об.

• 11.  ГАКК Ф. Р-488. Оп. 1. Д. 10. Л. 13, 13 об.

• 12.  ГАКК Ф. Р-486. Оп. 1. Д. 10. Л. 30.

• 13.  ГАКК Ф. Р-489. Оп. 1. Д. 3. Л. 8.

• 14.    Из письма В.П. Шевелевой // Муниципальный архив Эссовского сельского поселения Фонд фотоматериалы.

• 15.    ГАКК Ф. Р-486 …

• 16.    ГАКК Ф. Р-488. Оп. 1. Д. 10. Л. 2.

• 17. Там же.

• 18. ГАКК Ф. Р-486…

• 19. Там же.

• 20. ГАКК Ф. Р-489…

• 21.  ГАКК Ф. Р-488. Оп. 1. Д. 13. Л. 2,23.

• 22. Там же.

• 23.  ГАКК Ф. Р-487. Оп. 1. Д. 19. Л. 2,3.

• 24.  ГАКК Ф. Р-488. Оп. 1. Д. 13. Л. 2,23.

• 25.  ГАКК Ф. Р-489. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.

• 26.  ГАКК Ф. Р-489. Оп. 1. Д. 3. Л. 8. Д. 4. Л. 1 об.

• 27.  ГАКК Ф. Р-488. Оп. 1. Д. 10. Л. 2.

• 28.  ГАКК Ф. Р-487. Оп. 1. Д. 19. Л. 2,3.

• 29.  ГАКК Ф. Р-489. Оп. 1. Д. 5. Л. 17, 17 об., 18.

• 30. Там же.

• 31. Там же.

• 32. БРЭМ-725/1–9.