Снова о перспективах изучения исторической поэтики

О бозревая в программных статьях современные тенденции в изучении исторической поэтики, В. Е. Хализев отмечал грандиозность замысла А. Н. Веселовского, безграничные перспективы исследований, их потенциальную незавершимость [Хализев, 1990a, 1990b]. Ученый обратил внимание на две тенденции развития научной дисциплины:

«Согласно одной из бытующих точек зрения, восходящей к А. Н. Веселовскому и весьма авторитетной сегодня, предметную сферу исторической поэтики составляет “общий фонд” творческих принципов и художественных форм в его становлении, трансформации, достраивании и обогащении. <…> Согласно другой точке зрения, которая, кажется, в последнее время набирает силу, историческая поэтика сближается (если не отождествляется) с интерпретацией литературных фактов (в том числе и отдельных произведений), т. е. осмысливается как явление гораздо более широкое и емкое» [Хализев, 1990b: 3–4].

Высказывая личное предпочтение первой тенденции, В. Е. Ха-лизев отдал должное и другой, которая «накапливает» материал для фундаментального труда по исторической поэтике.

С тех пор минуло почти тридцать лет, но ситуация мало изменилась: по-прежнему наличествуют обе тенденции, но преобладают интерпретации конкретных литературных фактов и отдельных произведений в категориях поэтики и в историческом дискурсе.

Историческая поэтика малопонятна нашим зарубежным коллегам. Признавая заслуги М. М. Бахтина, В. Я. Проппа, Д. С. Лихачева, С. С. Аверинцева, Е. М. Мелетинского, Б. Н. Путилова, Ю. В. Манна, С. Г. Бочарова и др., они не видят в их трудах «школы», ясно выраженного методологического единства, особого направления в русской философской и литературной критике. Каждый исследователь оригинален по-своему. В чем, собственно, заключается их общность?

Труды А. Н. Веселовского, к сожалению, в ограниченном объеме используются в отечественных исследованиях по истории и теории литературы. Издание его многотомного собрания сочинений, которое должно было состояться по решению Императорской Санкт-Петербургской академии наук, прекратилось в советское время (вышло менее половины запланированных томов). В основном переиздаются сборники статей по исторической поэтике [Веселовский, 1940, 1989, 2006, 2010]. За рубежом его наследие известно главным образом русистам. По-прежнему в советском и постсоветском литературоведении при внешнем пиетете игнорируется и отрицается сущностное христианское содержание и значение трудов Веселовского (см. об этом: [Есаулов, 1999]).

В открытии А. Н. Веселовского, казалось бы, не было ничего неожиданного. Сходные процессы происходили в других европейских странах. Сравнительно-исторический метод был известен в европейской гуманитаристике. Его применение в конце XIX в. предсказуемо. Определенно разработки в области исторической эстетики и исторической поэтики были идеей времени. Вместе с тем открытие ученого заключалось не в разработке нового метода, а в создании новой концепции поэтики. Его труд не завершен, разработаны отдельные фрагменты замысла, но для того, чтобы сформировать «школу», ему оказалось достаточным сформулировать идею, предложить концепцию, новые категории анализа.

Предметом изучения исторической поэтики стали как традиционные (поэтический язык, психологический параллелизм, эпитет, тропы), так и новые ее категории [Захаров, 1992]. Некоторые из них, введенные А. Н. Веселовским ( сюжет , мотив , жанр ), предопределили будущий успех направления.

Заимствованные слова в новых значениях почти непереводимы на французский язык. Во французском языке sujet и motif — синонимы (продолжение этого ряда — thème, raison, cause ). Веселовский подчинил мотив сюжету. В его теории сюжета мотив стал «простейшей повествовательной единицей», сюжет — «комплексом мотивов». Жанр в понимании Веселовского сохранил значения французского слова genre ( род ), но в 1920-е гг. произошло разграничение и сужение значений слов жанр и род . Сюжет и жанр стали ключевыми категориями поэтики (см. об этом: [Захаров, 2012: 7–13, 40–72]).

Каждое новое литературно-критическое направление первых десятилетий ХХ в. начинало с критики академического позитивизма, историзма и традиционализма исторической поэтики А. Н. Веселовского. Свои претензии предъявляли символистская и модернистская критика, последователи формальной и социологической школ поэтики, но не случайно позже многие из них брали уроки у Веселовского. При подозрительном отношении власти к поэтике как «формализму» возможность компромисса давал историзм. Так, опубликовав в 1929 г. образцовый в области социологической поэтики труд «Проблемы творчества Достоевского» [Бахтин, 1929], Бахтин после ареста и ссылки постепенно переключился на проблемы исторической поэтики, защитив диссертацию о Рабле (1946), опубликовав переработанную книгу о Достоевском [Бахтин, 1963], книгу о Рабле [Бахтин, 1965], статьи по исторической поэтике [Бахтин, 1975]. Не случайно и то, что отдавшие дань увлечению формальной школой В. М. Жирмунский и В. Я. Пропп в 1938–1940 гг. стали публикаторами и комментаторами наследия А. Н. Веселовского. Издание этих трудов было важным этапом в возрождении интереса к изучению исторической поэтики. Обозначим его основные вехи: книги В. Я. Проппа об исторических корнях волшебной сказки (1946) [Пропп] и Е. М. Мелетинского о герое волшебной сказки [Мелетинский, 1958], работы Д. С. Лихачева о поэтике древнерусской литературы [Лихачев, 1967, 1973], книги М. М. Бахтина о Достоевском и Рабле, С. Г. Бочарова о поэтике Пушкина [Бочаров, 1974], Ю. В. Манна о поэтике русского романтизма и поэтике Гоголя [Манн, 1976], С. С. Аверинцева о поэтике ранневизантийской литературы [Аверинцев, 1977], концепция исторической эстетики реализована в трудах А. Ф. Лосева по истории античной, средневековой и ренессансной эстетики [Лосев, 1963–1988], в его исследовании поэтики Аристотеля в контексте исторической эстетики [Лосев, 1975].

Сегодня историческая поэтика существует не только как научная [Историческая поэтика, 1986, 1994], [Михайлов, 1989, 2006], [Шайтанов], но и как учебная дисциплина [Сухих], [Бройтман].

Масштабы исследований в области исторической поэтики впечатляют, перспективы безграничны. Изучением истории литературы в категориях поэтики занимаются многие из тех, кто предлагает сравнительно-исторический анализ жанра, сюжета, мотива, хронотопа, стиля, слова, тропов и иных явлений творчества.

Свой вклад в изучение проблем исторической поэтики вносят авторы журнала и сотрудники кафедры литературы Петрозаводского университета. Традиция была заложена Е. М. Меле-тинским, заведовавшим кафедрой литературы (1946–1949) и готовившим вплоть до ареста в мае 1949 г. докторскую диссертацию о герое волшебной сказки. Позже она получила развитие в монографиях И. П. Лупановой о жанре народной сказки в творчестве русских писателей первой половины XIX в. [Лупанова], Л. Я. Резникова о жанре повести М. Горького «Жизнь Клима Самгина» [Резников], М. М. Гина о поэтике Н. А. Некрасова [Гин], в межвузовских сборниках «Жанр и композиция литературного произведения» (1978–1989), в монографиях о поэтике античных жанров в русской литературе [Мальчукова], системе жанров Достоевского и их поэтике [Захаров, 1985], волшебно-сказочных корнях научной фантастики [Неёлов, 1986], поэтике сюжета былины [Захарова], поэтике повести И. С. Шмелева «Неупиваемая Чаша» [Соболев]. С 1990 г. кафедра выпускает сначала серийное издание, потом ежегодник, теперь журнал «Проблемы исторической поэтики». В этих публикациях сформулированы принципы этнопоэтики как нового подхода к изучению христианской традиции в русской литературе [Захаров, 1994: 9], [Есаулов, 1995, 2004, 2012], [Захаров, 2012].

Увлечение исторической поэтикой в России имеет еще одно объяснение. Оно проявилось в своеобразной политической ситуации 1950–1980-х гг. Историческая поэтика оказалась своеобразной эстетической реакцией на догматизм господствующей идеологии и стала попыткой создания альтернативного понимания искусства и литературы. Дух времени выразила речь С. С. Аверинцева «Похвальное слово филологии» — апология ее самодостаточности и высокой миссии: «Филология есть искусство понимать сказанное и написанное» [Аверинцев, 1969: 99]. С энтузиазмом были встречены книги М. М. Бахтина, Д. С. Лихачева, С. С. Аверинцева, других ученых. Сегодня историческая поэтика созидается трудами их последователей.

Историческая поэтика принципиально незавершима. Ее невозможно завершить как обобщающий фундаментальный труд, исчерпывающий явление. «Поэтика древнерусской литературы» Д. С. Лихачева не закрыла, а открыла изучение поэтики древнерусской словесности. «Поэтика ранневизантийской литературы» С. С. Аверинцева не отменяет, а поощряет филологические исследования в области ранней христианской словесности и византийской литературы. Заглавия конкретных монографий «Поэтика Пушкина», «Поэтика Гоголя», «Проблемы поэтики Достоевского» давно стали названием известных направлений в изучении исторической поэтики.

Эволюция исторической поэтики в современном отечественном литературоведении во многом определяется инерцией начального ускорения. Как долго продлится энтузиазм? Потенциал развития исторической поэтики не исчерпан, но нужны новые идеи, концепции, оригинальные исследования.