Результаты коллективизации в Южной Осетии в 1929-1939 гг

Многочисленные аспекты, связанные с осуществлением коллективизации советского сельского хозяйства в 1930-е гг., до настоящего времени продолжают оставаться в центре внимания исторической науки. Аграрные преобразования конца 1920-х – 1930-х гг. относятся к числу важнейших политических мероприятий в советской истории, коренным образом изменивших социально-экономические отношения в деревне, повлиявших (и до сих пор оказывающих влияние) на весь ход развития страны. Справедливой, по нашему мнению, является позиция, определяющая коллективизацию как «глубочайший революционный переворот, <...> равнозначный по своим последствиям революционному перевороту в октябре 1917 года» [6, c. 191].

Кроме того, актуализация исследовательского интереса к данной проблематике в настоящее время объясняется радикальной ревизией старых подходов к оценке этого процесса, характерных для советской историографии, которые заключались в его идеализации. Типичным примером такой позиции являются, на наш взгляд, исследования советского историка И.Е. Зеленина [2; 3], в которых обосновывалась объективная необходимость осуществления коллективизации из-за якобы очевидных преимуществ коллективных хозяйств над индивидуальными. В дальнейшем советские историки всесторонне обосновывали данный тезис, рассматривая в своих работах вопросы перспективного аграрного роста, активизации

процессов интенсификации производства, увеличения удельного веса аграрных рабочих в социальной структуре деревни [1; 4; 10; 14; 15].

Результатом радикальной ревизии исследовательских подходов в отечественной исторической науке, произошедшей после ликвидации СССР, стало закрепление противоположной точки зрения, представители которой рассматривают коллективизацию исключительно в качестве негативного явления, связывая ее осуществление с процессом становления тоталитарного политического режима в СССР. В этом смысле коллективизация объявляется одним из инструментов проведения массовых репрессий. Особенно показательны в данном отношении работы Е.А. Осокиной [8; 9]. Уделив основное внимание изучению экономического развития страны в 1920–1930-е гг., автор сделал акцент на вопросах снабжения населения товарами и продовольствием, а также осветил уровень жизни населения в годы первых пятилеток. В итоге Е.А. Осокина пришла к неутешительному выводу о том, что в результате огосударствления и централизации экономики в СССР был создан тип хозяйства, который определил низкий материальный уровень жизни общества на все годы существования советской власти. В стране образовалась своеобразная «иерархия потребления», и крестьянство занимало в этой иерархии низшую ступень, имея самые низкие доходы и уровень жизни.

Таким образом, стремление всесторонне осмыслить процесс коллективизации является одним из трендов современной исторической науки. В связи с этим в настоящее время начинают появляться историографические исследования, посвященные данной проблематике [7].

Современная исследовательская ситуация определенно показывает необходимость более взвешенного подхода к проблемам анализа сущности, хода и результатов коллективизации советского сельского хозяйства. Очевидно, что для формирования такого подхода следует учитывать максимально возможное количество данных об этом процессе. В связи с этим в центре внимания исторической науки должен находиться региональный срез коллективизации, выяснение обстоятельств ее проведения в отдельных частях огромной страны. Именно поэтому целью настоящей статьи является осуществление комплексного анализа реформирования сельского хозяйства, а также практических итогов, находящих выражение в конкретных экономических показателях коллективизации, осуществленной в Южной Осетии.

Рассматривая данный вопрос, в первую очередь необходимо отметить, что имеющиеся архивные данные убедительно свидетельствуют о том, что коллективизация в Южной Осетии происходила в полном соответствии со стратегией, реализуемой на общегосударственном уровне. Она была определена в декабре 1929 г., когда на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в его составе была создана специальная комиссия для разработки вопросов о темпах коллективизации в различных районах СССР и о мерах помощи со стороны государства, с соответствующим пересмотром принятого плана коллективизации по годам. В ходе работы данной комиссии были созданы подкомиссии для проработки отдельных вопросов. Основными из этих подкомиссий были:

– по вопросу о системе управления и построения общественных и хозяйственных организаций в округах сплошной коллективизации, цель которой заключалась в осуществлении пересмотра системы управления и построении ее в новом виде в отношении всех общественных и хозяйственных организаций (партийных организаций, кооперативных организаций, комитетов взаимопомощи, земельных обществ, советов, профсоюзных организаций, отношения между округами и районами и проч.);

• – по вопросу о политике в отношении кулаков в районах осуществления сплошной коллективизации;

  – по вопросу о перераспределении наличных ресурсов и дополнительных ресурсов (эта подкомиссия должна была разработать план усиления материального снабжения районов сплошной коллективизации);

  – по вопросу о кадрах (созданная с целью кадрового обеспечения функционирования образующих коллективных хозяйств).

Кроме того, создавался оперативный орган управления процессом создания коллективных хозяйств – Колхозцентр, правлению которого рекомендовалось исходить из той установки, что сплошная коллективизация в основных зерновых районах должна быть закончена в 2–3 года и в остальных районах в основном к концу пятилетки, причем в последнем случае не исключается возможность оставить известный резерв, выходящий за пятилетие [12, с. 37]. Таким образом, данный документ свидетельствует о том, что коллективизация изначально рассматривалась в качестве масштабного радикального реформистского процесса, призванного принципиальным обра- зом изменить не только систему хозяйственного производства, но и социальную структуру сельскохозяйственных тружеников.

Анализ состояния развития сельского хозяйства в период становления советской власти и реализации новой экономической политики требует согласиться с мнением о том, что возникновение колхозного движения не было следствием развития производительных сил в деревне и переворота в системе производственных отношений. Это позволяет рассматривать колхозное движение как искусственно создаваемое и поддерживаемое сверху, а не как отражение естественно назревавших потребностей к отказу от единоличного хозяйства в пользу обобществленного сельскохозяйственного производства

На наш взгляд, коллективизация представляла собой в первую очередь инструмент преодоления острого социально-экономического кризиса в аграрной сфере. Можно согласиться с мнением о том, что И.В. Сталин и его окружение в высших эшелонах власти, начиная форсированную коллективизацию, все-таки верили в благотворное влияние массового колхозно-совхозного строительства на сельское хозяйство. И задача осуществления индустриализации за счет фактического ограбления деревни и тем более голодомора первоначально не ставилась [5, с. 29].

Официальная статистика свидетельствует о том, что местные особенности сельского хозяйства вносили значительные коррективы в процесс осуществления коллективизации в отдельных регионах страны. В частности, на наш взгляд, ключевой особенностью коллективизации в южноосетинском сельском хозяйстве явилось сравнительно небольшое количество образованных коллективных хозяйств, их формирование преимущественно в форме совхозов, а также их слабая организационнофинансовая обеспеченность. Представляется, что указанные обстоятельства были обусловлены фактическим отсутствием в регионе устойчивых предпосылок для формирования коллективных хозяйств вследствие характеристик социальной структуры крестьянского населения, в которой преобладали представители крепких середняцких хозяйств, не заинтересованных в процессе обобществления средств сельскохозяйственного производства.

Вместе с тем первоначально (начиная с 1930 г.) коллективизация южноосетинского сельского хозяйства происходила ударными темпами, в первую очередь благодаря «маниакальному администрированию» местных пар- тийных чиновников, стремящихся любой ценой максимально быстро исполнять партийные директивы, зачастую полностью игнорируя местные условия. 3 февраля 1930 г. Президиум областного ЦИКа Ю. Осетии издал практические рекомендации по поддержке колхозного строительства, в которых районным исполнительным комитетам ставилась задача добиваться стопроцентного обобществления скота, земли и инвентаря, осуществления мобилизации всех организационных и финансовых средств в целях обеспечения создания высших форм коллективных хозяйств, проведения оперативного и эффективного землеустройства коллективных хозяйств, организации расширенных курсов колхозного строительства. Одновременно местным органам власти рекомендовалось осуществление откровенно дискриминационной политики в отношении индивидуальных крестьянских хозяйств [16. Д. 375. Л. 9–12].

Практическая реализация положений данного документа привела к достижению значительных результатов: уже к концу первого квартала 1930 г. масштабы коллективизации были поразительными – 90 % индивидуальных хозяйств были задействованы в данном процессе. Повсеместно с «отказниками» проводилась активная «профилактическая» работа, заключавшаяся в осуществлении прямых репрессий, ущемлении их прав и прав членов их семей. Например, имелись случаи прямого запрета детям «отказников» посещать школы [Там же. Д. 589. Л. 3].

Следует отметить, что вышеуказанные злоупотребления при осуществлении процесса коллективизации были распространены в стране повсеместно. Как следует из доклада ОГПУ, к началу февраля 1930 г. раскулачивание приобрело большие масштабы, но вследствие неорганизованности и стихийности прошло при наличии значительного числа перегибов и искривлений классовой линии. В ряде мест решения выносились по инициативе или под влиянием партийно-советского актива, без участия масс, предварительной работы с беднотой. К вопросу раскулачивания сельсоветы подходили формально, чрезвычайно упрощенно и механически. Реализация решений нередко сопровождалась безобразными явлениями – конфисковалось все, без соблюдения всяких юридических норм, забирались детские пеленки, готовая пища. С целью создания массового эффекта выселение кулаков из домов производилось ночью, нередко со взломом дверей. Все это в местах перегибов и извращений широко использовалось кулаком и антисоветским элементом и при слабости массовой работы приводило к:

– резкому нарастанию недовольства даже среди бедноты, росту провокационных слухов, к постановлениям общих сходов о несогласии в вопросах раскулачивания с политикой партии;

– росту опасений середняка, обнаруживающего в некоторых районах тенденции к бегству;

– массовым эксцессам и выступлениям, главным образом неорганизованной части женского населения, нередко носящим затяжной характер [12, с. 451–452].

Наиболее распространенной формой недовольства колхозным строительством и политикой раскулачивания как в целом по стране, так и в Южной Осетии стала практика намеренной порчи собственного имущества, которую следует рассматривать в качестве прямого саботажа коллективизации.

Имеющиеся статистические материалы ОГПУ по абсолютному большинству районов страны отмечают усилившуюся распродажу и убой рабочего и продуктивного скота (лошадей, коров, свиней и овец), принимавшие местами массовый характер. Как довольно распространенное явление отмечался убой крестьянами своего скота для засола и личного употребления в таких районах, где в предыдущие годы это не наблюдалось. Массовый убой скота происходил также и вне скотобоен, без всякого врачебного осмотра и контроля. Массовая распродажа и убой скота преимущественно наблюдались у зажиточных слоев деревни и кулачества – несдатчиков хлебных излишков и ин-дивидуальников. Сильно увеличившееся предложение скота, повлекшее за собой понижение цен, повсюду использовалось барышниками-кулаками, разными спекулянтами-скупщиками, скупавшими скот иногда по крайне низким ценам [Там же, с. 87–88]. Кроме того, по данным Наркомзема СССР, «с конца декабря 1931 г. до начала января 1932 г. в отдельных районах Союза отмечался ряд отрицательных явлений, таких как массовое неорганизованное отходничество, выход из колхозов, сброска земли, продовольственные и фуражные затруднения, убой и падеж скота, массовые преступления и пр.» [13, с. 318].

Партийное руководство вынуждено было бороться с такой практикой методами прямого административного принуждения. Так, уже 24 января 1930 г. было издано Постановление местного ЦИК, согласно которому запрещался массовый забой скота под угрозой уголовной ответственности, реализуемой в форме штрафа, сопряженного с принудительным выселением либо лишением свободы на срок до двух лет. Одновременно финансово стимулировались доносы о фактах убоя скотины [16. Д. 297].

Кризисные явления в советском сельском хозяйстве, а также неоправданные масштабы репрессий в отношении противников колхозного строя, грозившие срывом процесса индустриализации и наступлением масштабного социально-экономического кризиса, заставили советское правительство несколько пересмотреть ход создания коллективных хозяйств в целом по стране. Результатом этого пересмотра стало появление известной статьи И.В. Сталина «Головокружение от успехов», которая в значительной степени повлияла на интенсивность создания коллективных хозяйств как в целом по стране, так и в отдельных ее регионах, в том числе и в Южной Осетии.

Реакцией на эту публикацию стало Постановление президиума Юго-Осетинского обкома КП(б) Грузии от 21 марта 1930 г. о колхозном строительстве. По своей содержательной структуре данный документ практически полностью копировал вышеуказанную публикацию Сталина. Несмотря на констатацию решительных успехов в создании коллективных хозяйств (по состоянию на 1 марта 1930 г. данный процесс затронул боле 92 % всех крестьянских хозяйств), в решении перечислялись серьезные недочеты в работе по формированию коллективных хозяйств, обусловленные в первую очередь проявлением излишней инициативы, неоправданным администрированием, неучетом организационно-финансовых условий. Далее ставилась задача добиться решительного завершения процесса формирования коллективных хозяйств на основе адекватной оценки реальных социально-экономических условий, а также организационного укрепления коллективных хозяйств посредством практической реализации целого ряда мероприятий [11, с. 194–197].

В частности, были отчасти обеспечены реализация принципа добровольности при вступлении в колхоз и свободный выход из них. В результате к концу 1930 г. доля коллективных хозяйств в регионе сократилась до 20 %. В то же время к 1934 г. партийным структурам не удалось решить проблему кулацкого саботажа, выражавшегося в осуществлении массово- го забоя скота (количество его поголовья имело устойчивую тенденцию к падению). Результатом стали неоднократные срывы регионального плана животноводческого производства [16. Д. 516. Л. 1, 4, 6].

Несмотря на отмеченные негативные явления, сопровождавшие процессы коллективизации в области, официальная статистика показывала устойчивый экономический рост в сфере сельского хозяйства. В частности, к 1934 г. имело место увеличение посевных площадей. В то же время лишь 51 % приходился на долю коллективных хозяйств. В дальнейшем доля коллективных хозяйств в посевных площадях неуклонно возрастала параллельно с их количественным ростом – к маю 1935 г. уже имелось 102 таких хозяйства [11, с. 266].

Успехи были достигнуты в процессе внедрения интенсивных сельскохозяйственных культур (с 1930 по 1934 г. площадь под садами и огородами возросла на 156 %), в проведении механизации сельского хозяйства, а также в обеспечении повышения материальнокультурного уровня колхозников. В 1939 г. в регионе появилась первая машинно-тракторная станция, имевшая в распоряжении 13 тракторов. Активно развивалось пчеловодство – в 1930 г. в Южной Осетии существовало более 5 тыс. ульев [Там же, с. 278].

По данным официальной статистики, интенсификация процесса организации коллективных хозяйств привела к значительным успехам в животноводческой отрасли. Если в 1921 г. область располагала 32 886 головами крупного рогатого скота, 44 277 головами мелкого, то в 1930 г. было 77 224 и 136 934 головы соответственно [16. Д. 516. Л. 4].

Большим успехом стала организация в 1930 г. крупного животноводческого совхоза с двумя отделениями в селе Ксиус и городе Цхинвале. Это позволило значительно превысить план по выработке молочной продукции – в 1930 г. было произведено 17 т сыра разнообразного ассортимента («осетинский», «голландский», «советский»), 9 т масла, 560 т шерсти. Такие успехи позволили осетинским животноводам вызвать на социалистическое соревнование коллег из Чечено-Ингушской республики [17. Д. 154. Л. 2]. Кроме того, в 1936 г. югоосетинские колхозники не только досрочно и в полном объеме выполнили план сдачи государству животноводческой продукции, но и по шерстезаготовкам завоевали Закавказское переходящее знамя [16. Д. 589. Л. 2]. Немаловажно также, что в том же году область перевыполнила по кормовым культурам обязательства, взятые по соцдоговору с Чечено-Ингушетией, обеспечив скот доброкачественным кормом и сытой зимовкой [16. Д. 589. Л. 2].

В числе успехов строительства коллективных хозяйств следует отметить и повышение производительности труда. Преимущественно за счет внедрения сдельщины на трудодень колхозника в 1934 г. стало приходиться 6,5 кг. В дальнейшем данная положительная тенденция была продолжена. Как указывал в 1938 г. в докладной записке секретарь ЮгоОсетинского обкома КП(б) Грузии В. Цховре-башвили: «С повышением урожайности значительно выросла и стоимость трудодней. Если в прошлые годы по зерновым колхозам на трудодень приходилось 3,5, то в 1937 году на один трудодень – 7–10 кг» [11, с. 279]. К очевидным успехам можно отнести и организацию в 1935 г. укрупненного опорного пункта плодоводства, что позволило реанимировать данную отрасль сельскохозяйственного производства [17. Д. 154. Л. 2].

Позитивные тенденции в организации коллективных хозяйств дали возможность организовать эффективную подготовку к выставке достижений всесоюзного сельского хозяйства 1935 г., на которой югоосетинскими колхозами были представлены редкие экспонаты сельскохозяйственных культур [Там же. Д. 455. Л. 197]. Кроме того, к 1935 г. югоосетинские колхозники приняли активное участие в стахановском движении: по данным Наркомзе-ма Юго-Осетии, более десяти ударников сельскохозяйственного труда перевыполнили трудовую норму в соответствующей сфере сельскохозяйственного производства более чем на 97 % [Там же].

В 1936 г. позитивные тенденции в развитии коллективных хозяйств региона были продолжены. В частности, по официальным данным, качественный рывок произошел в сфере животноводства, в результате не только была восстановлена данная отрасль сельскохозяйственного производства (преодолены негативные тенденции кулацкого саботажа, связанного с уничтожением поголовья скота), но и были значительно перевыполнены плановые показатели в основных сферах животноводческого производства.

Кульминацией успехов колхозного строительства в Южной Осетии стала победа коллективных хозяйств региона в 1936 г. в социалистическом соревновании с Чечено-Ингушской областью. При этом договорное обязательство по ликвидации бескоровности в коллективных хозяйствах было выполнено на 447,5 % [16. Д. 589. Л. 2].

В то же время нельзя не сказать об очевидных неудачах строительства коллективных хозяйств, зафиксированных даже в официальной государственной статистике. В этой связи обращал на себя внимание в первую очередь провал попыток создать в регионе крупное птицеводческое хозяйство. Птичий совхоз, организованный в Цхинвале в 1930 г., проработал всего около года и был закрыт во многом из-за неумелого руководства селекцией. Отсутствие квалифицированных кадров (в первую очередь агрономов и зоотехников) являлось ключевой проблемой колхозного строительства [11, с. 196].

Другой проблемой, указанной в официальных статистических отчетах уполномоченных органов, курирующих колхозное строительство, стало чрезвычайно неравномерное развитие колхозов в регионе. Были названы следующие причины такого положения дел.

Во-первых, это объяснялось географическими особенностями региона. В этой связи отмечалось, что в небольшой по населению Юго-Осетинской области существует огромное количество мелких населенных пунктов, расположенных вдали от друг от друга; колхозы, которые организованы в этих населенных пунктах, слишком малочисленные [Там же, с. 266]. Вследствие этого они объективно не имеют возможности составлять конкуренцию более крупным коллективным хозяйствам региона.

Во-вторых, признавались организационноправовые сложности, связанные с функционированием коллективных хозяйств. В частности, в статистических материалах республиканского партийного архива отмечалось, что в горных районах Южной Осетии существуют так называемые горные животноводческие колхозы. В этих колхозах обобществленным являлся только продуктивный, крупный и мелкий рогатый скот. Он был обобществлен до решения июньского партийного пленума (1934 г.) или куплен позже у колхозников, имевших скот сверх уставной нормы. Небольшие же пахотные земли, рабскот и инвентарь, необходимый для их обработки, находился в личном пользовании колхозников [Там же, с. 266]. Иначе говоря, налицо было несоблюдение типового устава сельскохозяйственной артели, что, по мнению партийных функционеров, существенным образом затрудняло обеспечение высокоэффективного сельскохозяйственного производства.

Связанной с вышеуказанной являлась проблема недостаточного партийного контроля за деятельностью коллективных хозяйств. Отмечалось, что из 407 колхозов, которые существовали в регионе в 1936 г., партийные организации имелись лишь в 47, а партийно-комсомольские и кандидатские группы – в 24 [11, с. 266]. Указанное обстоятельство порождало несовершенство кадрового руководящего состава, недостаточную инициативность отдельных председателей колхозов, что в конечном счете приводило к многочисленным управленческим ошибкам и просчетам [Там же, с. 268–269].

Итак, анализ хода и результатов коллективизации в Южной Осетии позволяет сделать вывод о противоречивых результатах данного процесса.

С одной стороны, колхозное строительство сопровождалось очевидными успехами, о чем свидетельствуют многие цифры официальной статистики. Как утверждалось в материалах официального отчета местного партийного обкома за 1937 г., «в результате победы колхозного строя, механизации, введения комплекса агромероприятий, охватывающих все большую и большую площадь, урожай из года в год увеличивается» [Там же, с. 274]. Так, урожайность зерновых колосовых в 1933 г. была 5,9 ц с га, в 1935 г. – 8,4 ц, в 1937 г. – 10,4 ц [Там же, с. 275].

С другой стороны, коллективным хозяйствам региона были свойственны аналогичные общегосударственным проблемы, среди которых следует назвать нерентабельность большинства колхозов, низкий уровень их материально-технического обеспечения, профессиональной квалификации и уровня жизни работников. Кроме того, как и во всей стране, в Южной Осетии получили развитие такие пороки советской действительности, как прожектерство, излишнее администрирование, откровенно репрессивный подход в отношении противников колхозного строительства.

С нашей точки зрения, путь совершенствования сельскохозяйственного производства, избранный в 1930-е гг., изначально был порочен, поскольку был основан исключительно на логике экстенсивного подхода, основанного на жесткой эксплуатации тружеников села. Данный вывод убедительно доказала историческая практика – к 1980 г. советское сельское хозяйство полностью исчерпало потенциал своего развития, а положение в нем стало одним из ключевых вызовов национальной безопасности страны.