Роль оборонно-промышленного комплекса в экономике Ленинграда 1930-х гг.: уроки для современной России

В связи с украинским кризисом 2014 г. и возникновением напряженности в отношениях России и стран Запада все большим числом ученых предпринимаются попытки переосмыслить роль оборонно-промышленного комплекса (ОПК) в экономике РФ. Многие исследования теоретического и практического характера посвящаются проблемам импортозамещения в отраслях ОПК, подготовки и переподготовки военных и инженерных кадров, поиска оптимальной структуры бюджетных расходов на национальную оборону.

Между тем серьезный удар по отечественному ОПК был нанесен в начале 1990-х гг. Объем его финансирования сократился настолько, что, например, внутренний спрос на алюминий уменьшился на 40 % [35, р. 54]. Лишь за период с 1990 по 1993 г. потребление алюминия в РФ снизилось с 2,4 млн до 1,1 млн т в год [22, с. 19]. Аналогичная ситуация сложилась в никелевой промышленности [35, р. 54]. В целом, рыночные преобразования носили радикальный характер. Вероятно, это было связано со стремлением реформаторов быстро и прочно интегрировать страну в мировую центропериферическую иерархию, рыночную по своему устройству [18, с. 103; 19, с. 34], и заменить все социалистические хозяйственные элементы капиталистическими [23, с. 13]. Поставленная цель была достигнута, однако реформы повлекли за собой значительные социально-экономические издержки и обусловили возникновение зависимости хозяйственной системы от конъюнктуры мировых рынков сырья. Кроме того, начавшиеся конверсия и разоружение привели к сокращению производства передовой боевой техники.

Последствиям процесса разоружения в РФ сложно дать однозначную оценку. С одной стороны, еще в 1989 г. американским политологом Дж. Мюллером (Mueller) (род. в 1937 г.) была выдвинута идея о том, что крупные войны устарели, как когда-то устарели рабство и дуэли [36]. Опираясь же на утверждение некоторых отечественных и зарубежных ученых о типичности форсированного развития ОПК в первую очередь для недемократических/социалистических государств с плановой экономикой [1, с. 47; 4, с. 201; 20, с. 544; 32], можно предположить, что разоружение с неизбежностью должно было стать частью радикальных рыночных преобразований в России.

С другой стороны, в 1950-е гг. «бремя большого военного бюджета» несли не только страны с плановыми хозяйственными системами, но и, например, Франция [2, с. 186]. Кроме того, на современном этапе развития (вторая половина XX — начало XXI в.) конфликты между суверенными государствами вспыхивают с поражающей частотой. К ним можно отнести: Шестидневную войну между Израилем и арабским миром в лице Египта, Сирии, Иордании, Ирака и Алжира (1967), столкновение

ГРНТИ 06.43.91

Сирии и Ирака за воды реки Евфрат (1974), войну между Великобританией и Аргентиной за Фолклендские (Мальвинские) острова (1982), Ирано-иракскую войну (1980–1988), столкновение Намибии и Ботсваны за воды реки Окаванго (1990-е гг.), бомбардировки Югославии авиацией НАТО (1999), военную кампанию США в Ираке (2003–2011) и пр. Поэтому, вероятно, отказ от «жесткой силы» и от активного финансирования ОПК не является оптимальным выбором для государства, стремящегося поддерживать свою территориальную целостность и политическую самостоятельность, а также играть ведущую роль на международной арене.

В рамках данной статьи мы попытаемся ответить на вопрос о том, какое значение для современной России имеет опыт Советского Союза (СССР), и в частности Ленинграда, по развитию военной сферы. Основным библиографическим источником для проведения анализа станут публичные выступления С.М. Кирова (1886–1934), занимавшего в 1926–1934 гг. пост первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) ^* . Этот выбор не случаен. Несмотря на приверженность коммунистическому режиму и лично И.В. Сталину [5, с. 692; 11, с. 417; 13, с. 193, 267; 28, с. 5; 33, р. 102, 126], С.М. Киров вошел в историю в большей степени как хозяйственник-управленец, «ленинградский завхоз» [5, с. 689], нежели политический деятель. Не являясь, по своему собственному утверждению, «высокопробным экономистом» [24, с. 110], он, тем не менее, высказывал интересные с экономической точки зрения идеи, например предлагал методы рационализации производства и борьбы с растратами и браком на предприятиях [10, с. 7; 14, с. 98, 104, 147, 185, 229, 230; 15, с. 48, 53; 16, с. 10, 12– 15; 24, с. 91], «лично присылал для переводов наиболее ценные книги, выпущенные на Западе» и посвященные техническим инновациям [28, с. 303].

Некоторые тезисы С.М. Кирова звучат актуально и сегодня: «Нам нужно сделать все возможное для того, чтобы нашу страну индустриализировать. Нам нужно повернуть дело нашей промышленной работы таким образом, чтобы в действительности, а не в мечтах, не в теории, не в резолюциях только, а на деле усеять нашу… землю заводами, при помощи которых мы могли бы собственными руками и собственными средствами создавать все нам необходимое не только в смысле предметов личного потребления, но и в смысле средств производства для нашего хозяйства» [13, с. 41–52]. В плане им-портозамещения^{† **} он также обращал внимание на важность развития собственной сельскохозяйственной базы в Ленинградской области: «Овощей мы в год съедаем от 16 до 18 млн пудов, причем львиная доля этого огромного количества поступает… извне, в то время как такие овощи, как картофель, капуста и прочие, мы с большим успехом можем производить здесь у нас в области» [21, с. 25].

Говоря об экономических идеях С.М. Кирова, упомянем и тот факт, что именно в период руководства им Ленинградом широкое распространение в городе получили субботники. Один из них состоялся 6 августа 1929 гг. по инициативе маляра завода «Пролетарский» П.Н. Слободчикова (1887–1945), в нем приняли участие 203 тыс. человек [8, с. 238; 25, с. 1218]. В апреле 1932 г. С.М. Киров метко охарактеризовал последствия Великой Депрессии на Западе (перекликающиеся с некоторыми печальными реалиями XXI в.^{‡ ***} ): «Дело дошло до того, что не только банки лопаются, но даже и человеческие мозги не выдерживают — люди стреляются из среды капиталистов» [15, с. 36].

В начале 1930-х гг. в выступлениях С.М. Кирова особое внимание уделяется важности создания в СССР мощного ОПК. «Если ты слаб, не вооружен, ты хоть двадцать тысяч раз исповедуй мирную политику, тебя будут грабить и бить, и никакими словесными протестами ты этого грабежа не остановишь» [13, с. 203]. «У нас нет штатских, все мы люди военные, вплоть до комсомола» [24, с. 141]. Вероятно, форсирование сроков возведения и сдачи в эксплуатацию военных объектов было связано с обострением международной обстановки. Так, в 1927–1929 гг. существовал кризис в дипломатических отношениях Советского Союза и Великобритании. В 1931 г. Япония вторглась в СевероВосточный Китай, создав у границ СССР марионеточное государство Маньчжоу Го (1932–1945). 30 января 1933 г. в Германии пришли к власти нацисты.

Судя по выступлениям С.М. Кирова, наибольшую обеспокоенность у него вызвали события на Дальнем Востоке: «Объективно японцы, известная часть японских фашистских§**** кругов спит и во сне видит, как бы гарантировать свое новое владение, которое называется Маньчжурией» [15, с. 110]. Он стремился организовать работу ленинградской экономики таким образом, «чтобы каждый японец, несмотря на то, что он находится от Ленинграда за очень большие тысячи верст, чтобы каждый японец, читая наши сводки, чувствовал, что там не просто валовая продукция, что там не просто стопроцентное выполнение, а там куется мощь Советского Союза, о которую разобьется попытка японского империализма, если он посягнет на нашу страну» [там же, с. 42].

В то же время С.М. Киров осознавал, что в Германии, вопреки отсутствию открытой конфронтации, новые власти также являются противниками коммунистической идеологии, поскольку «сжигают труды Маркса, Энгельса, Ленина» [9, с. 219]. Беспокойство вызывал, например, тот факт, что в 1933 г. 28 % расходов государственного бюджета Германии было направлено на военные нужды (для сравнения: в Великобритании данный показатель достиг 12 %, в США — 11 %) [6, с. 364]. Уже после гибели С.М. Кирова, в 1935 г., гитлеровское правительство ввело всеобщую воинскую обязанность и, несмотря на запрет, наложенный Версальским мирным договором (1919), создало военный воздушный флот.

В таких условиях в декабре 1933 г. Центральный комитет ВКП(б) издал декрет, санкционировавший вступление СССР в Лигу Наций и подписание договора с Францией, Польшей, Бельгией и странами Балтии о коллективном противостоянии фашистской агрессии.* Внутри Советского Союза началась усиленная подготовка к обороне в случае внезапной войны. Двумя месяцами ранее, в октябре 1933 г., С.М. Киров выступил с речью на конференции рабочих-машиностроителей Ленинграда, в которой подчеркнул, что «в любой момент международная обстановка может измениться… многие из нас должны будут тогда бросить станки и выйти на поле битвы с классовым врагом… если мы хотим мира, нам надо, чтобы крепко выполнялись такие заказы, как заказы черной металлургии, транспорта, нефти, электростанций» [10, с. 13]. На наш взгляд, из всех мероприятий, реализованных в Ленинграде, наибольший вклад в усиление обороноспособности государства внесли следующие: увеличение объемов выпуска военной продукции, усовершенствование системы подготовки профессиональных кадров для армии и проведение научных изысканий, которые могли способствовать изобретению новых видов вооружений.

В отношении военной продукции справедливо отметить, что с конца 1920-х гг. практически все крупные ленинградские промышленные объекты обладали технологиями двойного назначения. Например, определенные компоненты синтетических материалов, производимых химическими комбинатами, могли использоваться для изготовления взрывчатых веществ. Некоторые детали тракторов и автомобилей, выпускавшиеся предприятием «Большевик», направлялись на завод «Красный Пути-ловец» для конструирования танков. Руководство «Балтийского завода» откликнулось на призыв С.М. Кирова освоить современные судостроительные технологии [24, с. 248]. Так, в 1934 г. ледокол «Красин» был отремонтирован всего лишь за восемнадцать дней. По утверждению самого С.М. Кирова, это был рекордный срок, «мы утерли нос англичанам», предложившим выполнить работы за два месяца в обмен на две тысячи рублей золотом [там же, с. 249].

Наращивание масштабов финансирования ОПК сопровождалось сокращением выпуска гражданской (в первую очередь, потребительской) продукции. В теории данный эффект получил название относительного дефицита [17, с. 9], а на практике имел место не только в СССР, но и в других странах с плановой экономикой. Например, в 1999 г., несмотря на дефицит продовольствия и существование в государстве карточной системы, власти Северной Кореи (КНДР) значительно сократили импорт зерна и направили немногочисленные валютные резервы на приобретение 40 истребителей МиГ-21 и 8 военных вертолетов у Казахстана [31, р. 50]. В Китае (КНР), по некоторым данным, 20 % расходов, фигурировавших в государственном бюджете за 1958 г. как расходы на экономическое развитие, фактически были предназначены для иных целей, в том числе, вероятно, для разработки ядерного оружия [30, р. 384]. В таблице представлены основные категории расходов государственного бюджета КНР в 1952–1978 гг.

Таблица

Основные категории расходов государственного бюджета Китая в 1952-1978 гг., % от общей суммы *

Год	Экономическое развитие	Национальная оборона	Культура и образование	Прочие расходы
1952	41,6	32,9	12,0	13,5
1957	55,1	18,6	15,7	10,6
1962	50,0	18,7	16,9	14,4
1965	54,5	18,6	13,4	13,5
1970	60,5	22,4	8,0	9,1
1975	58,7	17,3	12,6	11,4
1978	63,7	15,1	13,2	7,9

Рассчитано автором на основе China Statistical Yearbook, 1994 [29, р. 208].

В то же время накануне рыночных реформ, в 1978 г., более 20 наименований потребительских товаров распределялись в Китае по карточкам (включая хлопчатобумажные ткани, мыло, велосипеды, соевый творог тофу и пр.) [37, р. 81].

С.М. Киров неоднократно подчеркивал, что поддержание благосостояния трудящихся на высоком уровне является важной задачей (за это он, вероятно, и получил ласковое прозвище «наш Мироныч» [5, с. 689; 34, р. 11]). «Ни в коем случае нельзя идти по линии наименьшего сопротивления… в том отношении, чтобы начинать борьбу за режим экономии с рабочих» [26, с. 4]. «Как же это я раньше не знал, что в рабочих районах махорки нет. Я ведь очень часто хожу по магазинам, смотрю, как наша кооперация снабжает трудящихся Ленинграда» [24, с. 96]. В 1933 г. по распоряжению С.М. Кирова было выделено дополнительное финансирование обувной фабрике «Скороход» [там же, с. 278–279]; он также лично контролировал процесс строительства новых цехов трикотажной фабрики «Красное Знамя» [там же, с. 276]. В 1932 г. был торжественно открыт парк культуры на Елагином острове, чтобы у каждого ленинградца имелась возможность «отдохнуть на пляже или на лужайке, покататься на лодке, послушать музыку» [9, с. 183].

Однако не исключено, что подобное поведение было продиктовано стратегическими соображениями, направленными на улучшение имиджа ВКП(б) в глазах пролетариата: «Понятно, если вы… выжимаете лишних сто рублей где-нибудь, где это не так касается живых людей, об этом не кричат, но когда вы наступили на ногу работающему на производстве, у него есть язык, и он кричит чуть ли не на весь Питер. А нашего голоса в этом отношении не слышно» [26, с. 9]. С.М. Киров ратовал за ужесточение трудовой дисциплины и введение серьезных санкций за невыполнение планов [15, с. 62], призывал «очиститься от лодырей, тунеядцев, прихлебателей и паразитов, каленым железом выжечь хищения, растраты, воровство» [13, с. 230], поддерживал идею использования женского труда на традиционно «мужских» производствах [14, с. 151]. По состоянию на 1 января 1934 гг. доля женщин в общей численности рабочих Ленинграда составляла приблизительно 45,7 % [8, с. 217]. В отраслях металлургии они занимали около четверти рабочих мест [там же], что на первый взгляд представляется парадоксальным. Однако при учете советских реалий начала 1930-х гг., когда правящая элита полагала, что все страны «ставят дело обороны таким образом, чтобы все население, способное носить оружие, до женщин включительно, готовить к обороне» [24, с. 141], ситуация предстает в ином свете.

Тем не менее, что касается обороны, то в 1933–1934 гг. большая часть ленинградцев были знакомы лишь с правилами поведения в форс-мажорных обстоятельствах — при воздушных и химических атаках [3, с. 173; 8, с. 274], а безопасность обеспечивала регулярная армия. Лишь в конце 1930-х гг. десятки тысяч рабочих стали посещать курсы гранатометчиков, стрелков, пулеметчиков, парашютистов, топографов и медсестер [8, с. 274].

С.М. Киров внес определенный вклад в усовершенствование системы подготовки профессиональных кадров для армии. Накануне Октябрьской революции 1917 г. в Петрограде существовало несколько военных училищ, выпускавших офицеров, инженеров, саперов, артиллеристов и кавалеристов. В 1918 г. они были упразднены большевиками как «монархические» учреждения, а взамен были организованы Советские инженерные Петроградские курсы подготовки командного состава РабочеКрестьянской Красной Армии. В июле 1918 г. открылся Петроградский военно-инженерный техни- кум, преобразованный через два года в Петроградскую военно-инженерную школу. В сентябре 1926 г., уже в кировский период, открыла свои двери ранее реформированная Ленинградская пехотная школа им. Э.М. Склянского*. Будущих пехотинцев учили обращаться с различными видами оружия, преподавали им математику, физику, химию, плавание, бег (в том числе на лыжах), проводили марш-броски и тактические занятия на местности. По утверждению советского писателя Б.А. Лавренева (1891–1959), С.М. Киров часто звонил директору школы, детально интересовался количеством поданных заявок на поступление, уровнем знаний потенциальных курсантов, здоровьем кандидатов, долей рабочих, крестьян, коммунистов среди них [9, с. 210]. В начале 1930-х гг. между курсантами были организованы «социалистические соревнования»: особо поощрялась отличная успеваемость по теоретическим и практическим дисциплинам.

Заметим, что подход С.М. Кирова к вопросам образования (не только военного) в целом был достаточно серьезным. Например, он весьма справедливо критиковал программу средней школы, согласно которой 10–12-летние дети «штудируют Маркса, Энгельса и Ленина», но при этом «не имеют ни малейшего представления о реках, протекающих в Европе» [12, с. 703]. «Я за французский, за английский, за диалектику, за логику, но нужно прежде всего преподавать школьникам их родной язык» [там же].

С.М. Киров лично присутствовал на испытаниях нового оружия. По воспоминаниям современников, он использовал «всю свою энергию и весь свой бесконечный престиж» для снабжения Красной Армии наиболее прогрессивной боевой техникой [9, с. 220]. К 1933 г. Ленинград превратился в центральную лабораторию военных исследований СССР. В июне 1933 г. сотрудник Ленинградского электрофизического института, инженер П.К. Ощепков (1908–1992) предложил применять радиоволны для радиолокации. Уже в январе 1934 г. прошли испытания первого советского радара. В июле 1934 г. была протестирована первая радиолокационная станция. Также С.М. Киров уделял много внимания противовоздушной обороне и регулярно организовывал в городе тренировочные учения [3, с. 173].

Еще одно важное новшество было обусловлено развитием ядерной физики. В сентябре 1933 г. в Ленинграде состоялась Первая всесоюзная ядерная конференция. В ней приняли участие не только советские, но и французские, итальянские и швейцарские ученые. По итогам конференции в начале 1934 г. в Ленинградском электрофизическом институте было создано несколько лабораторий для исследования проблем ядерной физики. Вероятно, роль С.М. Кирова в проведении конференции заключалась в организации материального снабжения участников. Этот аспект имел немаловажное значение, так как до 1935 г. в Ленинграде существовала карточная система распределения продуктов питания (например, суточная норма хлеба для рабочего составляла 800 г, мяса — 200 г) [8, с. 225].

Подводя итог нашим рассуждениям, отметим следующее. Речи С.М. Кирова, бесспорно, изобиловали терминами и выражениями пропагандистского характера («старые и молодые буржуазные государства», «классовые враги», «столкновение капитализма и коммунизма», «империалистическая комедия о разоружении», «революционный пролетарский отпор» и пр.). Стоявшие тогда у власти большевики в целом активно эксплуатировали образ СССР как «осажденной крепости» для централизации материальных, трудовых и финансовых ресурсов в своих руках, увеличения масштабов ОПК и укрепления политического режима. В то же время и сама личность С.М. Кирова порождала противоречивые отзывы (начиная с «бесстрашного революционера», «выдающегося деятеля… партии» [28, с. 5, 8] и заканчивая «средним бюрократом» [34, р. 11]).

Вместе с тем некоторые идеи и проекты, озвученные и реализованные С.М. Кировым в Ленинграде, представляются актуальными и необходимыми для современной России. К ним относятся разработка планов по импортозамещению военной и гражданской продукции, поддержка системы образования, развитие двойных технологий, большой объем финансирования фундаментальных и прикладных научных исследований в интересах ОПК. Как и в 1930-е гг., во втором десятилетии XXI в., когда отношения РФ с Западом вошли в критическую зону, одним из девизов нашей страны, вероятно, должно стать изречение “Se vis pacem, para bellum”.**† Однако нужно также учесть, что в краткосрочной и среднесрочной перспективах чрезмерная милитаризация отечественной экономики и резкое cнижение степени ее открытости «остальному миру» могут вызвать дефицит и ухудшить благососто- яние потребителей. Поэтому важной задачей государства по-прежнему остается активное содействие модернизации и комплексному развитию национального хозяйства.