«Смеясь, мы забывали об угрозе смерти...». Сатира, юмор, смех на страницах периодической печати

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках гранта 15-46-02151 «Сатира, юмор, смех в культуре периода Великой Отечественной войны. Визуальные источники»

Смеховая культура – мощный духовный ресурс любого народа. Во время войны смех присутствовал в повседневной жизни человека. «Смеясь, мы забывали об угрозе смерти, которая ежечасно нас подстерегала, становилось легче жить, появлялись оптимизм и вера…» [10, с. 191].

Одним из источников изучения сатиры и юмора периода Великой Отечественной войны является периодическая печать. Специфика данного вида источников заключается в пристальном внимании органов цензуры к политической благонадежности выпускаемой печатной продукции. Цензуре подвергались не только тексты, но и изображения. Поэтому опубликованные материалы, призванные вызывать у читателей газет улыбку, можно отнести к разряду «легитимного» смеха.

Во-вторых, уже в начале войны произошла структурная перестройка средств массовой информации. Количество газет резко снизилось, тиражи оставшихся были сокращены, уменьшены форматы и периодичность выпусков. Это выдвинуло особые требования к качеству публикуемых материалов, отбору текстов и изображений, способных максимально эффективно воздействовать на читателей и выполнять несколько задач одновременно. Такими глубокими по содержанию и запоминающимися были плакаты, карикатуры и репортажная графика.

Публицистическая графика способна решать эстетическими средствами внеэстетиче-ские задачи. Используя свойственную природе графического искусства органичность авторского суждения и эмоциональной выразительности, художники успешно осуществляют агитационно-пропагандистские задачи. Движение линии воспринимается «как зримое движение чувства… Здесь чрезвычайно активно действует личное, авторское начало» [12, с. 20]. И это то, в чем особенно нуждались люди в условиях максимального напряжения духовных и физических сил.

В неопубликованных послевоенных мемуарах Г.К. Кривобок, редактор газеты Сталинградского Обкома ВКП(б) и ГКО «За Родину», рассказывает, что когда газета перебазировалась в район Тракторного завода на место четвертого рубежа обороны у стен Сталинграда, «не теряя времени, мы в редакции коллективно наметили главные, на наш взгляд, направления в ра- боте. Кажется предусмотрели все: пропаганда героизма, вопросы патриотического воспитания, организации партийной работы, советы и консультации как строить окопы, траншеи, дзоты, возводить противотанковые рвы, создавать проволочные заграждения». Редактор принес эти тезисы военному комиссару Водолагину, тот, ознакомившись, сказал: «Есть все и нет главного. Некоторая часть строителей и бойцов ополчения теряется во время вражеской бомбежки города. Надо в считанные дни поднять моральный дух мобилизованного населения… Газета может и должна создать среди народного ополчения боевую приподнятость, постоянную готовность к бою. Вам виднее как это лучше сделать…» (Орфография источника сохранена) [8].

Журналисты и художники периодической печати восприняли социальный заказ общества и, лавируя между «молотом» пропаганды и «наковальней» войны, наполнили газетные страницы эмоциями гнева и страдания, триумфа и радости.

Центральная периодика более официозная, менее свободная и вариативная в передаче разнообразия чувств и эмоций. «Правда» и «Известия» задавали основные направления и тон идейно-политической пропаганды. К произведениям публицистической графики они обращались крайне редко, отдавая предпочтение фотоматериалам. «Красная звезда» и «Комсомольская правда», которые читали молодые люди на фронте и в тылу, отличаются значительно большей живостью и, если можно сказать, зрелищностью материалов. Значение «живого слова» и художественного изображения осознавались еще больше, чем ближе к передовой находились журналисты. И хотя красноармейские газеты обладали в разы меньшими материальными и творческими ресурсами, они оставляют впечатление более оперативных, убедительных в воссоздании атмосферы, ритмов, бытовых и психоэмоциональных нюансов фронтовых будней.

Из многих градаций комического эффекта, достигаемого при помощи изображений, советская периодика отдавала предпочтение «злому юмору». На переломе войны наиболее актуальна пропаганда ненависти и жажда отмщения за страдания своего народа, своей страны. Ведущий советский карикатурист Б.Е. Ефимов в многочисленных карикатурах, посвященных Сталинградской битве, выразил преобладающие и культивируемые всеми формами пропаганды настроения по отношению к оккупантам [1; 4; 5].

Художник «Комсомольской правды» В. Щеглов в экспрессивной манере визуализировал главный лозунг Сталинградской битвы: «Дальше ни шагу! Останови!» [13, с. 1]. По мере обострения ситуации на фронте образное решение плакатов В. Щеглова становится более агрессивным. «Хочешь жить – убей немца!» – лозунг одного из них в номере от 4 августа 1942 г. Эстетика большинства из визуальных материалов апеллирует к образам, вызывающим отвращение. Враг безобразен. Совокупным усилием армии и тыла он побежден, насажен на «кол» советского штыка, например, как в карикатуре В. Брисина и С. Розановой «Цель одна» [6, с. 1].

Еще более беспощадна сатира красноармейских газет. Форсируя наступательный порыв Красной Армии с ноября 1942 г. журналисты и художники поддерживают на максимальном градусе ненависти справедливое возмущение фактами мародерства, издевательств над военнопленными красноармейцами и мирными жителями . Подобные публикации снимали нравственные запреты на убийство человека, если это враг, преступивший законы человечности, утративший право называться человеком. В период Великой Отечественной войны гротескное изображение противника, проколотого штыком, многократно повторялось и варьировалось, демонстрируя активность внушающей силы искусства, виртуально возрождавшего древние формы ритуального убийства врага, когда страстно мечталось, если «не силой оружия, то могучей властью слова (и изображения – О.Е.) остановить это наваждение – фашизм» [2, с. 308].

Любопытны случаи изобразительных казусов и опечаток, которые вызывали смех и этим создавали обратный от желаемого эффект, позволяя реализоваться критическому настрою читателей по отношению к навязчивой пропагандистской риторике и информации, не соответствующей реальному положению дел. Так в рисунке-плакате «За Родину! За Сталина!» [14] фронтовой художник компенсирует недостаток мастерства энергией и искренностью. Изображена традиционная сцена атаки трех родов войск - пехота, танки, самолеты, символизирующих Красную Армию. На переднем плане показан командир, увлекающий бойцов вперед. Но так как в его правой руке изображено знамя, то пистолет пришлось рисовать в левой руке, что конечно нелепо в реальном бою. В этом же рисунке, из-за малых возможностей качественно воспроизвести изображение при печати, лица Сталина и Ленина, показанные на развевающемся знамени, получились со смешными курносыми носами, маленькими глазами и карикатурно низкими лбами. Видимо строжайший контроль, действовавший в отношении изображений и текстов о вождях государства, не мог полноценно осуществляться во фронтовой периодике. Но известны факты сурового наказания за выявленные опечатки. Например, пропуск буквы «р» в слове Сталинград или замена буквы «т» на букву «р» в имени Сталин [7, с. 89].

Невербальным способом коммуникации убеждения, использующим положительные, а не отрицательные эмоции, можно считать публикации карандашных и фото портретов улыба- ющихся советских людей. Во многих газетах были популярны серии рисунков о своем «Василии Теркине». Вася Штык, Иван Гвоздев, Гриша Танкин, боцман Захар помогали солдатам вытерпеть тяготы и испытания фронтовой жизни [9, с. 100]. В блокадном Ленинграде родилась серия рисунков-плакатов для Окон ТАСС «Тетя Даша на посту», авторы: художники В. Сыщенко и Н. Игнатьева, поэт О. Бергольц. «Ленинградка тетя Даша, деловитая, неунывающая, не робкого десятка, была чем-то сродни образу Василия Теркина» [11, с. 72].

Наряду с дружескими шаржами, сериями рисунков о бравых персонажах солдатского фольклора печатали зарисовки фронтовых будней, вызывающие лирические, сентиментальные настроения. Подобные примеры «доброго» смеха способствовали сохранению человеческого в человеке, поддерживали способность к состраданию и восприятию не только очевидно смешного, но более тонкое чувство «трогательного», способность не просто удивляться, а «умиляться», смягчать свое сердце. Хотя в газетах это встречается значительно реже агитационных материалов.

Выходящие за пределы прямых пропагандистских задач, юмор и смех военного времени были, на наш взгляд, своеобразным лекарством, позволявшим на каком-то высоком уровне сознания иногда «не замечать войну», игнорировать ее разрушительные для психики последствия, погружаться в моменты «не войны». «…попытайтесь представить себе Сталинград весны и лета 1943 года. Огромный, разрушенный до последнего дома. Гнетущая темень по вечерам. На фоне по-южному ясного неба – руины немыслимых форм и очертаний. Они полны приглушенных, только в ночной тишине слышных звуков – скрипа, стука, шороха. Чудится, что мертвые развалины шевелятся. "Жилища" сталинградцев той поры – закутки в разрушенных домах, подвалы, блиндажи, землянки-норы. И это еще не все. Сошли снега, и глазам предстали ужасающие подробности боев… не только в степи, в оврагах и балках, но и на улицах, в переулках, подвалах. Не было цеха, дома, школы, при разработке завалов в которых девчата и парни не обнаруживали бы убитых или погребенных заживо. И не редко гибли сами…. Поддержать людей, сделать так, чтобы и в этих невообразимых условиях они могли жить и работать – забота первейшая» [3, с. 221–222].

Рассмотренные примеры проявления смеховой культуры на страницах периодической печати свидетельствуют о широком диапазоне возможностей творческой интеллигенции в решении как насущных пропагандистских задач, так и для более глубокой и долгосрочной работы по воспитанию чувств и поддержанию нравственных основ человеческой личности и общества, столкнувшихся с испытаниями войной.