Репрессивная политика в Бурят-Монгольской АССР в годы Великой Отечественной войны

В общественном сознании 1937 год справедливо ассоциируется с пиком политических репрессий, широко применявшихся коммунистическим режимом после захвата власти в 1917 году. Это была верхушка айсберга, высшая точка репрессивной политики. Однако и до, и после 1937 г. были периоды в истории Советской России и СССР, когда политические репрессии приводили к не меньшим жертвам и имели глобальные трагические последствия. Фактически репрессии начались сразу после Октябрьской революции и продолжились во время гражданской войны, коллективизации, в предвоенный, военный и послевоенный периоды.

Напомним основные, наиболее массовые категории жертв политического террора в СССР. Первая массовая категория — это граждане, арестованные по политическим причинам государственными органами безопасности (ВЧК–ОГПУ–НКВД–МГБ–КГБ) и приговоренные внесудебными или судебными органами к разным срокам заключения в лагерях и тюрьмах, к смертной казни, ссылке, выселению, штрафам и др. Во всевозможных базах данных и книгах памяти наиболее полно представлены арестованные в период 1930–1953 гг. Это объясняется не только тем, что в этот временной отрезок осуществлялись особенно массовые репрессивные компании, но и тем, что процесс реабилитации, начатый с подачи Л. П. Берия, а затем Н. С. Хрущева и возобновившийся при М. С. Горбачеве, в первую очередь коснулся жертв насилия 1937–1938 гг. и сталинского террора в целом.

Неполно в базах данных отражены жертвы преследований по политическим мотивам более раннего периода — до 1929 года. Самые ранние репрессии большевистской власти, относящиеся ко времени гражданской войны, документированы фрагментарно, не систематично, что затрудняет установление масштабов преследований по политическим мотивам тех лет. В это время зачастую проводились массовые расправы с «классовыми врагами» без документирования и соблюдения какой-либо законной процедуры. В связи с этим существуют обоснованные сомнения о возможности осуществить конкретные оценки объемов «красного террора».

Вторая массовая категория политических репрессированных — крестьяне, которых в основном административно высылали с места постоянного жительства во время кампании «уничтожения кулачества как класса». Какая-то часть из них была арестована и приговорена к заключению в концлагерь или к расстрелу. Помимо этого многие жители сельской местности бежали из деревень в города, надеясь спастись от коллективизации и голода, растворившись среди рабочих индустриальных строек. Одновременно с кризисом перепроизводства в странах «загнивающего» Запада Советский Союз столкнулся с массовым голодом, унесшим жизни, по разным оценкам, от 6 до 9 миллионов человек. Его причиной стала политика, проводимая в деревне сталинским режимом.

Всего в начале 1930-х гг. в СССР, по разным оценкам, были вынуждены покинуть родные деревни от 3 до 4,5 млн человек. Около 1,8 млн стали так называемыми «спецпоселенцами» в необжитых районах Европейского Севера, Казахстана, Урала и Сибири. Политика коллективизации деревни привела к массовым выступлениям крестьянства. Так, в 1930 г. прокатилась волна вооруженных крестьянских выступлений по стране, в том числе и в БМАССР. По данным секретной информационной сводки обкома ВКП(б) от 10 мая 1932 г., за второе полугодие 1931 и начало 1932 г. в сельских местностях Бурят-Монгольской АССР «оперировало 17 банд-шаек с общим количеством участников 743 человека». При этом наиболее «пораженными по бандитизму районами являются Хоринский, Агинский, Еравнинский, Эхирит-Булагатский, Мухоршибирский и Селенгинский» [2]. В тот же период в лесной местности республики появляются вооруженные группы ссыльных, «спецпереселенцев» и беглых заключенных из лагерей ОГПУ. Большую часть членов вооруженных групп составляли раскулаченные крестьяне.

Третья массовая категория арестованных по политическим мотивам — народы, депортированные с мест традиционного расселения в Казахстан, Среднюю Азию и Сибирь. Административные депортации во время Великой Отечественной войны были наиболее масштабными. Одних обвиняли в сотрудничестве с немцами во время оккупации (калмыки, крымские татары, народы Кавказа). Других выселяли превентивно как потенциальных пособников врага (это немцы Поволжья, венгры, корейцы, румыны, греки, итальянцы). В то же время в современной России почти нет книг памяти, посвященных депортированным национальным группам [3].

Не стала исключением в репрессивной политике, проводимой правительством Советского Союза, и Бурят-Монгольская АССР [11]. В результате бесчисленных арестов, раскулачиваний, депортаций и вызванных репрессиями хаотических миграций больших людских масс произошли изменения в социальной структуре Бурятии. Огромные человеческие потери понесли все слои населения. Колоссальным был нравственный «эффект», вызванный необоснованными и малопонятными арестами. Бесспорно, что на территории Бурятии сталинская репрессивная политика имела те же стадии и формы, что и в других областях и республиках Советского Союза.

На сегодняшний день известно, что на территории Республики Бурятия в советские годы репрессировано около 20 тысяч человек. В то же время из-за территориальных изменений и некоторой подвижности населения многие жители республики оказались репрессированными за пределами Бурятии, и их архивные дела хранятся в других регионах России, а иногда и других государствах.

Репрессиям подверглись все группы и слои населения. «Массовые репрессии в БМАССР привели к окончательному «решению религиозного вопроса». Если ко времени образования республики в мае 1923 г. на ее территории продолжали действовать 211 православных храмов, 81 старообрядческий молитвенный дом, 44 дацана, 7 синагог иудеев, 6 мусульманских мечетей, 5 баптистских общин, 1 католический костел, то уже к середине 30-х гг. большая часть приходов была закрыта, а здания религиозных культов разрушены или перепрофилированы. Накануне войны в республике не было ни одного действующего храма, дацана [1]. Большие потери понесла научная и творческая интеллигенция. Трагична судьба выдающихся ученых-востоковедов Б. Барадина, Ц. Жамцарано, писателей Ж. Батоцыренова, Ц. Дондубона (Ц. Дона), П. Данбинова (Солбонэ Туя), Ч.-Ж. Базарона, Д. Дашинимаева» [4, с. 9]. Конечно, самые многочисленные репрессии были среди простых крестьян и рабочих.

Также следует заметить, что репрессии в предвоенный период не обошли стороной и спецслужбы республики. Уже в декабре 1937 г. внутри органов НКВД БМАССР была «вскрыта» и ликвидирована «антисоветская, правотроцкистская, националистическая, шпионско-диверсионная организация». Были репрессированы начальник областного управления НКВД Бурят-Монгольской АССР Д. Д. Никифоров, офицеры Л. Е. Помытов, Д. Ц. Чимытов, С. Ч. Чимидун, К. К. Спелит, Г. М. Митыпов и другие [2]. Эти факты свидетельствуют о том, что массовое беззаконие и злоупотребление властью, введение чрезвычайных мер, не вызванных ни политической, ни оперативной обстановкой, привели к серьезному кризису во всех областях жизни как в Бурят-Монгольской АССР, так и в стране в целом.

Репрессии непосредственно накануне и во время войны внесли свою лепту в снижение обороноспособности Отечества, вызвали дополнительную неразбериху и хаос как в общественном сознании, так и в государственном управлении.

Проведя анализ архивных документов и материалов семи томов «Книги Памяти жертв политических репрессий по РБ» установлено, что с 1941 по 1945 г. арестовано 871 человек. Из них в 1941 г. арестовано 393 человека, в 1942 — 217, 1943 — 123, 1944 — 104 и 1945 г. — 34 человека.

Проведя анализ информации, содержащейся в Книге Памяти по данной категории репрессированных, мы выявили следующее. Самая многочисленная возрастная категория арестованных — от 30 до 50 лет, 401 человек. Старше 50 лет — 339. По месту проживания арестованных, после «столичного» Улан-Удэ (арестовано 313 человек из 871), лидируют приграничные районы БМАССР: Селенгинский — 78, Кяхтинский — 66, Мухоршибирский — 63, Закаменский — 60 человек соответственно. По половой принадлежности из 871 арестованного с 1941 по 1945 г. — 23 женщины. Самыми «популярными» пунктами 58 статьи Уголовного кодекса были пункт 1«а» (шпионаж) и пункт 10 (антисоветская агитация). Отметим, что по сравнению с 1937 г. в предвоенные и военные годы было снижено количество смертных приговоров. С 1941 по 1945 г., по данным Книги Памяти, было приговорено к высшей мере наказания 86 человек из 871 арестованного [4, 5, 6, 7, 8, 9, 10].

Таким образом, изучив категорию граждан, подвергшихся политическим репрессиям во время Великой Отечественной войны, можно сделать вывод о том, что в Бурят-Монгольской АССР в период с 1941 по 1945 г. объем репрессированных резко снизился. Более того, с каждым годом войны снижалось количество арестованных по политическим мотивам. Также понизилось количество смертных приговоров, в свою очередь увеличился объем приговоров со сроком от 5 до 8 лет лишения свободы. Эти факты позволяют нам говорить о значительном послаблении в репрессивной политике как в целом в СССР, так и БМАССР в частности. В то же время эта «либерализация» не была связана с процессом трансформации идеологии или приходом к власти более гуманных элит, а было продиктовано циничной оценкой сложившейся ситуации: военное время, общее ухудшение жизненного уровня, при которой дальнейшее «закручивание гаек» могло привести к негативным явлениям для режима. Главная задача власти по-прежнему заключалась в том, чтобы этот инструмент не давал сбоев в виде протестов, требования свободы и тем более попыток разрушить систему.