Социокультурная идентичность молодежи и проблема духовно-нравственного воспитания

Человек в различные исторические эпохи воспринимал мир по-разному (космоцентризм, теоцентризм, антропоцентризм). Восприятие мира современным человеком связано с двойным усложнением. Возросла не только техническая мощь цивилизации, способная многократно разрушить современный мир и привести его к непоправимой катастрофе, но и интеллектуальная гибкость, пластичность, изощренность человеческого разума. В силу произошедших в последнее столетие изменений мир стал восприниматься цивилизованным человечеством как многообразие проектов, возможных картин, подходов и методов его обустройства и переустройства [7, с. 106]. Радикально изменились познавательные приоритеты: главной задачей теперь стало не только зафиксировать, описать, измерить и проверить экспериментально, но и создать нечто новое, не столько естественное для человека, сколько порой противоестественное его существу (синтетические продукты, материалы и т.п.) [5, с. 240].

В современном мире человек присутствует во многих лицах и контекстах: гражданин, профессионал-специалист, представитель конфессии, член семьи, политической организации, спортивного клуба и т.п. В одной из ночных телевизионных передач обсуждалась проблема различия понятий молодежная культура и культура молодежи. Авторы пришли к заключению, что молодежная культура – это подкультура, то, что составляет досуг соответствующей возрастной прослойки социума, в целом группы открытой, необходимой для его нормального функци- онирования. Система взаимоотношений общества и молодежи сводится к тому, что общество культивирует определенный тип молодого человека, одновременно сама молодежь определяет перспективы развития социума и является его социальным ресурсом. Если, условно говоря, взрослая культура связана с накоплением знаний, ценностей, идеалов и т.п., то молодежная культура в значительной степени тяготеет к разрушению, отвержению, ниспровержению и т.п., поскольку ни к чему другому еще не готова. Культура молодежи – это качественный показатель уровня развитости: то, с чем он вступает в жизнь, устраивается на работу, поступает в университет, идет на службу в армию и т.п. Чтобы стать личностью надо много знать, много читать, думать... Это трудно, требует значительных усилий и напряжения. Данную особенность обретения культуры когда-то подметил Б. Пастернак, заметив, что «культура первому встречному в объятия не бросается». Обретение ее – тяжкий труд, в этом состоит аристократизм культуры. Но недооцененным является то обстоятельство, что именно культура делает человека защищенным. Культурный человек является «аристократом духа», к нему и грязь не прилипает даже тогда, когда жить приходится в ее окружении. Важно то, к чему стремится человек и какие координаты ставит. В дискуссии на международной конференции «Ребенок в современном мире» (2013, Санкт-Петербург) один из коллег заметил: «Нельзя возводить утробное, гастрономическое существование в ранг нормы только потому, что это приятно» (А.А. Корольков).

Исследование поддержано грантом РФФИ 13-06-00775а «Тинейджеры в обществе риска: социокультурная аналитика идентификации и самоидентификации».

Общество

Terra Humana ¹ 1’2014

Инфантилизация молодого поколения проходит на фоне того, что у значительной части молодых людей нет серьезных интересов к учебе, окружающей жизни, литературе, будущей профессии и т.п. Отсюда желание развлекаться, чтобы хоть как-то заполнить, «убить» время. При отсутствии интереса к учебе, к собственной истории, авторитета родителей остается только один источник доверия и информации – это Интернет (преимущественно общение в социальных сетях) и телевидение. И то, и другое выступает достаточно бесцельным времяпрепровождением. В данной связи недооценивается экзистенциальная сущность и ценность времени для современного человека. Стоимость как измерение жизненных средств, проявляющееся при обмене, позволяет нам сравнивать вещи между собой. Но за вещь мы расплачиваемся не только деньгами, но и собственным временем. Время имеет отношение к «экзистенциальной экономике» и пространству реализованных возможностей. С этой точки зрения участие в культурном мероприятии (просмотр фильма, спектакля и т.п.) измеряется не ценой билета, а потраченным временем и упущенными жизненными возможностями [10, c. 15].

Смысл человеческого существования в перспективе обретения и сохранения подлинной человечности состоит в том, чтобы не только открыть в себе «вертикаль», но и удерживать ее в различных состояниях и модусах повседневного бытия и со-бы-тия. Известно, что «цивилизации гибнут от извращения основных добродетелей» (В.В. Розанов). В.В. Бибихин говорит о том, что «пока в народе есть способность слышать правду, он несет на себе всю ношу истории, иначе не несет никакую, отдает другим. Когда ноша кончится – прекратится и национальная мысль, и национальная литература, и национальный язык, – все разойдутся по домам... В. Соловьев мерит задачи России задачами мира... Человек нуждается во всем только среди нищеты самообеспечения, а когда отдает все, то делается по-настоящему богат» [3, с. 217–219]. Сохранить и приумножить духовность («сокровища духа»), можно только тратя. Так же как и свободу обрести можно, только пользуясь ею.

Одним из признаков глобализации и массовизации современного общества является существенное упрощение способов идентификации молодого человека. Это может происходить по принципу принадлежности к армии болельщиков определенного футбольного или баскетбольного клуба, ролевой «тусовке» или любителей экстремального отдыха, почитания творчества рок-звезды, популярного писателя и т.п. Эти пути самоидентификации относятся к внешним и поверхностным способам укоренения человека в реальности. Безусловно, существуют и более глубокие фундаментальные пути отыскания и утверждения собственного Я, которые, по существу, относятся к философским даже тогда, когда человек обращается к ним в обыденной жизни. Один из путей обнаружения своего Я связан с осознанием и испытанием ощущения собственной смертности как некоего измерения человеческой жизни, на фоне которого жизнь перестает казаться чем-то аморфным и неопределенным, чередой событий, побед и поражений («пограничная ситуация»). Данное испытание помогает человеку удержаться в реальности, заново проектируя ее обретенным жизненным опытом. Эта сторона жизни была детально исследована в русской и западноевропейской традиции экзистенциализма (Н. Бердяев, Л. Шестов, М. Хайдеггер, М. Камю, Ж.-П. Сартр и др.). Ничуть не подменяя собой религию, философия призвана своими технологическими приемами и средствами обратить человека к трансцендентальному [12, с. 286–287].

Являясь одним из способов укоренения в реальности, философия столь же эффективно должна справляться и с проблемой адаптации человека в повседневности, что на первый взгляд кажется делом совершенно противоположным обращенности индивида к запредельным основам бытия. Стремительность жизни, загруженность современного человека второстепенными делами, дефицит свободного времени являются наследием, доставшимся современному человечеству от «стремительно растущей цивилизации» и технического прогресса второй половины XIX в. В этом смысле является показательным название пьесы Л. Хольберга «Обремененный делами» (русский перевод названия) о трагедии современного человека, загруженного малозначительными мелочами, не способного довести до конца ни одного серьезного дела. Т.Х. Эриксен видит причину такого положения вещей в том, что, «не имея времени на паузы и остановки, человек лишается необходимой отстраненности от своих действий и общего представления о ситуации в целом. Он тонет в деталях и теряет перспективу» [18, с. 76]. И в этом круговороте неотложных дел философия предоставляет вполне четкие ориентиры выстраивания перспективы, определения приоритетов, организации деятельности с учетом ее ценности, целесообразности и возможных последствий.

В условиях постиндустриального общества с лавинообразным ростом информации человек сталкивается с необходимостью профессионального отбора нужной и полезной информации, а также отсеивания малозначительной и устаревшей. Образованный человек должен уметь анализировать и контролировать поток информации. Погоня за всем может оказаться ничем и, как правило, приводит к все усиливающемуся чувству загнанности. В то время как самое важное и значительное (написание или прочтение книги, работа над диссертацией, поездка к родителям или друзьям и т.п. отодвигается на второй план («до лучших времен»), оказываясь заслоненным вещами второстепенными по значимости, но срочными по необходимости исполнения в срок. Согласимся с Т.Х. Эриксеном, который к новым формам дефицита отнес: неспешный ход времени; уверенность в завтрашнем дне; предсказуемость; осознание своей принадлежности к общности и понимание, кто ты в этом мире; обоснованность, понимание и связность; чистоту окружающей среды; кумулятивный, линейный, органический рост; истинные переживания (не иронические и не спровоцированные средствами массовой информации) [18, с. 45]. Предложенный перечень проблем не нуждается в опровержении и оспаривании, являясь серьезным предостережением той части современного человечества, которая увлеклась созданием и конструированием вещей и технологий, создающих опасности для его существования.

А.И. Герцен в публицистике 60-х гг. XIX в. обращает внимание на то, что, приезжая на Запад, мы видим следы глубоко укоренившейся цивилизации: «личность независимее, образование шире, потребности развития» [6, с. 285], а также вполне развитое гражданское сознание (имея в виду политическую и юридическую искушенность, идею права, противостоящую российскому произволу и безответному молчанию). Мыслитель обращает внимание на то, что в России идея права и вовсе отсутствует и смешивается с признанием силы или свершившегося факта, закон имеет только смысл запрета, сделанного власть имущими.

Самый предварительный подход к теме духовности и патриотического воспитания связан с пониманием того, что в мире существуют вещи, неизмеримо более важные, чем материальные, практические и прагматические. Можно, по-видимому, говорить о различных формах духовности: вполне допускаем, что можно говорить о «светской духовности», связанной с формированием социально-приемлемого, социально-активного поведения, но и о развитой, зрелой духовности, предполагающей религиозность и воцерковленность.

Подлинная зрелая духовность предпо- лагает выход за рамки земного существования. Она появляется там, где возникает попытка соотнесения своего земного существования с вечностью. В этом смысле очень глубокой и тонкой представляется нам сама постановка проблемы и название небольшой книжечки, написанной протоиереем Константином Островским, «Вечность – у дверей: заметки священника». Там говорится об очень простых жизненных и здравых вещах: о том, что разговоры о грядущем конце света, которые распространены в обществе, обычно суетны и вредны. Они не только не способствуют покаянию, но и отвлекают от него. Господь скрыл от нас сроки конца мира, и, может быть, это и является спасительным для нас. Ведь если бы мы точно знали сроки и даты, то наверняка опустили бы руки и стали бы ждать неминуемого. Но Господь при этом открыл свои заповеди и указал, что делать.

С другой стороны, вредно думать, что конец света наступит, например, через год. Это слишком отдаленная перспектива. Для каждого человека концом света станет его смерть. А это может случиться и очень быстро, даже в ближайшие пять минут. Но такое понимание и ожидание конца света полезно для человека и помогает видеть, что для нас жизненно важно, а что смертельно опасно.

Приступая к изучению средневековой, христианской философии, мы, как правило, желая настроить мысленное восприятие своих студентов на особый лад, предлагаем две методологические установки в преддверии изложения основного материала:

• 1.    Не торопиться считать понятным или не понятным то, что мы не умеем понимать. (Дело в том, что формально-логические законы не всегда работают по отношению к христианским истинам. Некоторые вещи здесь приходится принять, с тем чтобы с этим, может быть, позднее сжиться.)

• 2.    Понимание феномена религиозности как участия в священнодействии (крещение, причастие, венчание, соборование,

  Общество

  
  

  Terra Humana ¹ 1’2014

  
  

исповедь, молитва и т.д.). В «священнодействии» следует акцентировать внимание на второй части слова «действие», то есть, на том, что религиозность – это не только умозрение и размышление. В этом как раз и состоит трудность современного новообращения в христианство. Христианство представляет собой не только знание канонов, но и образ жизни, включающий в себя целый ряд готовностей, в том числе и готовность к восприятию чудес, открытость, способность любить и иметь любящее сердце, прощать и т.д. Ведь христианство – это, прежде всего, философия любви и прощения.

Духовно-нравственное воспитание как сфера элитного в культуре является трудноосуществимым проектом в условиях существующей образовательной системы, поскольку связано не только с теоретической, но прежде всего с практической повседневной деятельностью. Ведь, прослушав урок, лекцию или даже теоретический курс о нравственности, ученик или студент не сделаются от этого нравственнее. Духовность, нравственность требуют постоянного беспокойства и заботы о себе, постоянного культивирования, напряженной работы и тренировки. Антиковеды признают и отмечают выдающуюся роль Сократа, открывшего грекам законы и идеалы нравственного космоса с призывом постоянной заботы о душе, звучащим вполне по-христиански. В этом смысле отмечается величие миссии Сократа в подготовке античного мира к последующему принятию христианства. В Русской православной церкви исторически существовал эффективный институт тренировки нравственности – это исповедь . Человек, зная, что в конце недели ему нужно будет идти в церковь и исповедоваться, уже был не свободен в своих поступках. А священник, выступая в роли духовника, не только выслушивал отчет о свершенных грехах, но и поучал, наставлял, как надо жить, разбирая вполне конкретные ситуации повседневной жизни.

Образовательные стратегии, как правило, определяются духовными ценностями тех, кто осуществляет сам процесс модернизации общества. В данном вопросе можно обнаружить некоторые «подводные камни», которые не всегда учитываются или попросту недооцениваются, игнорируются при планировании и проведении процессов обновления образовательной системы. В современном обществе проблему духовности трактуют крайне произвольно, не учитывая тех культурно-исто- рических традиций, которые сложились в понимании данного феномена в европейской культуре. Поэтому употреблять данный термин следует корректно, учитывая в том числе сложившиеся традиции словоупотребления. Античность знала два измерения в человеке – это тело и душа (психея). При этом тело трактовалось, например в платоновской традиции, как «темница человеческой души», наполненная вожделениями и страстями. Средневековая культура, в центре которой находится богооткровенный, боговдохновенный текст Библии, открывает третье измерение в человеке – это Дух (слово пишется с большой буквы, т.к. понимается как присутствие Духа Божьего в человеке), признается существование внутри человека «истинного человека» Иисуса Христа. С точки зрения религиозного подхода духовность человека определяется «связанностью человека с Богом», то есть буквально выстраиванием жизни по христианским заповедям.

Д.К. Бурлака обращает внимание на достоинства советской образовательной системы, которая была хороша не только наличием в ее составе воспитательной составляющей, представленной системой внеклассных мероприятий, проводимых под патронажем комсомола и парторганизаций. Конструкция этой системы обрела прочность благодаря тому, что советский патриотизм удалось связать с российским. Эта связка советского с российским осуществилась благодаря грамотно выстроенному содержанию гуманитарного цикла в школьной программе по литературе и истории. Великая русская литература глубочайшим образом духовна и нравственна, будучи одним из порождений православной культуры. Именно изучение творчества А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова и др. создало нравственную платформу воспитания советского школьника [4, с. 14–15]. Одной из основ патриотического воспитания было также приобщение к изящной словесности и принятие литературных норм русского языка. К сожалению, в современном обществе данный фактор ослаб, и масштабы его воздействия на общество продолжают сокращаться, а изучение русской литературы в системе современного образования низводится до второстепенных ролей.

Модернизационные процессы последних лет проводятся в идеологии компе-тентностного подхода, в основе которого лежит философия позитивизма, прагматизма, инструментализма. В контексте такой «метафизики», как справедливо подчерки- вает Д.К. Бурлака, духовно-нравственная проблематика выглядит избыточным довеском. Безусловной новацией последнего времени является школьный курс «Основы религиозных культур и светской этики». Эксперимент по внедрению в государственных школах элементов духовно-нравственного воспитания, конечно же, следует признать первым масштабным явлением подобного рода в постсоветской России. Но в России существует позитивный опыт и более локальный, опыт частных религиозно-ориентированных учебных заведений. В частности, опыт РХГА, которой руководит Д.К. Бурлака, позволяет сделать несколько важных выводов. Человека можно ввести в круг идей и ценностей, которые открыло людям Евангелие и продолжает нести в мир церковь, делая это не путем навязывания и принуждения, а посредством убеждения на основе изучения культуры. Также возможна и корреляция духовного роста личности с ее культурологической и религиоведческой компетентностью, что способствует формированию и повышению толерантности. Но следует учесть и вполне отрезвляющий фактор: между изу- чением религии и личностным ростом нет линейной и однозначной связи. Ознаком- ление с религиозно-нравственными императивами отнюдь не всегда приводит к практике жизни по заповедям. «Изучение не тождественно обращению» [4, с. 14–15]. В оправдание и прояснение данной ситуации следует отметить то обстоятельство, что образование, как один из механизмов воспроизводства общества с необходимостью, несет в себе свободу как испытание неопределенностью. Но свободу нельзя декларировать или навязать, ее можно лишь подарить, предложив как дар. При этом в процессе дарения у педагога всегда существует соблазн деликатно подсказать ученику, как распорядиться этим даром.