Скотоводческая лексика калмыцкого языка в сравнении с турецко-месхетинской

Как известно, основные современные монголоязычные народы – монголы (живущие в Монголии и Китае), ойраты (вместе с калмыками) и буряты (вместе с баргутами), издавна обитающие на территории обширного степного пояса Евразии, традиционно считаются классическими кочевыми скотоводами, разводящими пять основных видов скота – верблюдов, лошадей, коров, овец и коз. В монгольских языках с этими животными связан целый комплекс хорошо разработанной лексики, отражающий как сами разнообразные половозрастные названия скота и его масти, так и слова, называющие формы и приемы содержания и выпаса скота, характеристику пастбищ, хозяйственное использование скота и т.п.

Еще в XVIII в. европейские ученые заметили наличие большого количества сходных терминов в области степного скотоводства между монгольскими и тюркскими языками. Выявленные ими общие тюрко-монгольские скотоводческие термины были отнесены к алтайскому праязыку. При дальнейшей работе с этими терминами алта-истам (например, Ц.Д. Номинханову [1959], А.М. Щербаку [1961], К.А. Новиковой [1972; 1979], А. Рона-Ташу [1974]) удалось установить заимствованный характер многих из этих терминов, взятых монгольскими языками из тюркских, а тунгусоманьчжурскими языками из монгольских. Г. Клосон, исследовавший тюрко-монгольскую языковую проблему [1962], тоже считает, что монгольские языки испытали сильное тюркское влияние.

Опираясь на тезис А. Рона-Таша [1974, с. 37] о том, что монгольские языки многие животноводческие термины заимствовали из протобул-гарского языка, мы попытались провести ком- плексное сравнительное исследование тюркских и монгольских терминов внутри целого пласта скотоводческой лексики на материале конкретных языков – из монгольских языков взят калмыцкий, а из тюркских языков привлечён язык турок-месхетинцев. При этом основным критерием тюркского происхождения рассматриваемого термина для нас послужило его наличие в пратюркском и древнетюркском языке и распространение по современным тюркским языкам и невозможность этимологизации из монгольских языков. Кроме того, специалистами по этимологии тюркских языков убедительно доказано, что все эти рассматриваемые здесь видовые и половозрастные названия пяти видов скота, бытующие также и у монгольских народов, представлены как в древнетюркском языке, так и в современных, унаследованы языками-потомками от общетюркского праязыка вместе с самим степным кочевым скотоводством, пришедшим из глубины тысячелетий. Пратюркская форма была нами взята из данного источника [СГТЯ]. Источником древнетюркских форм послужил «Древнетюркский словарь» [1969]. Сравнительный материал по языку турок-месхетинцев взят из устных опросов носителей языка, живущих в селе Ульяновка Яшал-тинского района Калмыкии, по другим тюркским языкам – из имеющихся опубликованных словарей. Материал по калмыцкому языку выбран из «Калмыцко-русского словаря» [1977], данные по старописьменному монгольскому языку почерпнуты из «Монгольско-английского словаря» Ф. Лессинга [1960], по другим современным монгольским языкам – из имеющихся опубликованных словарей.

В результате осуществленного сравнения были получены следующие результаты.

Удалось установить, что в области верблюдоводства вся основная терминология калмыцкого и других современных монгольских языков, как и старописьменного, имеет тюркское происхождение. Так, общее название верблюда в калмыцком языке темән , ср. х.-монг. тэмээ , бур. тэмээн , староп.-монг. temegen , соответствует в тур.-месх. дәвә и имеет прототипом др.-тюрк. tebe «верблюд» (< пратюрк. *teywe id.) . Др.-тюрк. buγra «верблюд-производитель» (< пратюрк. *buYra//*buYur id.) в том же значении представлено в монгольских языках в виде калм. буур [ бууръ ], староп.-монг. buYur-a, х.-монг. буур , бур. *буура id. – тур.-месх. эркәк дәвә id.; др.-тюрк. iyan «верблюдица» (< пратюрк. *ingan id.) - калм. иугн , староп.-монг. inggen , х.-монг. ингэ , бур. энгин id. – тур.-месх. диши дәвә id.; др.-тюрк. botuq «годовалый верблюжонок» (< пратюрк. *botu id.) – калм. ботхн , староп.-монг. botuγun , х.-монг. ботго , бур. ботогон id. – тур.-месх. дәвә баласы, чәил дәвә id.; др.-тюрк. taj «жеребёнок; молодой конь» (< пратюрк. *taj id.) - калм. тээлг , староп.-монг. tayilaγ «самец верблюда до кастрации ( от 3-х до 4-х или 5-ти лет )», х.-монг. тайлаг , бур. тайлаг id. – тур.-месх. тай «жеребёнок до года»; др.-тюрк. atan «холощеный ( рабочий ) верблюд» – калм. атн , староп.-монг. atan , х.-монг. ат , бур. атан id. – тур.-месх. бичилмиш эркәк дәвә id.

Тюркскими же по происхождению являются и некоторые названия частей тела верблюда, ср. например, др.-тюрк. joγdu «длинная шерсть под шеей у верблюда» – калм. зогдр , староп.-монг. oγdur «грива; длинная шерсть на шее ( у верблюда или льва )», х.-монг. зогдор , бур. зогдор id. – тур.-месх. дәвә боюну сачи id.; др.-тюрк. taban «ступня, подошва» – калм. тавг , староп.-монг. tabaxai «ступня, лапа ( например, верблюда )», х.-монг. тавхай , бур. табгай «ступня, стопа верблюда» – тур.-месх. дәвә аяғы «нога верблюда»; др.-тюрк. buk= «сгибаться», bukri «кривой, изогнутый, горбатый» - калм. бекн , староп.-монг. boku «горб верблюда», х.-монг. бөх , бур. бүхэн id. – тур.-месх. зук «горб верблюда».

Если обратиться к терминам, относящимся к верблюжьей сбруе, седланию, перевозке вьюков и т.п., то увидим, что калм. бурнтг «повод (у верблюда)», староп.-монг. burantaγ, х.-монг., бур. бурантаг восходят к др.-тюрк. burunduq id., образованного от др.-тюрк. burun «нос» – тур.-месх. бурун «нос»; калм. хом «верблюжье вьючное сед- ло (состоящее из куска войлока и двух жердей)», староп.-монг. qom, х.-монг., бур. хом id. являются адаптацией др.-тюрк. qom id. (< пратюрк. *qom id.); калм. теңнә «вьюк, поклажа», староп.-монг. tengnegen «поклажа, разделенная на две части, сбалансированная на спине животного», х.-монг., бур. тэгнээ «вьюк, поклажа», образованные от староп.-монг. tengne=, х.-монг. тэгнэ=, бур. тэг-нэ=, калм. теңн= «нагружать вьюк, вьючить, уравновешивая половинки груза», восходят к др.-тюрк. teŋlä= «сравнивать, приравнивать; отмерять, взвешивать; примериваться, приноравливаться, уравновешивать», образованному от др.-тюрк. teŋ «одинаковый, равный, соответствующий; количество, мера»; калм. тергн, староп.-монг. tergen, х.-монг. тэрэг, бур. тэргэн «телега» происходят от др.-тюрк. tergän id. – тур.-месх. араба «телега». Тюркским же по происхождению следует считать и сам возглас «Сөг! Сөг!» (староп.-монг. soku), при помощи которого монголы заставляют верблюда опуститься на колени, восходящий к древнетюркскому глаголу sok= «преклонять колени, опускаться на колени», ср. калм. сөгд=, бур. hYгэдэ= х.-монг. сегде= «класть земной поклон; вставать на колени». Можно предположить, что древнетюркское qamγaq «перекати-поле» – название одного из самых распространённых кормовых растений верблюдов - лежит в основе калм. хам-хул «перекати-поле», ср. староп.-монг. qamqaγul, х.-монг., бур. хамхуул id.

Сравнение калмыцких и тюркских терминов по крупному рогатому скоту показало следующую картину: др.-тюрк. термин okuz «бык, вол» (< пратюрк. *(h)okez , ср. тат. Yгез , чув. вакар id.) – тур.-месх. өкүз «бык, вол» – в монгольских языках представлен в виде калм. үкр «корова», ср. староп.-монг. uker , х.-монг., бур. Yхэр «крупный рогатый скот; бык; корова»; др.-тюрк. buqa , тур.-месх. буға «бык-производитель» ( < пратюрк. *buqa id.) - калм. бух ( бухъ ) «бык-производитель», ср. староп.-монг. buqa , х.-монг. бух , бур. буха «бык-производитель»; тур.-месх. инәк «дойная корова» (< др.-тюрк. inak~iyak «корова» < пратюрк. *in(i)gak id.) - калм. унзн «корова», ср. староп.-монг. uniyen «дойная корова» (< др.-монг. *unigen < **inuk-en id.), х.-монг. унээ , бур. Yнеэн id. Калм. туhл «теленок ( до одного года )», ср. староп.-монг. tuγul , х.-монг., бур. тугал id., не удается этимологизировать, опираясь на монгольские языки, но оно хорошо расшифровывается, исходя из тюркских языков: в нем явственно прослеживается тюркский глагольный корень tuγ =

«рождаться», имеющий вариант toγ = (< пратюрк. *toY= «рождать», «рождаться»; ср. др.-тюрк. toy = «рождаться; возникать, появляться; восходить – о светилах », тур.-месх. тоғ= «рождаться»), при этом – ul является не чем иным, как ламбдаирую-щим вариантом тюркского отглагольного имяо-бразующего аффикса - is . Именно эту тюркскую словообразующую модель можно проследить в слове тоғуш у барабинских тюрков, означающем «детеныш козули» [РСл III, 1165]. Др.-тюрк. buzaYu «теленок» (< пратюрк. *buzayy//*buzayu , ср. тат. бызау , чув. бырау id.) – калм. бүрү «бычок ( в возрасте от года до двух )», ср. староп.-монг. biraYu (< др.-монг. *b'trayu ), х.-монг. бяруу , бур. буруун id. – тур.-месх. тосун «в возрасте от года до двух».

Калм. делң «вымя», ср. староп.-монг. deleng , х.-монг., бур. дэлэн(г) id., восходит к пратюрк. *jelin «вымя» [см. также ЭСТЯ 1989, с.180-181]; староп.-монг. sirke «красная вошь», х.-монг. ширх , бур. шэрхэ «вошь скота» восходят к общетюркскому слову сирке «гнида» [ЭСТЯ 2003, с. 268-270].

Общетюркское слово saγ= «доить» [ЭСТЯ 2003, с.137-140], как и тур.-месх. сағ= и др.-тюрк. saγ= «доить», прослеживается в калм. саа= «доить», ср. староп.-монг. saYa= , х.-монг. саа= , бур. Наа = id.; тур.-месх. саFым , др.-тюрк. sayiim «удой, надой молока» – калм. саам «удой, надой», ср. староп.-монг. saγam , х.-монг. саам «кобылье молоко; удой, надой», бур. Наам «удой, надой»; тюркские быш=//биш= [Севортян 1978, с.309-310], башк. беше = «пахтать, сбивать кумыс, масло», кирг. быш = «доводить до готовности; взбивать, взбалтывать, сбивать, пахтать», др.-тюрк. bis = «доводить до готовности» ( er qimiz bisdi «мужчина [встряхиванием] довел кумыс до готовности») представлены в ламбдаирующей форме в монгольских языках: калм. бYл= , староп.-монг. buli= , х.-монг., бур. бүлэ= «пахтать, взбивать кумыс, масло».

Многие названия молочных продуктов, широко распространённые среди монгольских народов, в том числе и калмыков, хорошо этимологизируются на материале тюркских языков. Так, например, калм.(бузав.) аарц, староп.-монг. aγarča, х.-монг., бур. аарса «род творога; творожистая масса, остающаяся после перегонки молочной водки»; староп.-монг. aγaruul, х.-монг. ааруул, бур. (диал.) аарюул «сушеные изделия из аарсы», по всей вероятности, являются производными от общетюркского глагола акар= ~ агар= «белеть» [Севортян 1974, с. 117] < общетюрк. ак «белый», ср. тур.-месх. баяз «белый»; калм. әәрг «род кислого молока», староп.-монг. ayiraY, х.-монг., ай-раг «кумыс», бур. айраг id., вероятно, являются адаптацией тюркского айран, ср. тур.-месх. айран «род кислого молока» < общетюрк. айыр= «отделяться» [Севортян 1974, с. 111] – тур.-месх. айыр= id.; ойр. башлаг ~ башлиг «сыр домашнего приготовления», ср. староп.-монг. basilaq~ bislaq «род сыра», х.-монг. бяслаг, бяшлаг, бур. (диал.), биНалаг // бяНалаг id., имеют тюркское происхождение, ср. алт., тув., тоф. быштак «род домашнего сыра» (< быш= «зреть, спеть; вариться»), хак. пызлах «род прессованного творога» (< пыс= «зреть, поспевать»), кирг. быштак «творог из кипяченого молока» (< быш= «созревать, доходить до готовности»), уйг. пишлак «творог» (< пиш= «поспевать, спеть, зреть»), ср. также саг. пыслак «сыр из творога» [РСл IV, 1320], шор. пышлак «сыр из творога» [РСл IV, 1323] - тур.-месх. пей-нир «домашний сыр, брынза». Об общетюркском характере глагольной основы быш= «поспевать; вариться» см. [Севортян 1978, с. 161-162]. Калм. хурсн «сушёный творог (в виде круглых лепешек)», ойр. Cиньцз. хурсан «сушеные лепешки из бозо (бозо – гуща, остающаяся после перегонки молочной водки)» [Тодаева 2001], бур. хурНан «самодельные пряники (изготовленные из квашеного молока и ягод черемухи)» содержат тюркский глагол куру= «сохнуть», от которого образованы и староп.-монг. qurud, х.-монг. хурууд «сушеный, прессованный творог», бур. хурууд «спрессованный творог; самодельный сырок», восходящие к др.-тюрк. qurut «курут, высушенный творог» (< пратюрк. *qurut «сушёный творог, сыр» < др.-тюрк. quru= «сохнуть», тур.-месх. куры= id.). Др.-тюрк. tar «пахта», якут. тар «замерзшая простокваша (приготовленная из снятого кипячёного молока)», прослеживаются в калм. тарг «род простокваши (из снятого молока)», ср. староп.-монг. taraγ, х.-монг., бур. тараг id. – тур.-месх. ёғурт id. Калм. тосн «сливочное масло», ср. староп.-монг. tosun, х.-монг. тос, бур. тоНон id., не имеет этимологии на материале монгольских языков, в то время как его корневой компонент *to=, остающийся после вычленения именного суффикса –sun, находит возможное соответствие в древней тюркской глагольно-именной синкретической основе *to= с семантикой «насыщаться», которая прослеживается в древнетюркских словоформах to «жидкая мучная похлебка», toq «сытый» (< *to= «насыщаться»), toj «пир, пиршество», tod=, tod=, toz=, toj= «насыщаться» - тур.-месх. тэрэ яғы «сливочное масло». Калм. кимр «смесь молока с водой», ср. староп.-монг. kiram, х.-монг. хярам, бур. (диал.) хямар сай «очень слабый чай, забеленный молоком», восходит к др.-тюрк. qimiz «кумыс» (< пратюрк. *qymyz id.), являясь его ротацирующим вариантом, – тур.-месх. кумыс «кумыс» заимствовано из русского языка. Калм. уург «молозиво» является ротацирующей формой др.-тюрк. oγuz «первое молоко, молозиво», об общетюркском характере которого см. [Севортян 1974, с.405-407], ср. староп.-монг. uγuraγ, х.-монг., бур. уураг id. – тур.-месх. булама «молозиво».

Сравнение монгольских и тюркских терминов по мелкому рогатому скоту показало, что калм. хөөн , ойр. Монг. хөй ~ хоин ~ хөөн [Цолоо 1988] , ойр.Синьцз. хөөн ~ хоин «овца» совпадают с тур.-месх. койун «овца» и являются адаптацией др.-тюрк. qojїn ~ qojun ~ qoj ~ qon id. (< пратюрк. *qoni id.), ср. староп.-монг. qonin , х.-монг. хонь , бур. хонин id. Калм. хуц [ хуцъ ] «баран-производитель», ср. староп.-монг. quča , х.-монг. хуц , бур. хуса «баран-производитель», восходит к тюркскому корню qoč «баран» , зафиксированному в древнетюркском языке наряду со словоформами qočŋar «баран-производитель», qočuηar, qocqar «баран» (< пратюрк. *qocnar//*qoc «баран-производитель»), ср. тур.-месх. коч «баран-производитель». Калм. хурНн «ягненок до года», ср. староп.-монг. quraγan , х.-монг. хурга , бур. хурьган id., восходит к ротацирующей форме др.-тюрк. qoz'i~ quzi «ягненок» (< пратюрк. *qozy id.), широко распространённому в современных тюркских языках: тур.-месх. кузи «ягнёнок». Калм. кенз «родившийся осенью, поздно (о молодняке скота); отава, вторая трава», ср. староп.-монг. ken e , х.-монг. хэнз , бур. хэнзэ id., восходит к др.-тюрк. kenč «детёныш животных; ребенок» (< пратюрк. *kenc~ken e «младший из детей»; подробнее о тюркском характере этого слова см. [ЭСТЯ 1997, с. 44; Севортян 1980, с. 20-21]). Калм. яман «домашняя коза», ср. староп.-монг. imaγan, х.-монг. ямаа , бур. ямаан id., восходит к др.-тюрк. "imya «коза», ср. др.-тюрк. j'imya «самка дикого горного козла» (< пратюрк. *jymya id.) - тур.-месх. гечи «домашняя коза». Калм. тек [ тэке ] «козел; самец дикого горного козла», ср. староп.-монг. teke , х.-монг. тэх , бур. тэхэ id., восходит к др.-тюрк. tekä «козел» (< пратюрк. *taka «козёл; дикий козёл») – тур.-месх. тәкә «козёл-производитель». Калм. ишк , ойр.Синьцз. ишге ~ ишиген «козленок до года», ср. староп.-монг. isigen , х.-монг. ишиг , бур. эшэгэн id., восходит к др.-тюрк. ecki ~ eckti «коза»

(< пратюрк. *a ika > acki id.), ср. тур.-месх. гечи «коза». Калм. төл «приплод; молодняк», ср. староп.-монг. töl , х.-монг., бур. түл «приплод; молодняк», восходит к др.-тюрк. töl «детеныш; момент родов», которое имеет генетическую связь своим элементом *to= с древнетюркским глаголом torti= «происходить, возникать, рождаться, появляться» - ср. калм. тер =, староп.-монг. torti= , х.-монг., бур. түрэ = id.

Тюркскими по происхождению оказываются, по нашему мнению, и монгольские названия некоторых самых распространенных у монгольских народов мясных кушаний , изготавливаемых как из мяса, так и из внутренностей домашних животных. К таким кушаньям, прежде всего, следует отнести отваренную толстую кишку скота, по-калмыцки киим [кииме] , либо изготовленную из неё домашнюю колбасу, которая в старомонгольском языке называется kim-a , при этом у Лессинга kim-a - сырое мясо оленя или рыбы, у О. Ковалевского kim-a - мясо или рыба, нарезанные пластинками, ср. бур. (диал.) хиима || шиима «вареная колбаса из рубленого мяса», отмечается в эхирит-булагатском говоре как слово, отсутствующее в литературном бурятском языке [Матхеев 1968, с. 32], у К.М. Черемисова [1973] слово хиимэ приводится как синоним к слову эреэлжэ «самодельная колбаса из крови, печени и жира», к сожалению, без указания на говор. Калм. кииме «толстая кишка у коровы», х.-монг. хям «колбаса» имеют прототипом тюрк. qїjma «нарезанный на мелкие кусочки», ср. др.-тюрк. qijma в сочетании qijma ugre «тесто, нарезанное мелкими кусочками», уйг. кийма «фарш ( измельченное мясо )», узб. кийма , тур. кыйма «рубленое мясо, фарш», аз. гиймэ «фарш ( молотое мясо )», кирг. кыйма «срезанный наискось»; кирг. ( южн .) «мясо, мелкорезанное на фарш», ног. кыйма «домашняя колбаса», кум. къыйма «кусок», алт. кый-ма «кушанье из кишок, начиненных потрохами», хак. хыйма «прямая кишка у лошади; кушанье из кишок, начиненных мелко рубленым мясом и жиром», якут. (по Пекарскому) кыйма «икра; кишки». Тюркологи считают это слово производным от общетюркского глагола кый= «резать на мелкие кусочки, крошить, рубить» [ЭСТЯ 2000, с. 200; РСл II, с.702-703].

Обычно принято считать, что термины коневодства , свиноводства и собаководства , представленные в монгольских языках, не имеют тюркских соответствий. Действительно, лошадь имеет общее монгольское название morin, соответствующее тунгусо-маньчжурским морин ~ мурин, в тюркских языках это at , ср. калм. мөрн – тур.-месх. ат id.; свинья имеет общемонгольское название γaqai , тунг.-маньч. олгиан ~ улгян , тюрк. toyuz, laYz'in , ср. калм. Наха - тур.-месх. донуз id.; собака имеет общемонгольское название noqai , тунг.-маньч. ина ~ ңина, тюрк. it ~ ït , ср. калм. ноха – тур.-месх. ит id. Другие половозрастные названия этих животных тоже своеобразны в монгольских языках и не совпадают с тюркскими, ср. например, калм. гун , староп.-монг. gegun , х.-монг. гүү , бур. гүүн «кобыла» – тюрк. бей ~ бийе id. [Се-вортян 1978, с.106] – тур.-месх. диши ат «кобыла»; калм. унНн , ср. староп.-монг. unaYan , х.-монг. уанага , бур. унаган «жеребенок до года» – тюрк.: общетюрк. qulun id. [Щербак 1961, с. 91] – тур.-месх. тай «жеребёнок до года»; камл. дааНн , ср. староп.-монг. daYaYan , х.-монг. даага , бур. даа-ган «двухлетний жеребенок» – общетюрк. tai id. [Щербак 1961, с. 91] – тур.-месх. икки йиллух тай id.; калм. мегҗ , ср. староп.-монг. mege in , х.-монг. мэгж , бур. мэгэжэ «свиноматка» – тур.-месх. диши донуз , др.-тюрк. tisi toyuz id.; калм. боду , ср. староп.-монг. bodung , х.-монг., бур. бодон(г) «вепрь» – тур.-месх. эркәк донуз , тюрк. er toŋuz id.; ойр. Синьцз. тораа «поросенок», ср. староп.-монг. torai , х.-монг, бур. торой id. - тур.-месх. до-нуз баласы, тюрк. toŋuz oγlu id.; калм. өлгчн , ср. староп.-монг. ölegčin , х.-монг. өлөгч , бур. үлэгшэн «самка собаки» - тур.-месх. диши ит , тюрк. tisi it id.; калм. эр ноха , ср. староп.-монг. gendu , х.-монг. гэндүү , эр нохой , бур. эрэ нохой «самец собаки» – тур.-месх. эркәк ит , тюрк. er it id.; калм. кичг , ср. староп.-монг. goluge , х.-монг. гелег «щенок» -тур.-месх. KY4YK, энух , др.-тюрк. enuk id.

Хотя коневодческая терминология в монгольских языках в основном специфична, все же и здесь встречаются несколько терминов явно тюркского происхождения, ср., например, в языке западных бурят имеется слово адаНан , означающее не только «скотина, домашнее животное; скот», но и «лошади, кони, табун» [Черемисов 1973, с. 31а], в составе которого прослеживается общетюркское слово at «лошадь, конь» [Севор-тян 1974, с. 197-198], восходящее к пратюрк. *at id., - тур.-месх. ат id.; калм. ажрН , ср. староп.-монг. a irya (< *adirYa < **adirya ), х.-монг. азрага , бур. азарга «жеребец» является вероятной адаптацией др.-тюрк. adY'ir (~ ajYi'r adYtr id.), образованного, по мнению Э.В. Севортяна [1974, c. 108], от тюркского глагола *ай=, *аδ=, *аd=, *аз= *»возбуждаться ( похотью )», «покрывать ( о животных )»(ср пратюрк. *aDyyr «жеребец»), ср. тур.-месх. айғыр «жеребец»; калм. омрун «грудь лошади», ср. староп.-монг. omoruu , х.-монг. омруу , бур. оморюун id., является адаптацией ротацирующей формы тюрк. омуз «плечо; спина, холка коня; грудь коня» [Севортян 1974, с.454455] - тур.-месх. омуз, умуз «плечо»; калм. килНсн «конский волос», ср. староп.-монг. kilγasun (< др.-монг. *q'ilYasun) , х.-монг. хялгас , бур. хилгааНан id., является адаптацией общетюрк. qїl «волос» (ЭСТЯ 2000, с. 204-205; < пратюрк. *kylk «волос; конский волос») – тур.-месх. ат сачи, куйрук сачи «конский волос»; калм. дел «грива лошади», ср. староп.-монг. del , х.-монг. дэл, бур. дэлНэн id., имеет прототипом тюрк. ел «грива лошади», восходящее к пратюрк. *je:l(e) id. (об общетюркском характере слова см. [ЭСТЯ 1989, с. 178]) – тур.-месх. боюн сачи «грива»; калм. далң «подгривный жир лошади», ср. староп.-монг. dalang , х.-монг., бур. далан(г) id., имеет прототипом тюрк. ал id., восходящее к пратюрк. *ja:l «загривок, подгрив-ный жир лошади» (об общетюркском характере слова см. [ЭСТЯ 1989, с. 85-87]).

Тюркское происхождение имеют также некоторые части конской сбруи, например, калм. худрН «подфея, подхвостная шлея седла», ср. староп.-монг. qudarY-a, х.-монг. худрага, бур. хударга id., – восходят к древнетюркскому слову quδurγun «подхвостник», этимологически связанному с др.-тюрк. qudruq~quduruq~ qu5ruq «хвост», ср. тур.-месх. куйрук id. (< пратюрк. *ku5ruk id.; ср. пратюрк. *qu§urYun, *qu5uryan «подхвостник»); ойр. Синьцз. көмелдерге ~ көмөлдүрге «нагрудная шлея конского седла», ср. староп.-монг. ko-muldurge, х.-монг. хемелдрег, бур. XYмэлдэргэ id., восходит к др.-тюрк. komulduruk «нагрудный ремень лошади» (< пратюрк. *konulduruk id. < др.-тюрк. köŋül «сердце»), ср. также, бытующие в тюркских языках гөмүлдүрүк ~ көмүлдүрүк, образованные, по мнению Севортяна, от общетюркского көңүл ~ гөңүл «грудь» при помощи тюрк. суффикса –туруқ [Севортян 1980, с. 72]; калм. олң, ойр.Синьцз. олоң «подпруга конского седла», ср. староп-монг. olung, х.-монг. олон(г), бур. олом id., восходит к тюрк. олоң ~ улаң id. (<ула= «связывать», см. [Севортян 1974, с. 447]).

Если обратимся к монгольским терминам, относящимся к особенностям выпаса скота, характеру пастбищ, включая водные источники, кормовые травы, особенности ландшафта и т.п., и сравним их с соответствующими тюркскими, то увидим, что монгольские языки, в том числе и калмыцкий язык, во многом сохраняют эти тюркские термины. Так, например, калм. отр «отгонный (о пастбище)», ср. староп.-монг. otur, х.-монг. отор «впас скота на отгонных пастбищах; свежая трава весною; пастбище», бур. отор «летник, заимка; летняя ферма; дальнее пастбище», калм. отрч «пастух (на отгонных пастбищах)», ср. староп.-монг. oturla=, х.-монг. оторло= «выгонять скот на отгонные пастбища, пасти скот, выгонять на подножный корм», бур. оторло= «перекочевывать со скотом на летние пастбища, на альпийские луга», восходят к тюрк. отар «пастбище», образованному, по мнению Э.В. Севортяна [1974, с. 488], от древнего тюркского глагола ота= «пастись (на отгонном пастбище)» < общетюрк. ot «трава» (< пратюрк. *ot id.), ср. тур.-месх. от «трава, пастбищный корм», отла= «пастись», отлах «выпас», отар= «пасти». Ойр. Синьцз. өлең ~ өлөң, ойр.Монг. өлөң «осока», ср. староп.-монг. olung ebesun, х.-монг. елен евс, бур. Yлэн Yбhэн, восходят к пратюрк. *oley, значения которого Э.В. Севортян [1974, с. 528] определяет как «трава; свежая трава; мягкая трава; ковыль, потничная трава, пырей; малопитательная трава; осока; вид травы, растущей в местах, где нет проточной воды; сочное растение; сено; лужайка; зеленый; пастбище; насаждения; топь; мокрый, влажный; степь; пустыня», ср. др.-тюрк. öläŋ «лужайка» (< др.-тюрк. öl «мокрый, влажный»). Калм. килН евсн «острец», ср. староп.-монг. qilaYan-a, х.-монг. хялгана «ковыль», бур. хилгана «мятлик; ковыль сибирский», сохраняет пратюрк. *qylγan «ковыль», в основе которого лежит тюрк. qyl «конский волос, щетина» [ЭСТЯ 2000, с. 204205, 208-209]; староп.-монг. qarYana, х.-монг. хар- гана, бур. харгана~харганаан «караганник, степная акация» восходят к тюрк. қараған id. [ЭСТЯ 1997, с. 293-294]. Калм. балчирНн «борщевик», ср. староп.-монг. baldarγana~ balčirγana, х.-монг. балдаргана~балчиргана, бур. балшаргана id., восходит к пратюрк. *baltyrYan id., в основе которого прослеживается пратюрк. *baltyr «икра ноги; голень», что более чем вероятно, поскольку стебель растения борщевика похож на голень животного. К названиям кормовых пастбищных трав, имеющих тюркское происхождение, следует отнести также староп.-монг. kiyaγ, х.-монг. хиаг, бур. хяаг «пырей», ср. слово қыйақ «осока, пырей, трава с режущими острами листьями», образованное от тюркского глагола қый= «резать наискось» и широко представленное в тюркских языках [ЭСТЯ 2000, с. 201-202].

К словам, характеризующим местность, на которой расположены пастбища, следует отнести староп.-монг. taγ, х.-монг. таг «горное плато» (< общетюрк. taY ~ daY «гора» < пратюрк. *ta:Y id.) – тур.-месх. дағ id.; калм. худг «колодец», ср. староп.-монг. qudduγ, х.-монг., бур. худаг, сохраняющее древнетюркскую форму quduq ~ quduγ id., образованную, по всей вероятности, от др.-тюрк. qud= «лить» [ЭСТЯ 2000, с. 119-120] - тур.-месх. куйу id.; калм. булг, ойр.Синьцз. булаг «родник; источник; ключ», ср. староп-.монг. bulaγ, х.-монг., бур. булаг id., восходящее к др.-тюрк. bulaq id.; данное слово является общетюркским, его значение Э.В. Севортян дает как «родник; фонтан; ручей; канал, арык; водоем; замерзшая наледь возле родника; первая трава, выросшая у воды; зеленая местность с источником; горная долина; ушная болезнь, при которой из уха течет кровь; поток из уха; золотуха» и обосновывает его тюркскую этимологию [Севортян 1978, с.257-258]; калм., ойр. Нол «река», ср. староп.-монг. Youl «река; русло реки; долина; большое озеро», х.-монг., бур. гол «река; долина реки», связаны своим происхождением с тюркским qol~ qool (< пратюрк. *qo:l~*go:l «река») со значениями «долина; желоб для стока воды; речонка, очень маленькая речка» [ЭСТЯ 2000, с. 43], ср. др.-тюрк. qol «долина» – тур.-месх. чай «река»; калм. жалН «балка, ложбина», ойр.Монг. жилН «овраг; балка», ср. староп.-монг. ilγa, х.-монг., бур. жалга «овраг, лощина, ложбина, впадина, ров, балка, узкий лог», восходящее к тюркскому слову yïlγa «река; ущелье, долина» [ЭСТЯ 1989, с. 277], образованному от тюркского глагола yïl= «извиваться», лежащего в основе тюркских слов yilan «змея», yltyun -yilyin «тама- риск», yildiz «корни растений», ср. тур.-месх. йи-лан «змея», юлғун «какое-то вьющееся растение»; калм. хаша «забор, ограда, двор», ср. староп.-монг. qasiyan (< *qasiYan < **qasiyan) «изгородь, ограда; дамба, плотина», х.-монг. хашаа «забор, изгородь, ограда, частокол», бур. хашаа «ограда, забор, изгородь; загон (для скота); столб, стойка (в ограде)», восходит к др.-тюрк. qasi «загон для скота, связанный из прутьев», ср. тур.-месх. мал хағылы «загон для скота».

Кроме того, к тюркским по происхождению относится и староп.-монг. alčaγ и х.-монг. алцаг , означающее «шалаш, хижина, лачуга, балаган», а также слово alačuk «палатка, шатёр, шалаш», зафиксированное в «Сокровенном сказании монголов» 1240 года (§ 118: ... aduucin bidan-o alacuk-a γurtuγai ! «…для табунщиков наших шалаш готов!»), т.е. жилище пастухов и табунщиков, ср. др.-тюрк. alacu «шатёр» (< тюрк. * alacu «временное жилище»), широко представленное в современных тюркских языках в виде алачық, алаҗық, алачу со значениями «шалаш, шатёр; лачуга, домишко, хижина», о чём подробнее см. у Э.В. Се-вортяна [1974, с. 130-132]. Также заимствованием из тюркских языков следует считать староп.-монг. očuγ , х.-монг. оцог – своеобразный таган, состоящий из трёх камней, устанавливаемых в костре, на которые ставится котёл для приготовления пищи. Слово представляет собой адаптацию др.-тюрк. očuq «очаг, печь» (< др.-тюрк. otčuq~ otču, očaq id. < общетюрк. ot «огонь; костёр», см. подробнее [Севортян 1974, с. 422-425]).

Как можно видеть из приведенного здесь материала, скотоводческая лексика калмыцкого языка, как и других монгольских языков, достаточно хорошо сохраняет древние тюркские соответствующие термины, составляющие единый тематический комплекс, хорошо представленный и в языке турок-месхетинцев. Поскольку данные тюркизмы характеризуются признаком ламбда-изма и ротацизма, появление тюркизмов этого комплекса в калмыцком и прочих монгольских языках можно объяснить тем, что часть протобул-гарских племен (с самоназванием огур), кочевавших в глубокой древности в степях Центральной Азии и занимавшихся молочным скотоводством, будучи завоеваны древними монголами и включенными в их этнический состав, образовали среди них особую этническую группу, получившую смешанное название *огур монгол (ср. современное х.-монг. оор монгол «настоящий монгол»), и перешли, постепенно, на монгольский язык, по сути дела язык адстрата. При этом омонголенные огуры сохранили очень много элементов своего протобулгарского языка-субстрата, в том числе и свою скотоводческую терминологию, и внесли их в усвоенный ими древний прамонгольский язык, который вследствие этого получил смешанный характер, а впоследствии распался на ареалы – ойратский, бурятский и монгольский, продолжающие и после распада удерживать остатки тюркского языка-субстрата, что мы и наблюдаем в калмыцком языке.

* Работа выполнена при финансовой поддержке аналитической ведомственной целевой программы Рособразования «Развитие научного потенциала высшей школы (2009-2010)», проект № 5775.