Реформирование судебной системы и формирование института суда присяжных в новой России

После Февральской революции 1917 года общие тенденции демократизации общественной жизни коснулись и суда присяжных, компетенция которого была существенно расширена Временным правительством. Его указом от 4 марта 1917 года были упразднены Верховный уголовный суд и особые присутствия Сената, судебных палат и окружных судов с участием сословных представителей. «В ведение присяжных заседателей были возвращены все категории дел, изъятые у них в период контрреформы 1878–1889 гг.: против порядка управления, должностные преступления, против общественного благоустройства и благочиния и другие. Более того, заседатели получили возможность разбирать государственные преступления, которые никогда в истории России не были им подсудны. Таким образом, подсудность суда присяжных в 1917 г. была наиболее широкой за все время существования суда присяжных в России».1 Более того, Постановлениями Временного правительства от 6 и 28 мая 1917 года в России был учрежден военный суд присяжных, что стало уникальным для мировой истории прецедентом. Военный суд присяжных действовал среди войск в тылу и на фронтах Первой мировой войны, а в некоторых случаях его юрисдикция распространялась и на гражданское население. Однако дальнейшее развитие революционных событий уже в том же 1917 году привело к тому, что суд присяжных на долгое время покинул российское правосудие.

Одним из наиболее заметных элементов формировавшейся новой судебной системы стал суд присяжных, отсутствовавший в России с 1917 года. Введение этой формы судопроизводства было направлено не только на достижение правовых и социальных преимуществ, которые она способна принести, но и являлось инструментом трансформации принципов работы всей судебной системы. По задумке реформаторов, суд присяжных с его практиками, культивирующими вдумчивое отношение к вопросам права, не позволяющими обособиться и закрыться среде профессионалов-юристов, должен был стать ареной демонстрации новых принципов всему юридическому сообществу, тем самым, воспитывая его. С. А. Пашин, принимавший непосредственное участие в разработке и претворении в жизнь судебной реформы, так характеризует эти идеи: «Суд присяжных нужно было вводить не только ради следования демократическим идеалам и прочим гуманистическим устремлениям, но и ради того, чтобы изменить практику, ибо мы, в отличие, скажем, от восточногерманских земель, которые были просто присоединены (в том числе и к правосудию), судей и прокуроров не увольняли, а работали с теми судьями, которые были. Мозги у них работают по лекалам инквизиционного (или неоинквизиционного) советского процесса, а нам нужна состязательная система, которая соответствует международным стандартам (европейским стандартам)… Кроме того, под практику суда присяжных надо было (и можно было) ввести новые правовые институты. Один из этих институтов называется «Исключение доказательств из разбирательства»: если доказательство было получено с нарушением закона, оно исключается судьей из рассмотрения. То есть впервые в нашей судебной практике исчезает вопрос, что делать с незаконно полученным доказательством: можно ли ему верить? важно ли оно для дела? Судьям давался точный ответ: важно, как именно получено доказательство – оно должно быть получено с соблюдением требований закона. Это для нас совершенно новая вещь в доказательственном праве».2 Концепцией судебной реформы предполагалось конституционное закрепление права обвиняемого на рассмотрение его дела судом присяжных, если ему грозило наказание свыше одного года лишения свободы (добиться этого до настоящего времени пока не удалось). При этом предполагалось, что суд присяжных будет работать в составе судьи и двенадцати присяжных в районных судах, и трех судей и двенадцати заседателей в высших судах, федеральных и окружных судах и в Верховном Суде Российской Федерации. Согласно Концепции, суд присяжных должен был выступать «в качестве средства разрешения нестандартных ситуаций, где из-за тяжести возможных последствий опаснее погрешить против справедливости, нежели против веления абстрактной правовой нормы»3.

Процесс законодательного закрепления, а затем и внедрения суда присяжных, как и в период Великой реформы 1864 г., сопровождался многочисленными дискуссиями в юридическом сообществе. Повторилось и то обстоятельство, что выражаемые мнения зачастую носили принципиально полярный характер. Среди противников новой формы судопроизводства оказались как бывший председатель Верховного Суда СССР Е. А. Смоленцев и бывший Генеральный прокурор СССР А. Я. Сухарев, так и некоторые ученые-юристы: А. Гравина, проф. А. Д. Бойков. Лагерь защитников суда присяжных был представлен Т. Г. Морщаковой, А. М. Яковлевым, учеными сектора теоретических проблем правосудия ИГП АН СССР и многими другими правоведами.4 С. А. Насонов предполагает, что противодействие некоторых членов юридического сообщества было вызвано подспудными опасениями, будто суд присяжных посягнул на самые основы традиционного советского уголовного процесса, бросил вызов профессионализму юристов в осуществлении правосудия. Отчасти такое представление могло быть основано на косности правосознания и практик, не способной принять и оценить главного полезного действия нового установления. Ведь именно привнесение живой, чуждой судебной и юридической рутине составляющей в деятельность правосудия является одним из существенных преимуществ, достигаемых при данной форме судопроизводства. Несомненно, что эта составляющая может быть воспринята «инородным телом» и раздражителем теми, кто привержен закрытости механизмов правосудия от «дилетантов», а вернее, от народа. Однако подобные обстоятельства едва ли заслуживают внимания, так как глубокое развивающее воздействие суда присяжных на общество в целом, и на судебную систему оправдывает многие из действительных издержек и неизбежно присущих ему недостатков. Узко же понятый ведомственный интерес, инерционные силы системы и их противодействие реформе необходимо преодолеваются, что сопровождает проведение в жизнь большинства прогрессивных нововведений.