Рискогенный потенциал экстремизма на Северном Кавказе

Стратегия подавления - это систематическое пресечение действий политического экстремизма в регионах посредством применения силы федерального государства. Тактика стратегии подавления представляет ситуативный способ противодействия экстремизма.

На Юге России росту общественной опасности политического экстремизма способствует сохранение низкого уровня жизни населения в очагах межнационального напряжения. Если средний доход одного россиянина в конце 1998 г. был 900 руб. в месяц, то на Северном Кавказе он колебался от 300 руб. в Ингушетии и до 600 руб. в Краснодарском крае [1]. Массовая безработица, показатели которой самые высокие на Северном Кавказе, побуждает заниматься полулегальным и криминальным бизнесом. За первое полугодие 1999 г. при снижении реальных доходов населения на 24% товарооборот вырос на 8% [2]. Такой разрыв объясняется вовлечением населения республик в теневую экономику -игорный бизнес, нелицензированное производство водочных и коньячных фальсификаторов, производство нефтепродуктов, торговлю наркотиками, оружием. Расширение теневой экономики означает расширение социальной базы политического экстремизма, поскольку он, как и криминальные структуры, заинтересован в отсутствии эффективного функционирования правоохранительных институтов.

Таким образом, в 1990-е гг. на Юге России обозначилась тенденция повышения общественной опасности политического экстремизма. Она была вызвана многочисленными радикальными структурами, которые стремились к ослаблению или вооруженному изменению конституционного порядка. Главным показателем тенденции являлось расширение практики и географии терроризма. Повышение общественной опасности политического экстремизма было вызвано антиконституционным режимом Чечни, соединением экстремизма с организованной преступностью, сохранением очагов межнациональной напряженности. Вследствие роста безработицы и теневой экономики произошло расширение социальной базы политического экстремизма.

В целях противодействия политическому экстремизму на Юге России федеральные органы власть избрали стратегию его подавления. Главным политическим средством подавления стала военная и антитеррористическая операция в Чечне. Дополнительными средствами подавления политического экстремизма на Юге России были усиление уголовно-правового контроля и контрпропаганды.

Главной экстремистской структурой в Чечне был антиконституционный режим, который возник в 1992 г. в результате вооруженного мятежа и насильственного захвата власти сепаратистами под руководством Д. Дудаева. Вооруженный сепаратизм был продуктом противостояния между национал-экстремистской элитой Чечни и федеральными властями, пытавшимися до 1994 г. и в период 19971999 гг. восстановить конституционный порядок в Чечне судебными и переговорными средствами. Чеченский антиконституционный режим дважды оказал вооруженное сопротивление федеральной армии в 1994-1996 гг. и 1999-2000 гг., пока не был разгромлен. Сегодня его остатки ведут борьбу бандоповстанческими и террористическими методами.

Военная и антитеррористическая операция в Чечне проводилась с использованием тактики физического подавления. Эта тактика имеет несколько разновидностей. Крайняя тактика - это использование федеральных вооруженных сил против политического экстремизма в регионе. Военная операция 1994-1996 гг., проводимая по решению российского руководства в целях восстановления конституционного порядка в Чечне, не достигла политических и военных целей. Она завершилась хасавюртовским соглашением, не препятствующим распространению политического ваххабизма и терроризма на Юге и в других регионах России. О неэффективности тактики физического подавления политического экстремизма в первую чеченскую войну свидетельствует падение доверия населения России к своим вооруженным силам. Если в 1993 г. 53% населения видели в военных вооруженных защитников отечества, мира и жизни граждан, то в 1998 г. - 24% [3].

Исследователи отмечают две главные причины неэффективности примененной военной тактики 1994-1996 гг. Во-первых, политическая недальновидность российского руководства. Вначале 1990-х гг. из Чечни были выведены федеральные войска, которые оставили большие запасы оружия и боевой техники, используемые впоследствии против мирного населения преступными структурами и формированиями [4]. В Южном регионе была утрачена федеральная монополия на легитимное применение силы для сохранения конституционного порядка. Во-вторых, военная причина, состоящая в безответственности и авантюризме высшего генералитета, проявившихся в подталкивании Б.Н. Ельцина на войну в Чечне 1994 г. без подготовки войск [5]. Кроме падения престижа армии и руководства Федерации война унесла десятки тысяч жизней мирных жителей, российских военных, разрушила экономическую и социальную инфраструктуру Чечни, но не подорвала военный потенциал экстремизма.

Вторичное применение тактики военного подавления главного очага экстремизма на Юге России было более эффективным. Незаконные вооруженные формирования в Чечне были разгромлены в 1999-2000 гг. за счет укрепления мощи, маневренности и дальнодействия федеральной армии. В 2000 г. в военных делах России наметилась позитивная тенденция. Усилилось внимание власти к армии и флоту, увеличились ассигнования на вооруженные силы, появились надежды на обновление техники и оружия, совершенствования управления армией.

Успеху второй военной операции в Чечне способствовала тактика контрпропаганды, направленная против идеологии политического экстремизма. За короткий период идеология политического экстремизма в Чечне эволюционировала. До средины 1990-х гг. основой чеченской идеологии был нацио-нал-экстремизм, обосновывающий допустимость вооруженной сецессии. В.А. Тишков отмечает, что национал-экстремизм использовал травму сталинской депортации кавказских народов для пропаганды псевдонаучной мифологии «о свободолюбии и невозможности горца без оружия» [6]. В отличие от этнонационализма, целью которого остается моноэтническое государство, национал-экстремизм исключает правовые пути достижения интересов этноорганизации.

Во второй половине 1990-х гг. прошлого века идеология национал-экстремизма трансформировалась в религиозный экстремизм ваххабистского образца. Ваххабизм внутри собственно религиозных отношений проявляет нетерпимость к иной конфессии. Он становится средством вовлечения в террористическую деятельность обедневшей части мусульманского населения [7]. В 1997-1999 гг. в Чечне существовал режим соперничающих вооруженных банд, которые пытались обрасти легитимность через обращение к ваххабизму, а материальные средства получить за счет торговли людьми, наркотиками и внешние заказы на террористическую деятельность. Вторжение чеченских бандформирований в Дагестан в 1999 г. было актом агрессии и для националистических групп Северного Кавказа началом новой формы объединения на основе наднациональной идеологии религиозного экстремизма.

В отличие от самопровозглашенной Ичкерии, федеральный центр не имел информационного органа накануне первой военной операции в Чечне. Чеченская пропаганда распространяла стереотип, что «милитаризованный центр погубит ростки демократии в республиках» [8]. Часть крупных российских СМИ оказалось под влиянием этой пропаганды и заняло прочеченскую позицию [9]. В 1994-1996 гг. военные меры борьбы с незаконными вооруженными формированиями были непопулярными в общественном мнении России. Число сторонников стратегии подавления не превышало 10% не только среди титульных этносов, но и русских [10].

Важной особенностью в освещении ситуации в Чечне стала трансформация позиций различных российских СМИ. Если в первую чеченскую кампанию 1994-1996 гг. большинство СМИ оправдывало вооруженную сецессию и часто вело репортажи со стороны сепаратистов, то в ходе антитеррористи-ческой кампании 1999-2000 гг. практически все СМИ оправдывали необходимость защиты России от агрессии и угрозы, исходящей от режима Чечни как очага терроризма.

Антитеррористическая операция в Чечне еще не завершена. Она направлена на подавление структур терроризма, который представляет собой систематическое политически и преступно мотивированное насилие, применяющееся в отношении отдельных лиц, групп населения, материальных объектов для устрашения субъектов федерации, жителей и демонстрации неспособности центра контролировать конституционный порядок [11].

Терроризм был встроен национал-экстремистскими лидерами в чеченское общество и представлял собой систему актов насилия четырех видов; во-первых, самопроизвольный терроризм (спорадическая депортация иноэтнического, преимущественного русского населения сопровождавшая погромами, насилием, убийствами); во-вторых, терроризм бандформирований в пограничных районов с Чечней (похищение людей в целях вымогательства денег, работорговли и другие преступления); в-третьих, организованный терроризм политического характера (например, в Буйнакске в 1997 г., Москве, Волгодонске в 1999 г.); в-четвертых, официально одобренный чеченским руководством терроризм во время военной и антитеррористической операции федерального центра в Чечне в 1999-2000 гг. [12]. В невоенное время террористические банды находились вне пределов правительственного контроля Чечни и рассматривались потенциальным союзником в чеченской военной экспансии на Кавказе. При содействии чеченского правительства и поддержки организации международного терроризма в Чечне был создан центр «Кавказ» по подготовке профессиональных террористов.

Антитеррористическая операция предусматривала разрушение инфраструктуры терроризма, привлечение террористов к уголовной ответственности или их уничтожение в случае сопротивления.

Разрушение собственности организаций, практикующих терроризм и бандоповстанческую деятельность, применяли специализированные органы МВД России. В Чечне эта тактика стала возможной после разгрома незаконных вооруженных формирований. Она включала занятие или разрушение частных помещений, предназначенных для изготовления, приобретения, хранения или передачи оружия и снаряжения, взрывных устройств и веществ. Разрушению подлежали террористические базы, помещения для удержания заложников и пленных. Могли быть конфискованы земельные участки, используемые для незаконного производства наркотических средств. Тактика разрушения применялась в поиске и конфискации нелегального оружия и различной контрабанды – наркотических средств, психотропных, отравляющих, радиоактивных и взрывчатых веществ; вооружения и взрывных устройств; предметов культурного достояния народов Федерации и зарубежных стран.

К стратегии подавления политического экстремизма относились уголовно-правовой контроль, специализированная деятельность органов государства по защите граждан от преступных посягательств. На Юге России некоторые субъекты РФ ввели запреты на создание религиозноэкстремистских организаций, стремящихся заменить светскую республику теократическим государством. В конце 1990-х гг. власти Ингушетии и Дагестана приняли законы о запрете ваххабистской деятельности [13]. В 2000 г. в Чеченской республике была отменена шариатская система власти и суда, и новая правительственная администрация совместно с федеральным центром стали восстанавливать светский конституционный порядок. В РФ лидерам и активистам экстремистских организаций, совершивших тяжкие уголовные преступления, стали выносить строгие судебные приговоры. Требования части общественности об исполнении приговоров к смертной казни (приостановленной в РФ с 1996 г.) сочетались с амнистией рядовых участников незаконных формирований.

В 2001 г. большинство жителей Чеченской Республики, устав от войны и многих лет нестабильности поддерживали федеральные силы – тем более, что они демонстрировали реальную мощь. Приведенная таблица показывает отношение жителей Чечни к возвращению республики в состав РФ.

Сторонники присоединения/отделения от РФ % [14]

Большинство жителей Чеченской Республике (69%) мыслили себя гражданами России. Жители предгорья показывали наибольший процент сторонников отделения (22%) и они же давали второй минимальный процент затруднившихся ответить (12%). В возрастной структуре минимальна доля сепаратистов в возрасте 30-49 лет. В этой группе преобладали лица со средним специальным и высшим образованием, которые осознавали губительность разрыва с русской культурой и не желали жить по законам шариата. Для части респондентов (17%) переход чеченского общества к мирной созидательной жизни представлялся проблематичным.

Федеральная военная и антитеррористическая операция в Чечне прервала тенденцию повышения общественной угрозы националистического и религиозного экстремизма на Юге России, но не покончила с угрозой терроризма. Исследователи называют две причины ограниченности региональной стратегии подавления: связь местных структур политического экстремизма с международными организациями терроризма и негативные социально-экономические процессы в регионе, способствующие сохранению социальной базы экстремизма [15]. Участие России вместе с мировым сообществом в борьбе с международным терроризмом служит в перспективе ослаблению угрозы терроризма на Юге России.

Итак, в 1990-е гг. на Юге России обозначилась тенденция повышения общественной опасности экстремизма многочисленных радикальных структур, стремящихся к ослаблению или вооруженному изменению конституционного порядка. Основным показателем тенденции являлось расширение практики и географии терроризма. Повышение общественной опасности экстремизма было вызвано антиконституционным режимом Чечни, соединением национал- и религиозно-экстремистских групп с организованной преступностью, сохранением очагов межнациональной напряженности на Северном Кавказе. Вследствие роста безработицы и теневой экономики произошло расширение социальной базы политического экстремизма. В целях противодействия повышению общественной опасности политического экстремизма на Юге России федеральная власть применила стратегию его подавления. Главными тактическими средствами стали военная и антитеррористическая операция в Чечне, а также усиление уголовно-правовой ответственности и контрпропаганды. В ходе военной операции в Чечне 1999-2000 гг. были разгромлены незаконные вооруженные формирования, базы терроризма, отменена шариатская система власти и суда. Новая правительственная администрация совместно с федеральным центром стали восстанавливать светский конституционный порядок, правоохранительную систему, местные органы управления. В Чеченской республике началось восстановление экономической и бытовой инфраструктуры для возвращения беженцев.

Федеральная военная и антитеррористическая операция в Чечне прервала тенденцию повышения угрозы политического экстремизма, но не покончила с терроризмом, который до наших дней поддерживается извне. Участие России вместе с мировым сообществом в борьбе с международным терроризмом служит в перспективе ослаблению угрозы терроризма на Юге России. Этой же задаче будет способствовать устойчивое, сбалансированное и социально ориентированное развитие Юга России.