Символика пищи в контексте свадебной обрядности коми (зырян)

Все ритуалы свадебного обряда коми (зырян) заканчиваются застольями, подчеркивающими важность события не только для семейного круга, но и всего социума. Пищевой код культуры является важнейшей составляющей традиционной картины мира, культурным маркером, значимым для самоидентификации этноса. Ритуальная еда трактуется как наиболее удобный способ символизации ритуальных преобразований. Объясняется это тем, что из всей совокупности вовлеченных в ритуал символов только пища представлена полным циклом – от приготовления до уничтожения/поглоще-ния, в котором наглядно демонстрируется преобразование естественных, природных продуктов в культурные [Байбурин, 1993, с. 86–87].

Цель работы – рассмотреть значение пищи в контексте свадебной обрядности, определив ее символическое содержание. Исследование охватывает первую половину XX в. – время устойчивого сохранения традиционной культуры. Работа написана на основе полевых материалов, собранных в районах Республики Коми на рубеже XX–XXI вв. по специально разработанному автором опроснику, а также материалов, полученных в середине XX в. и отложившихся в Научном архиве Коми научного центра (НА КНЦ) УрО РАН.

У коми (зырян) сваты не садились за общий стол, пока родители невесты не давали знать, что они не против их предложения. Считало сь, что если будешь сидеть за самоваром в доме невесты, то сватовство не удастся. По традиционным представлениям, за общим столом могли находиться только родственники, браки между которыми невозможны. В Прилузье девушка, выражая свое согласие на предстоящий брак, сама ставила на стол самовар для сватов. Если же она отказывалась от предложения, то самовар ставила ее мать [Жеребцов, Гагарин, Куратов, Дукарт]. На Ижме после сговора стол устраивали у невесты; жених с невестой угощали присутствующих, но сами за общий стол не садились.

Обряд рукобитья завершался трапезой в доме невесты. Жених приносил с собой в качестве подарка домашнее пиво сур или вино, что в целом можно рассматривать как способ обмена дарами между мирами невесты и жениха. Получение статуса невесты закреплялось вручением ей родственниками жениха туеса пива, что фактически означало серьезность намерений. Если же невеста с согласия родителей не брала пиво, то сговор считался нарушенным. В период после рукобитья и до кануна свадьбы вари-

Археология, этнография и антропология Евразии 3 (47) 2011 © Чудова Т.И., 2011

ли пиво. Начало варки пива после сватовства, как и в северорусской свадебной обрядности, считалось событием, подтверждающим сговор [Андреева, 2004, с. 79]. Угощение пивом (вином, самогоном) в вологодской свадебной обрядности выступало магическим актом, жертвоприношением, совершаемым по случаю начала или конца какого-то дела, с его помощью закрепляли достигнутые соглашения [Макашина, 2006, с. 320]. На Ижме невеста угощала участников обряда рукобитья вином, привезенным женихом, при этом рюмку полагалось прикрывать хлебом. Отметим, что рюмку, накрытую кусочком хлеба, ставят и на поминальный стол. В данном контексте интерес представляет коми пословица о замужеств е как вторичном рождении: Верöс саяд мунöмыд выль пöв чужöм кодь (Замуж выходить, что вторично родиться) [Коми…, 1983, с. 149].

Примирение двух партий выражает особый элемент обряда рукобитья: жених и невеста через стол пожимают друг другу руки, прикрытые платками, а крестная невесты разнимает рукопожатие, ударяя караваем хлеба, после чего стороны обмениваются платками. В данном контексте весьма показательно использование каравая как символа материального благополучия. Лузско-летские коми подают блины, стопку которых жених должен перевернуть, чтобы родственники невесты могли убедиться, что на его пальцах нет увечий.

После получения пива невеста совершала обход своих родственников и приглашала их на свадьбу; то же самое делал жених. Данный обряд в каждом доме завершался застольем, главным угощением которого были блины. В Прилузье гостям обязательно подавали также яичницу. В некоторых районах по традиции невеста посещала могилы предков: девушка приносила еду, раскладывала ее на могильном холме и приглашала «родителей» на свадьбу.

Традиции кануна свадьбы коми (зырян) имеют локальные различия. Например, у сысольских коми накануне свадьбы невеста за плач, обращенный к подругам, получает от каждой участницы обряда яйцо и кладет его в специальное лубяное лукошко. В день свадьбы она одаривает этими яйцами каждого присутствующего за пожелание счастливой жизни [Куликова Елена Егоровна…]. Ритуально-магическая цель данного обряда связывается с продуцированием детородных возможностей девушек и молодиц, от которых ожидали пополнения общины; яйцо выступает символом новой возрождающейся (или зарождающейся) жизни [Соколова, 1979, с. 140]. В данном контексте примечательной выглядит традиция марийцев. На празднике сохи молодушки, вышедшие замуж в текущем году, подносили старшему жрецу ковш пива и два яйца и взамен получали тоже два яйца. Жрец произносил молитву, в которой были такие слова: «бла- гополучием и добротою будьте полны как яйцо» [Календарные праздники…, 2003, с. 48]. У лузских коми на свадебном пире невеста одаривала родственников жениха принесенными с собой яйцами, а ей давали яйца за поднесенное пиво. В основе действий с яйцом, включенных в структуру свадебного обряда, – пожелания увеличения детородных способностей невесты и будущего благополучия новой семьи. В мифопоэтической картине мира коми яйцо выступает символом зарождения жизни, а в обрядовой практике – маркером плодородия. Дополнительным аргументом в пользу этого может служить буквальный перевод у лузских коми слова позтыр (яйцо) - полное гнездо; в лексике других этнографических групп яйцо обозначается словом кольк.

Обряд кануна свадьбы на Лузе растягивался на два дня. Первый день, обозначаемый как блин сёян рыт (букв. вечер поедания блинов), завершался трапезой, главным угощением которой выступали блины. Жених обязан был первым съесть блин. На следующий день крестная благословляла жениха и невесту пивом. Каждый делал по три глотка из одного стакана, а остатки наотмашь выплескивал на матицу, которая в структуре дома ассоциировалась с Мировым древом. На Летке всех, кто заходил к невесте, угощали пивом. На нижней Сысоле накануне свадьбы было принято устраивать застолье, где подавали три рыбника, жареное мясо и сладкий пирог. На пирог ставили блюдо, на которое каждый клал деньги с пожеланиями благополучия молодым. В верховьях Печоры за съеденный блин участник обряда кидал на сковородку мелкие деньги [Гагарин, Дукарт].

Банщицам невесты дружка жениха приносил жареную дичь. Это угощение называют по-разному. Так, на Удоре его определяют как байник яй (букв. банное мясо) или рака яй (букв. воронье мясо), на верхней Вычегде и Ижме - мур кок яй (перевод затруднен) . Использование мяса птицы, выступающей в мифологии зырян демиургом, в данном ритуале подчеркивает символическую направленность обряда и отражает одно из направлений промысловой деятельности коми (зырян).

Таким образом, в досвадебных ритуалах атрибутами застолья были блины, яйца и пиво. Обмениваясь «дарами», партии жениха и невесты выражали стремление обеспечить добрые отношения между собой.

В день свадьбы в доме жениха поезжан благословляли иконой и хлебом, с которыми они отправлялись в дом невесты. Там дружка сладостями (конфетами, сушеной репой – пареньча ) выкупал стол, за которым сидели подруги невесты (см. рисунок ). Партия жениха привозила с собой бочонок пива, четное количество пирогов, туес чомора (каша, обильно сдобренная маслом) и жареную утку. Передача невесты жениху происходила театрализованно. Двери

У невесты, с. Сизябск, Ижемский р-н (быв. Ижмо-Печерский уезд), 1929 г. Фото В. Гуляева. Собрание Национального музея Республики Коми.

в дом открывали только после получения выкупа, символика которого связывается с «добыванием» невесты в ином мире. В качестве выкупа жених отдавал родителям невесты хлеб, банщице – жареную утку, подругам невесты – пироги. Всех участников церемонии угощали пивом. Ижемские коми, переселившиеся на Кольский полуостров, при угощении участников свадебного поезда жениху не подносили пиво/вино [Котов, 1989, с. 52]. День свадьбы отмечался непродолжительным застольем в доме невесты, где жениха знакомили с новыми родственниками. На столе для поезжан были суп, каша или яичница и выпечка. Перед отъездом в церковь жених с невестой выпивали вино из одной рюмки [Гагарин, Дукарт], что символизировало сопричастность общей доле, воплощенной в обрядовом напитке [Морозов, 2002, с. 20]. Идея сопричастности общей доле и единства жизненных целей жениха и невесты выражается также в традиции, обязывающей молодых перед венчанием есть одной ложкой. Она нашла отражение в пословице: Сiдз ладмöны, весиг öти паньöн сйöны (Так ладят, что даже одной ложкой едят) [Коми..., 1983, с. 100]. В углы платка, который невеста дарила жениху, его крестный завязывал куски хлеба. За эти углы брачующиеся держались, когда невесту выводили из родного дома [Плесовский, 1968, с. 76]. Выходя к венцу, молодые обходили стол по солнцу три раза, а невеста старалась сдернуть скатерть – на счастье (ср. бить посуду – к счастью, разбитая посуда – к счастью). Такая же практика характерна и для свадьбы Пинежья [Тучина, 2002, с. 67].

Из церкви молодые возвращались в дом либо невесты, либо жениха, где их встречали иконой и хлебом-солью. Считалось, чем больше откусишь от каравая, тем богаче будет жизнь [Гагарин, Дукарт]. В традициях коми слова нянь-сов (хлеб-соль) выступают устойчивой формулой пожелания счастья, здоровья, безбедного существования [Мифология коми, 1999, с. 345]. Сочетание хлеба с солью имеет сакральный смысл: и хлеб, и соль наделялись магической силой. На всех этапах свадебного обряда жениха и невесту осыпали солью, которой приписывали оберегающие свойства [Сидоров, 1997, с. 207]. Однако через соль можно было нанести вред человеку. Так, соль, незаметно просыпанная между молодоженами за свадебным столом, обрекала их на постоянные ссоры. Отсюда необходимое условие свадебной обрядности – оберегать молодых.

На верхней Вычегде свадебный хлеб назывался гыбаник. К караваю привязывали солонку-утицу, а сверху клали икону. Всем этим комплексом благословляли молодых. Верхневычегодские коми свадебный хлеб называют Лукша нянь (букв. хлеб Лукши). Традиционно всех плакальщиц на свадьбе вне зависимости от их собственных имен называли Лукшей (Лукерья). В данном контексте любопытным выгля- дит свадебный обычай мордвы: мать жениха выпекала большой пирог лукш, начинку которого послойно составляли пшенная каша, жареная курица и яйца в скорлупе. Родственницы невесты пекли из теста различные фигурки, обязательно две большие птицы, еловые веточки и звездочки. Ими украшали свадебный пирог, в центре которого устанавливали фигурки двух птиц. С ним отправлялись за невестой. Верхушку пирога подавали к столу в доме невесты, а низ увозили в дом жениха [Динес, 1963, с. 122–123].

В доме невесты после венчания устраивали обед, после которого дружка брал скатерть, заворачивал в нее два стакана, две тарелки с хлебом, солонку и забирал все это в качестве приданого. На Вишере молодые ехали в дом жениха только под вечер; они забирали скатерть со стола, где сидела молодая, со всеми остатками хлеба: чтоб невеста не стала скучать [Пле-совский, 1968, с. 84].

На Сысоле по сле венчания молодые отправлялись в дом жениха, где невеста одаривала подарками свекра и свекровь. «Невеста босьтö Божые матерь ен мича кузьчышъянöн гартыштöмöн, стеклö костас сюйöны кык сись. Керкаö пыригöн сiйö сетö енсö ай-калыслы (жöниклöн батьыслы) да шуö: “Кыдзи тайö енсö примитан, сiдз жö менö примит, ме овны танi кута”. Гöснечсö, кодöс тшöтш вайö, сетö энькаыслы да висьталö: “Кыдзи тайö гöснечсö примитан, сiдзи жö менö примит, овмöдча тiянкöд” (Невеста берет икону Божьей матери, обернутую полотенцем, за стекло вставлены две свечи. Зайдя в дом, она подает икону свекру со словами: “Как эту икону принимаешь, так и меня прими. Я буду жить здесь”. Гостинец, принесенный с собой, подает свекрови со словами: “Как этот гостинец принимаешь, так и меня прими, буду жить с вами”» (ПМА, А.Т Турова, 1997) .

В Прилузье в день свадьбы в доме жениха невесту на некоторое время усаживали у печки и подавали ей горшок со сметаной, который она принимала со словами: «Тут буду жить, кушать» [Югова Евдокия Семеновна...] . Данный обычай маркирует не только включенность невесты в «свой» локус, но и ее будущее место в новом доме (околопечное пространство называется иньпов - женская половина). Такая пространственная организация данного ритуала могла означать и «знакомство» с «предками», символизирующее их благословление.

За свадебный стол партии жениха и невесты садились раздельно. При рассаживании за столом строго соблюдалась иерархия, соотносимая с социальной стратификацией общества: более уважаемые го сти усаживались ближе к красному углу. На нижней Вычегде во время свадебного застолья родственники невесты занимали места ближе к печи, а родственники жениха – к дверям. На свадебном столе была только целая посуда. Это правило сервировки стола строго соблюдалось, поскольку посуда с различными дефектами в традиционном обществе наделяется негативной символикой [Чудова, 2001, с. 76–78].

Свадебное пиршество отличалось богатством и разнообразием подаваемых блюд. В доме жениха потчевали рыбником, студнем, мясным супом, жареной рыбой и мясом, рисовой и пшенной кашей, яичницей, молоком и др. Сначала подавали рыбник, первой его пробовала невеста. Однако на Летке угощать на свадьбе рыбником запрещалось: это было ритуальное блюдо поминального стола. Сысольские коми на свадебный стол не подавали мучной кисель, который ассоциировался с поминальной едой. Основу свадебного меню ижемских коми, переехавших на Кольский полуостров, составляли блюда из оленины и молочные продукты [Котов, 1989].

На свадебном столе ижемцев непременно был целиком приготовленный лебедь. Лебедь подавался только на свадьбе, есть его мясо в другие дни строго запрещалось. Иногда лебедь заменялся другой лесной птицей, но обязательно приготовленной целиком. Брат матери невесты либо ее крестный делил тушку на кусочки и подавал каждому участнику обрядового застолья. Исключительность этого блюда была призвана подчеркнуть важность и значимость застолья, которое являло сь одним из способов объединения двух партий, создания единого коллектива свойственников. По традиционным представлениям сысольских коми, застрелить лебедя – потерять супруга, поэтому мясо лебедя в пищу не употребляется [Чудов Михаил Андреевич…].

В других районах (Вымь, Удора) особая значимость свадебного стола подчеркивалась подачей цельно приготовленной дичи (утка, глухарь), реже зайца. Здесь просматривается противопоставление мяса дичи и домашних животных (скотиной яй). В мифологической картине мира птица, точнее утка, предстает символом плодородия [Мифология коми, 1999, с. 370]. В этой связи привлекательной выглядит практика осыпания пухом молодоженов летскими коми. Народное объяснение связывает легкость пуха с легкой жизнью: «Как пух летит, так и ты легко ходи» [Югова Евдокия Семеновна…]. В данном контексте интерес представляет и приданое невесты, включающее, в частности, выполненную в виде уточки деревянную солонку, которую специально для племянницы изготавливал дядя по материнской линии. В лексике отдельных групп коми дядя по материнской линии и уточка обозначаются одним словом - чож. Очень часто такие солонки имеют подвижные крышки, украшенные скульптурно вырезанными утятами. Солонка-уточка выступала символом невесты, молодушки с маленькими детками. В этой связи выглядит привлекательной метафора детей в причитаниях невесты: «...Как выводок утят мы прежде играли / Как в гнезде птенцы игра- ли мы^» [Плесовский, 1968, с. 238]. У мари во время святочного девичьего пира девушки традиционно поют песни, в которых образно сравнивают себя с детьми лебедя и утки [Календарные праздники…, 2003, с. 243–244]. На Удоре такую солонку в дом жениха торжественно несет один из дружек свадебного поезда жениха, называемый баля (букв. ягненок).

Свадебный стол отличается разнообразием блюд. В первый день пира последней перед тем, как молодые удалятся, подают кашу. Молодожены едят одной ложкой, по ложке съедает и каждый участник церемонии. Иногда эту кашу обильно сдабривают солью. Горько-соленая еда свадебного обряда противопоставляется сладкой кутье поминального стола. На Выми молодых угощают привезенным из дома невесты хлебом, обильно посыпанным солью. Использование соли в контексте свадебной обрядности не выглядит случайным, поскольку соль считается средством, провоцирующим сексуальное влечение. В данном контексте интересной выглядит практика девичьих гаданий на скорое замужество у коми: девушка перед сном съедала ложку или наперсток соли и муки и запивала таким же количеством воды [Конаков, 1993, с. 15]. По традиционным представлениям, соль, добавленная в «любовное зелье», вызывает жажду любви или узнавания; через поедание происходит процесс узнавания суженого [Байбурин, 2004, с. 9]. На Лузе и Летке вместо каши подавали яичницу, приготовленную в небольшом глиняном горшке. Перед тем, как уложить молодых спать, в Керчомье молодому мажут лицо сметаной, которую должна слизать жена – чтобы сильнее любила мужа.

Основные ритуалы второго-третьего дней свадебного пира связаны с испытанием молодых. Обрядовые действия у разных этнографических групп совпадали. У вымских коми принято печь сладкий пирог с начинкой из творога, в котором спрятана тонкая дратва. Такой пирог, называемый жоник чеган пирог (букв. пирог для разделения женихом), жених должен был разделить на две половинки, а затем соединить их вместе. Летские коми, выпекая ёсьта пирог (букв. пирог с лучинками), прятали в нем маленькие лучинки и мелкие монетки. Те, кому они попадались, должны были поцеловать молодых, а молодожены в ответ угостить их пивом. В вымской и нижневычегодской традициях второй день свадьбы назывался ичмонь пирог лун (букв. день пирога невестки). В доме мужа молодая жена ( ичмонь ) пекла пироги ичмонь пирог (букв. пирог невестки). Свекровь ( инька ) смотрела, умеет ли молодая печь пироги. Все остальные участники свадебной церемонии мешали, строили всякие козни молодой хозяйке [Шлопова Ольга Степановна…].

Летские коми испытание для молодой хозяйки устраивали на третий день свадьбы и называли его пирог сёян лун (букв. день по едания пирога). Второй день свадьбы они называли сур юан лун (букв. день распития пива). Молодая жена подносила стакан пива каждому родственнику мужа и дарила «подарок», а тот бросал на поднос мелкие деньги. На третий день свадебного гулянья у летских коми родственники жениха, переодевшись в рваную одежду, ходили по деревне и «побирались». В качестве даров они принимали выпечку и яйца. Когда корзина наполнялась, участники обряда возвращались за свадебный стол и угощали всех присутствующих. Особо кормили молодоженов, невесте, подавая яйцо, говорили: «Как любишь яйцо, так и нас люби» [Бойко, 2008, с. 55].

Таким образом, целью свадебного пира, во время которого партии жениха и невесты обменивались «подарками», было установление добрых родственных отношений. В свадебном меню некоторых этнографических групп отсутствовали блюда, ассоциировавшиеся с похоронно-поминальной обрядностью. Атрибутами свадебного застолья были хлеб, яйцо и дичь – символы плодородия, призванные обеспечить плодовитость и благополучие новой семьи.

В послесвадебный период совершались обряды посещения тещи молодыми и включения молодой в круг замужних женщин. У летских коми зафиксировано слово наклэбину, означающее угощение у родителей новобрачной. Через две недели после свадьбы молодые вместе с близкими родственниками отправлялись к теще на блины. До этого молодица не должна была покидать дом мужа. В этот день родители жены давали молодоженам скот. На Выми было принято под блины класть шпагат, а молодой разрезал их на четыре части. Считалось, что если нож неострый, то зять – плохой. Поэтому молодой всегда носил с собой остро наточенный нож. В структуре свадебной обрядности ижемских коми существовал обряд, называемый «ходить есть сметану»: молодые с участниками свадьбы посещали дом родителей невесты. В Усть-Куломе молодые, отправляясь к теще на блины, брали с собой пироги молодой жены. С помощью блинов зять показывал, честна ли его жена. Если честна, то первый блин, сложенный вчетверо, он клал в сторону, если нет – первый блин или вешал на гвоздь, или начинал есть его с середины, или в середине блина пальцем либо ложкой делал дырку. В народной культуре коми приход зятя к теще связывался с блинами: «Зятьыдлöн гöститны волöмыс йитчылö блинкöд, зятявны ветлыны – блин сёйны ветлыны» (Гостьба зятя связана с блинами, ходить в зятьях – ходить есть блины) [Материалы…]. Вымские коми приезд зятя в гости на масленицу называли ветлыны зятявны (букв. ходить в зятьях). Если зять приезжал в гости из другой волости, то он, держа в руках вожжи, входил в избу через сарай и обращался к теще со словами: «Но, теща, блиныд готов абу? А то ме пачто бергöда» (Теща, блины готовы ли? А то я печь разворочу). В ответ теща говорила: «Важен нин виччысям, сё блин кисьтi» (Давно уже ждем, сто блинов напекла) и ставила на стол тарелку с блинами, а зять взамен клал гостинец, как правило, платок [Там же].

На Лузе летом в первый год после свадьбы теща привозила зятю в деревянном коробе ( позтыр ка-раб - корабль яиц) от 50 до 300 яиц. Большую часть она отдавала зятю, остальные яйца раздавала членам семьи, исключая молодицу. В этот день устраивали праздничный стол [Плесовский, 1968, с. 101]. В При-онежье был подобный обычай семейного характера: теща дарила прибывшему к ней в гости зятю-молодожену 100 яиц, а он преподносил ответный подарок [Винокурова, 1996, с. 91].

На Удоре известен обряд азьла мынтом (букв. плата на лугу), который был приурочен к празднованию Троицы. Молодица, вышедшая замуж в текущем году, угощала всех присутствующих шаньгами и другой выпечкой, которую приготовила ее мать. Организация угощения в разных деревнях была различной. Так, в с. Чупрово молодицы, держась за руки, с песнями медленно двигались по кругу. Их матери, находящиеся внутри круга, через головы дочерей бросали присутствующим выпечку. В с. Важгорт обряд проходил на лугу, который назывался азь / азьла (азь -борщевик сибирский). Угощение раскладывали отдельно для каждой половозрастной группы (молодежь, женщины, мужчины и старики) [Дукарт, 1975, с. 148]. Другой вариант одаривания (запись 1999 г.) был приурочен к Петрову дню, первому выходу на сенокос. Молодые женщины во время обряда азь мынто м пробегали через небольшие ворота -вертикальные столбы с поперечной перекладиной (д. Коптюга), а в качестве угощения выставляли калачи, сушки, пряники и конфеты. Скорее всего, преодоление препятствия (ворота) символизировало процесс «перехода», а круглая форма угощения – завершение «перехода-превращения» [Старообрядческий центр…, 2002, с. 108–109]. Этот обряд имел целью закрепление статуса молодой женщины. По своей семантической направленности он напоминает обряд вьюнины у русского населения: молодая женщина прощалась со своими прежними подружками и просила замужних женщин принять ее к себе «в подруженьки» [Соколова, 1979, с. 198-201]. Обряд азьла мынтом органично вписывался в систему дарений, составлявших существенную часть свадебного обряда и призванных обеспечить успешное вхождение молодых замужних женщин в соответствующие половозрастные и родственные сообщества.

Таким образом, еда в контексте свадебной обрядности выступает как интегрирующий символ объеди- нения партий жениха и невесты и установления добрых отношений между ними. Атрибуты свадебного стола (блины, яйцо, дичь и пиво) как символы плодородия должны были обеспечить благополучную семейную жизнь молодым. Хлеб-соль свадебного застолья не только символизировали богатство и любовное влечение, но и выполняли оберегающие функции.