Римская империя и федераты в IV в

Jord. Get. 89: annua munera; 264 и 271: annua sollemnia; Zosim. I.24: …crhmavtwn ti mevtron e[tou" eJkavstou...;

Petr. Patr . Fr.9 [22] : …kaq''V e{kaston ejniauto;n... ).

Эти данные о постоянных выплатах за эпизодические услуги, по-видимому, не следует расценивать как «…литературный прием, подчеркивающий скорее факт унижения империи, нежели реально существующую зависимость ее от варваров». [23] Римская держава вынуждена была принимать подобные меры и регулярно тратить значительные средства на оплату военной помощи. [24]

Впоследствии Восточной Римской империи неоднократно приходилось такого рода «дарами» просто покупать мир с теми или иными племенами и на время удерживать их от грабежа своей территории ( Proc. H. a. XI.5–9; Prisc . Fr. 1;8) [25] , поэтому историки по праву называют их данью ( Prisc. Fr. 1). Представляется, что в IV в. это все-таки была плата за службу.

В IV в. вознаграждения варварам выплачивались, по большей части, в денежной форме: munera, stipendia, salaria, sollemnia, dona ( Amm. Marc. XXI.6.7; XXV.6.9; Jord. Get. 89; Zosim. I.24). Но иногда, особенно на первых порах, – в натуральной форме: annonae, alimenti, victualium ( Amm. Marc. XXXI.4.8; 6.2; Jord. Get. 141). [26]

Практика предоставления даров различным племенам и народам отнюдь не была чем-то новым для IV в., она была обычной для римской внешней политики. Многие племена - сарматы, аламанны, готы и другие - подолгу получали определенные и установленные обычаем дары ( Amm. Marc. XXVI.5.7: «…certa et praestituta ex more munera…»; Socr. H.E. I.18 [27] ; Proc. Bell. I.19.33; VII.33.9; Jord. Get. 146: consueta dona; 264; 270). Нарушение подобного обычая или уменьшение выплат влекли за собой враждебность обиженных, которые принимались грабить и разорять римские провинции ( Amm. Marc. XXV.6.9; XXVI.5.7; Jord. Get. 146; 271). Иногда после такого рода варварских рейдов выплаты с римской стороны возобновлялись ( Jord. Get. 271), в случае успешных действиях римских войск и победы над возмутившимися договор с ними не восстанавливался ( Amm. Marc. XXVII.2).

Таким образом, отношения с федератами в значительной мере строились по давно известной римлянам и применяемой ими в течение веков схеме. В связи с этим вопрос о возникновении института федератов представляется чрезвычайно сложным. Во всяком случае, не наблюдается особой разницы между предоставлением Римом «даров», с одной стороны, союзным царям предшествующих периодов и, с другой - вождям готов, аламаннов, сарацинов или сарматов.

Еще одно обстоятельство заставляет задуматься над тем, когда же можно выделить особую политику Рима и в связи с этим - особый статус федератов. Это - получение заложников от тех, с кем устанавливаются отношения ( Amm . Marc. XVII.12.11; 13; 15; 16; XXVII. 5.10; Eunap . Fr. 6; Proc. III. 4.13; Zosim. IV.26,1; Anon. Vales. Pars prior. VI.31). Функции этих заложников В.П. Будановой не вполне ясны, поскольку их, вроде бы, не убивали при многочисленных изменах федератов. Поэтому она предполагает, что их держали до возвращения пленников. [28]

Требование возвращения пленных – еще одно часто встречающееся условие перемирия ( Amm. Marc. XVII.10.4;7; 12.11; XVIII.2.19; Prisc. Fr. 1). А.Р. Корсунский считает, что требование заложников – одна из мер предосторожности против нарушения установленных условий [29] в соответствии с тем, как объяснял обмен таковыми при заключении перемирия Аммиан Марцеллин (XXV.7.13). [30]

Так или иначе, заложников в древних обществах (и не только в древних) брали всегда, а потому данное обстоятельство не облегчает попытки определить особенности положения федератов.

С римской стороны в любые виды отношений с теми или иными народами вступали императоры или их доверенные лица, каковым был, например, Юлиан в ранге цезаря в Галлии. Представителями племен, как правило, были их вожди, которых историки часто называют царями (reges) или царьками (reguli). Весьма характерным представляется описание встречи императора Юлиана с сарацинами: «…Здесь явились к нему царьки сарацинских племен. Они пали перед ним на колени, поднесли золотую корону, воздав ему поклонение, как владыке мира и своему властителю (…dominum…)» ( Amm. Marc. XXIII.3.8). Союзнические отношения мыслились как чисто личные, устанавливались с человеком, а не государством. [31] Поэтому вполне закономерно, что в случае смерти одной из сторон мирный договор автоматически расторгался, как это произошло, по сообщению Созомена, во время царствования Валента: «…По случаю смерти сарацинского царя мирный договор сарацин с римлянами был расторгнут. Супруга его Мавия, вступив в управление народом, начала опустошать города Финикии и Палестины…» ( Sozomen. VI.38.1). [32] А затем договор возобновлялся ( Socr. H. E. IV.36; Theodoret. H.E. IV. 20(21)) [33] , причем иногда на иных условиях. Мир, заключенный при посредничестве третьих лиц, не считался надежным. Римляне предпочитали силой заставлять племенных вождей присылать собственных послов, а не перекладывать ответственность за соблюдение принятых условий на посредников ( Amm. Marc. XVIII.2.18–19).

Весьма противоречив в этом смысле эпизод в «Деяниях» Аммиана Марцеллина, описывающий отношения Валента с тервингами и гревтунгами. Суть конфликта 366 – 367 гг. между правящим императором и задунайскими готами состояла в том, что последние собирались оказать помощь и послали отряд воинов восставшему Прокопию ( Amm. Marc. XXVII.4.1; Eunap. Fr. 5). Оправдываясь перед Валентом, готы ссылались на письмо Прокопия, в котором он заявлял о том, что взял власть как родственник Константина. Это обстоятельство косвенно указывает, что договор в свое время был заключен именно с Константином. Но готы подчеркивали личный характер письма (eiusdem Procopii) и то, что он представил свой мятеж законной борьбой за престол. Валент же упрекал тервингов в том, что они, будучи друзьями римлян и заключив с ними договор прочного мира, оказали (на самом деле, только намеревались оказать) поддержку узурпатору в междоусобной войне, и не принял во внимание их доводы ( Amm. Marc. XXVII.5.1–2). Таким образом, Валент апеллировал к договору, связавшему готов с кем-то из его предшественников. Но, возможно, данная аргументация была вызвана чрезвычайной ситуацией и попыткой переворота в Римской империи. После трех военных кампаний и нескольких посольств тервингов с просьбой о прощении и даровании им мира, Валент заключил с ними мир на предложенных им условиях ( Amm. Marc. XXVII.5.7–9).

Иордан в сочинении «О происхождении и деяниях готов» подчеркивает роль императора Константина в формировании политики по отношению к федератам, под которыми он подразумевает только готов (111–112; 145). Под его влиянием, вероятно, это же мнение обычно высказывалось в историографии. [34] Исследования последних десятилетий продемонстрировали, что при Константине не произошло никаких радикальных изменений в проводимом в отношении федератов курсе. [35] Утверждение Иордана о том, что римские императоры после Константина федератами пренебрегали (Get. 111) и только Феодосием была возобновлена практика приглашения федератов (Get. 145), также не соответствует действительности. И Констанций, и Юлиан, и Валент использовали их отряды в качестве вспомогательных войск на протяжении всего IV в. без перерывов.

В труде Аммиана Марцеллина много таких сообщений о германцах, племенная принадлежность которых неизвестна (XXV. 6.13; 8,1), о готах (XXIII. 2.7) и о сарацинах (XXIII. 5.1; XXIV.1.10; 2,7; XXXI.16.5–6; а также: Zosim. IV.22.3–4) сосредоточено в описании персидского похода Юлиана. Вспомогательные отряды обычно входили в состав римского войска наряду с легионами (Veg. III.1).[36] Вспомогательное войско появилось, по мнению такого авторитетного знатока военного дела в древности, как Г. Дельбрюк, в конце II Пунической войны и представляло собой особую часть римской армии[37], в которой изначально служили peregrini[38] из числа жителей Италии, затем – провинций[39]. Правда, к концу эпохи принципата наблюдается сближение легионов и auxilia[40] и допуск во вспомогательные войска римских граждан, но процесс этот не был завершен. Именно в качестве вспомогательных легко вооруженных и конных отрядов, перед которыми ставились, как правило, отдельные задачи, и можно было использовать воинов–федератов, обладавших собственной тактикой, вооружением, языком и подчинявшихся своим командирам.

Различить союзников и федератов в источниках не представляется возможным. Известно, что слово «socii» на протяжении многих веков римской истории было официальным термином. Опираясь на словоупотребление источников, можно предположить, что оно таковым оставалось и в поздней античности, а слово «foederati», синонимичное ему, по-видимому, официального статуса не получило.

В тексте сохранившейся части «Деяний» Аммиана Марцеллина слово «foederatus» встречается всего пять раз. В трех случаях – в качестве причастия в сочетании «установленный (или заключенный) мир» (XXIV.2.21; XXV.7.14; XXX.2.3). В двух – в качестве прилагательного в значении «союзный» применительно как к вождю аламаннов - «…Hortarius rex nobis antea foederatus…» ( Amm. Marc. XVIII.2.13),- так и к царю Кипра I в. до н.э., причем последний одновременно назван и официальным термином союзника римского народа: «…Ptolemaeo enim rege foederato nobis et socio…» (XIV.8.15).

Насколько данный термин стал официальным, остается лишь гадать, так как в Кодексе Феодосия он встречается лишь один раз: в конституции о привлечении к борьбе с врагами римского государства (и западной, и восточной его частей) не только свободнорожденных мужей, но и рабов, в первую очередь -рабов тех, кто сам находится на воинской службе. Среди последних и названы федераты: «…praecipue sane eorum servos, quos militia armata detentat, foederatorum nihilo minus et dediticiorum…» (CTh. VII.13.16). Из этого документа явствует, что федератам были свойственны военные обязанности и они могли иметь рабов, но об их статусе никаких сведений нет.

Таким образом, четко выделить статус федератов и разграничить их с другими формами использования отдельных от регулярной римской армии варварских контингентов практически не представляется возможным. Напрашивается вывод, что в IV в. единого понятия и юридического комплекса определенных элементов, обязательных для него, и не было, а условия заключения договоров зависели, вероятно, от конкретных обстоятельств. [41] Поэтому не случайно, что в произведениях IV в. слово «федераты» как специальный термин не встречается. Практические отношения с различными племенами, складывавшиеся под влиянием различных обстоятельств, были обобщены уже раннесредневековыми авторами, назвавшими варваров, служивших Римской империи под командованием собственных вождей, федератами. Но это не значит, что данный термин нельзя применять к римской действительности IV в., так как фактически это явление тогда было широко известно.

Новых элементов в отношениях римского государства с федератами именно в IV в. появилось, вероятно, два.

Во-первых, отмечается систематическое использование в таком качестве кочевых племен сарацин. Для более раннего времени этот феномен неизвестен, хотя некоторые исследователи считают, ссылаясь на Цицерона и Феста, что римляне с ними активно сотрудничали и раньше. [42] Представляется, что содержание письма Цицерона из Киликии Аппию Клавдию Пульхру (Fam. III.8.10) [43] , на котором основывает свое мнение Б. Исаак, не дает возможности понять, в каком качестве выступали отмеченные в нем арабы. И в сообщении Феста о времени похода Л. Лукулла на Восток некие филархи сарацин (Brev. 14) упоминаются только вскользь. Из других же писем, освещающих те же события осени 51 г. до н. э., следует, что речь идет об арабах, вторгшихся в римские провинции под видом парфян ( Cic. Fam. VIII.10.2; XV.4.7). Правда, по крайней мере, отдельные арабские вожди в это время снабжали римлян информацией о враждебных действиях парфян ( Cic. Fam. XV.1.2).

Наиболее информативным источником по истории сарацин (так называли источники арабов в IV в.), как и во многих других случаях, является сочинение Аммиана Марцеллина. В нем сохранился один экскурс о них (есть указание самого автора, что в книгах «Деяний», не дошедших до нашего времени, таковой также был) и содержится описание персидского похода императора Юлиана, где вспомогательные отряды сарацин играют не последнюю роль (XIV.4.1–7; XXIII.3.8; XXIV.2.8; XXV.6.9).

Помимо произведения Аммиана, сведения о сарацинах – федератах Римской империи содержат надписи их вождей, в основном - на древнегреческом языке, из различных районов Палестины и Аравии. [44] Аммиан Марцеллин, который сам видел многих из них (XIV. 4.6), относится к сарацинам очень негативно и с досадой пишет о том, что римлянам лучше бы не иметь этих грабителей ни друзьями, ни врагами (XIV.4.1). [45] Он приводит много примеров переменчивости номадов, когда они воюют то на стороне римлян, то на стороне персов, часто подозревает их в предательстве (XIV.3.1; XXIV.2.4; XXV.1.3; 6.8–9; также: Socr. H.E. VII.18; Proc. Bell. I.18.36). [46] Но такое поведение сарацин вполне закономерно, поскольку они обитали в пограничных между двумя великими державами районах, натравливались ими друг на друга и использовались ими в их корыстных интересах так же, как кочевники в других областях, например, на Кавказе. [47]

xl Оружие федератов V в. из клада Хильдерика

Оружие федератов V в. из клада Хильдерика

Во-вторых, необходимо обратить внимание на политику поселения федератов как независимых племен с сохранением их социальной структуры ( Eunap. Fr. 7) [48] на римской территории. Многие исследователи видят в этом слабость империи и гибельность для нее, причем акцент делается на договоре с готами 382 г. как поворотном пункте в ее истории. [49] Действительно, федераты, по большей части, жили за границами римского государства и возвращались туда после прекращения того или иного военного конфликта или выполнения поставленной перед ними римским командованием задачи ( Amm. Marc. XXVIII.5.4; Socr. H.E. V.25; Jord. 89; 110; Proc. Bell. V.27.2; Zosim. I.24). Но и переселения федератов на территорию различных провинций также имели место на протяжении всего IV в. Источники сообщают о новатах, переселенных Диоклетианом из Нубии в пограничные области Египта ( Proc. Bell. I.19.29–31), перемещении в Подунавье Константином сарматов ( Euseb. Vita Const. IV.6), Констанцием – сарматов-лимигантов ( Amm. Marc. XVII.13.23; XIX.11.6), видимо, Валентом – готов задолго до Адрианопольской битвы ( Amm. Marc. XXXI.6.1). Эпиграфические памятники свидетельствуют о выделении арабам некоторых районов Палестины, Сирии, Финикии, Аравии. [50] Возможно, такие прецеденты были и ранее ( SHA . Prob. XV.2; Claud. IX.4). [51]

Г. Дельбрюк, обозначая включение вестготов в Римскую империю в 382 г. как водораздел в ее истории, оговаривается, что ничего особенно нового в этом не было, но настаивает, что все аналогичные предшествующие события не имели такого влияния, как это переселение. [52] Может быть, все же не следует выделять один факт из ряда многих ему подобных. Скорее, негативные последствия поселения федератов на римской территории нарастали постепенно, в течение всего IV в.