Социокультурные факторы, препятствующие распространению бесконтактного сбыта наркотиков в традиционных обществах (на примере Республики Никарагуа)

Н езаконный оборот наркотиков остается одной из наиболее устойчивых и опасных форм транснациональной организованной преступности. На фоне урбанизации его общемировой тенденцией стала технологическая трансформация, напрямую связанная с развитием информационно-телекоммуникационных инструментов. Перемещение сбыта запрещенных веществ в тень цифровизации обусловлено механизмами, обеспечивающими анонимность участникам, а также эффективность и масштабируемость преступному бизнесу, что характеризует типичное изменение криминальной ситуации во многих странах. Наркобизнес переходит к бесконтактным моделям сбыта запрещенных веществ, использующих скрытые каналы связи, криптовалютные транзакции, автоматизированную логистику и смарт-контракты. Происходящие изменения подтверждены докладами Управления Организации Объединенных Наций по наркотикам и преступности, подготовленными в 2023 г.¹ и 2024 г.², в которых предоставлены свидетельства высоких темпов наращивания вовлечения в потребление и незаконный оборот наркотиков через Интернет и предпринимаемых попытках государств противостоять этому с помощью специальных уголовно-правовых средств.

Страны Латинской Америки не являются исключением, – цифровизация преступной среды в регионе достигла высокой степени развития. В Гондурасе, Сальвадоре и Гватемале уличные банды (maras) на протяжении многих лет функционируют не только как территориально организованные структуры, но и как криминальные сети в цифровой среде. Они активно используют криптовалютные переводы, зашифрованные мессенджеры (в частности, Telegram), а также собственные логистические платформы для управления операциями наркосбыта. Аналогичная трансформация наблюдается в Колумбии и Мексике, где наркокартели, такие как Sinaloa и CJNG3, успешно внедряют технологии даркнета, используют анонимные криптовалютные биржи и специализированные цифровые каналы для сбыта и отмывания денежных средств4. В Бразилии преступные синдикаты пошли еще дальше, интегрируя банковские прокладки и цифровые платежные шлюзы в свои схемы по легализации доходов от наркоторговли5.

На этом фоне Никарагуа представляет собой исключение. Действующие на территории страны преступные группы остаются практически полностью выключенными из цифрового оборота наркотиков, при том что торговля наркотиками по-прежнему является одной из основных угроз национальной безопасности страны [5, с. 31].

Согласно сводному отчету за 2019-2024 годы, предоставленному Национальной по- лицией Никарагуа1, в стране сохраняется локализованная модель функционирования наркорынка, ориентированная преимущественно на внутреннее распространение психоактивных веществ. За указанный период были возбуждены 22 079 уголовных дел по статьям, связанным с незаконным оборотом наркотиков. При этом из 91 712 антинар-котических операций лишь 401 имела отношение к международному наркотрафику, что указывает на преобладание внутренней логистики и низкую степень вовлеченности в транснациональные схемы. Совокупный объем изъятых наркотических средств за период 2019-2024 гг. составил более 25 тонн кокаина и 21 тонну марихуаны (включая свыше 800 000 уничтоженных растений каннабиса), что эквивалентно более 230 миллионам доз. Были произведены 37 987 арестов. Наибольшее число эпизодов розничного сбыта наркотиков (18 804 случая) зарегистрированы в 2022 г. при сохранении значительных показателей в последующие годы.

В рассматриваемый период на территории Республики Никарагуа не было зафиксировано случаев применения бесконтактных форм сбыта наркотиков (включая использование даркнета, анонимных мессенджеров или тайников), равно как и фактов расчетов с применением криптовалют или иных цифровых платежных инструментов. Распространение психоактивных веществ осуществляется преимущественно через прямые офлайн-кон-такты в рамках локальных сообществ, по модели «из рук в руки».

Как следует из приведенных данных, расширение использования информационно-телекоммуникационных сетей и повышение уровня цифровизации не всегда напрямую определяет переход организованных групп к освоению бесконтактных моделей сбыта наркотиков. Наиболее отчетливо это проявляется в традиционных обществах, располагающих устойчивыми моделями социального взаимодействия. Преступно ориентированные структуры, действующие в Никарагуа, – яркий пример невосприимчивости к новым моделям наркобизнеса. Несмотря на географическое расположение региона, благоприятствующее вовлечению таких действующих на этой территории группировок в международные наркотрафики и способствующее логистической связанности с маршрутом кокаина из Южной Америки в США [4, с. 38; 2, с. 22], преступность в стране не продемонстрировала признаков распространения цифровых моделей наркосбыта. В уголовном законодательстве Республики Никарагуа отсутствует ответственность и за незаконный сбыт наркотиков с использованием информационно-телекоммуникационных сетей ввиду использования контактного способ их сбыта [3, с. 65].

В связи с этим научный интерес вызывает анализ факторов, препятствующих распространению электронной наркоторговли в Никарагуа.

Обзор исследований социокультурных особенностей никарагуанского общества показывает склонность исследователей считать одной из основных в их числе высокий уровень доверия граждан государственным, общественным институтам и друг другу, что коррелирует с плотностью социальных взаимодействий.

Современная криминология подчеркивает, что ключевым условием расширения цифровой преступности является анонимность. Одни исследователи отмечают, что росту анонимных форм девиантного поведения, включая киберпреступность, способствуют сетевые общества [6], другие подчеркивают, что условия для развития бесконтактных преступных схем создает низкий уровень институционального и межличностного доверия [9]. Эти теоретические подходы свидетельствуют, что устойчивые социальные связи могут снижать потенциал цифрового криминального поведения. В обществах с низким уровнем доверия между гражданами, высокой мобильностью и цифровой анонимностью наркорынок легко внедряется и масштабируется. Напротив, в обществах с высоким уровнем социальных связей, где каждый член сообщества «на виду», любые формы анонимного поведения встречают сопротивление или не находят культурной почвы.

Согласно данным, предоставленным Corporaciуn Latinobarуmetro, доверительный рейтинг к государственным институтам в Никарагуа в 2017 г. составлял 42% – один из самых высоких показателей в Латинской Америке. Для сравнения: в Бразилии – 8%, а в среднем по региону – 25%1. Доверие к полиции в обществе также высоко. Его основание лежит в особенностях становления этого правоохранительного института. До 2018 г. Национальная полиция Никарагуа рассматривалась в международной практике как пример модели community-orientedpolicing (COP), ориентированной на партнерство с местным населением [1, с. 73]. Согласно анализу Dammert L. и Malone M.F.T., такая модель была относительно успешной в снижении уровня уличного насилия и формировании доверия между полицией и обществом [7].

Начиная с 2018 г., после политического кризиса, наблюдается изменение характера функционирования полиции, включающее ужесточение подходов к общественному контролю и снижение прозрачности в действиях правоохранительных органов2.Тем не менее даже в этой трансформированной форме полиция остается важным барьером для цифрового наркосбыта. Уместно привести данные аналитического доклада Carnegie Endowment, который хотя и не затрагивает напрямую вопросы цифровой наркопреступности, однако подчеркивает усиление механизмов государственного контроля и централизации власти. Эти структурные характеристики могут быть интерпретированы как факторы, ограничивающие анонимную цифровую активность, включая использование даркнета и криптовалют для целей наркосбыта3. Следовательно, высокий уровень локализованного контроля затрудняет развитие анонимных схем, используемых при наркосбыте.

В основе социокультурной структуры никарагуанского общества лежит устойчивость вертикальных и горизонтальных связей. Никарагуанские сообщества характеризуются устойчивыми горизонтальными связями, формирующихся на уровне кварталов, приходов и местных сообществ. Такие связи формируются на основе добрососедства, коллективной поддержки и сетей взаимопомощи. В то время как в условиях мегаполисов взаимодействие между людьми в большей степени обезличено, в Никарагуа каждый индивид находится под постоянным неформальным наблюдением ближнего круга. Такое социальное окружение не допускает анонимного поведения, осуждая его, что препятствует использованию бесконтактных форм коммуникации даже в рамках незаконной деятельности.

В свою очередь, вертикальные связи строятся на уважении к авторитетам, будь то пожилые члены семьи, религиозные деятели или лидеры квартальных инициатив. Поддержание таких связей требует легитимации поведения в глазах сообщества. Использование даркнета, цифровых валют и других анонимных решений оказывается не только технически сложно, но и культурно непривычно, и может восприниматься как угроза. Вертикальные связи укрепляются через общественные структуры подобно Комитетам гражданской власти (Comitйsde Poder Ciudadano, CPC) и добровольным патрулям (patrullas voluntarias). Указанные организации функционируют как элементы параинститу-ционального общественного контроля и превентивного взаимодействия с населением. Комитеты гражданской власти, учрежденные в период правления Фронта Сандинистского

Национального Освобождения, выполняют функции местных каналов связи между исполнительной властью и жителями, включая информирование, организацию наблюдения, а также сбор информации о потенциальных угрозах. Добровольные патрули формируются из числа жителей кварталов, преимущественно в ночное время, и действуют в тесной координации с полицией, обеспечивая локальное наблюдение и оперативную реакцию на подозрительные действия. Их деятельность регулируется муниципальными актами и местными соглашениями, и в условиях ограниченных возможностей официальной правоохранительной системы выступает ключевым инструментом территориального мониторинга1.

Роль общественных структур в последние годы возрастает, приводя к использованию опыта их парамилитаризации. Так, в феврале 2025 г. в Никарагуа были приведены к присяге порядка 30 000 членов так называемой «добровольной полиции», созданной в результате конституционной реформы, формально позиционируемых как «неравнодушные граждане в обеспечении общественной безопасности»2. Эти формирования действуют в тесной координации с полицией и CPC, формируя плотную сеть наблюдения и воздействия на уровне кварталов и муниципалитетов. Роль этих образований выходит за рамки традиционного обеспечения порядка. Правозащитные организации, включая Amnesty International и Human Rights Watch, подчеркивают, что в отсутствие публичного статуса они де-факто выполняют функции силовых структур, чья деятельность направлена на политическую мобилизацию и превентивный надзор3. Добровольцы мониторят подо- зрительное поведение, в том числе связанное с незаконным оборотом наркотиков. Такая система, опирающаяся на параинституцио-нальные механизмы гласного и негласного контроля, формирует «эффект повсеместной видимости» и существенно ограничивает возможности для бесконтактного наркосбыта.

Дополнительную поддержку рассматриваемым тезисам дают исследования, в которых анализируются пространственные и социальные механизмы безопасности и указывается роль локализованных социальных сетей и репутационной ответственности. Например, данные C. Moser и C. McIlwaine [8] подтверждают значимость устойчивых горизонтальных и вертикальных связей для снижения уровня насилия в сообществах, подчеркивая роль социальных практик саморегуляции и коллективного действия.

Устойчивость социальных связей во многом зависит от уровня миграции населения. В отличие от Мексики или Бразилии, где наблюдаются высокие уровни внутренней и внешней миграции, Никарагуа характеризуется низкой подвижностью населения, проживающего в одних и тех же районах в течение поколений. Миграция в Никарагуа извне также оставалась низкой даже в периоды случавшихся политических и экономических кризисов в регионе. Согласно данным Международной организации по миграции (МОМ) за 2020 г., в Никарагуа проживали 42 167 иностранных граждан, что составляет около 0,65% от общей численности населения страны4.

Низкая интенсивность миграционных процессов способствует формированию «репутационных экосистем», где каждый индивид находится в поле устойчивого социального наблюдения и оценки и в которых социальная прозрачность исключает поведение, нарушающее локальные нормы. Эти факторы делают обезличенные формы наркосбыта, такие как операции через даркнет, криптовалютные переводы и дистанционная логистика, не только неэффективными, но и избыточными. В условиях, где продавец и покупатель часто находятся в одном квартале и связаны прямыми или косвенными социальными узами, транзакции происходят по модели «из рук в руки». Анонимность в такой системе – скорее угроза, чем защита, так как разрушает локальные механизмы доверия. Таким образом, низкая внутренняя мобильность и территориальная укорененность населения Никарагуа играют фундаментальную роль в сохранении архаичных, но устойчивых форм наркоторговли, основанных на близости, доверии и постоянном социальном мониторинге.

В странах Латинской Америки наркоторговля традиционно тесно связана с деятельностью уличных банд. Однако местные группировки в Никарагуа имеют отличительную специфику, выражающуюся в локализованной структуре, отказе от использования цифровых каналов коммуникации и укорененности в социальных практиках общин.

Согласно исследованиям D. Rodgers и J.L. Rocha, процесс формирования банд происходил на фоне урбанизационных сдвигов, ослабления государственных институтов и роста социальной дезинтеграции в 19801990-х гг. [10] Уже в 1940-70-е гг. в Никарагуа существовали малочисленные, слабо организованные молодежные группы, не обладавшие устойчивой внутренней структурой. В период революции 1980-х гг. они были фактически вытеснены или интегрированы в мобилизационные формы организации общества – армейские патрули, рабочие бригады, комитеты защиты революции. Однако в 1990-х гг., после институционального отката и роста социального неравенства, уличные банды вновь заявили о себе как форма локальной защиты, иногда выступая как параправоохранительные образования в своих районах.

Начиная с 2000-х гг. банды все активнее вовлекались в наркоэкономику. Однако в отличие от транснациональных банд (maras), действующих в Сальвадоре или Гондурасе, никарагуанские банды сохраняли локальную ориентацию. Сбыт наркотиков осуществляется преимущественно в пределах кварталов через прямые физические контакты и по социальным каналам. Использование цифровых инструментов исключалось: не зафиксировано применение криптовалют, мессенджеров с шифрованием или даркнет-платформ. Аналитика подтверждает – банды в Никарагуа ориентированы на минимизацию рисков через родственные связи и репутационные гарантии1.

Особый интерес вызывает появление так называемых cartelitos – небольших профессионализированных групп, занятых логистикой наркотрафика. С 2005 г. они начинают вытеснять менее организованные уличные банды, предлагая более сдержанную и дисциплинированную модель поведения. Однако и cartelitos сохраняют офлайн-структуру: предпочтение отдается физическим каналам передачи, коррупционным связям и социальной инфильтрации вместо цифровых схем. Этот феномен объясняется выбором организационной структуры, в которой каждый участник легко идентифицируем, а модели анонимности воспринимаются как угроза локальной безопасности.

Таким образом, уличные банды в Никарагуа представляют собой не просто криминальные образования, но и институциональные носители устойчивой, хотя и маргинальной, наркологистики. Их модель исключает необходимость цифрового посредничества и подтверждает гипотезу о несовместимости цифровых наркоформ с системами, основанными на личных связях, территориальной лояльности и культурном коде локальной наблюдаемости.

Полицейская и параполицейская инфраструктура Никарагуа, функционирующая в рамках гибридной модели надзора, выступает не только в качестве механизма правопо- рядка, но и как социотехнический барьер для цифрового наркобизнеса. В таких условиях любые попытки внедрения бесконтактного наркосбыта сталкиваются с недоверием к анонимности как культурной нормой и угрозой сложившейся социокультурной среде.

Пример Никарагуа демонстрирует, что устойчивые вертикальные и горизонтальные социальные связи на фоне поддержания высокого уровня межличностного доверия представляют собой не только социокультурную особенность сложившегося в стране общества, но и являются важным криминологическим ресурсом в противодействии цифровым формам преступности. Социальная сплоченность и институционализированные формы участия сообщества в обеспечении контроля и превенции эффективно ограничивают распространение анонимных преступных практик, включая цифровой наркорынок. Сложившаяся в стране социокультурная конфигурация вкупе с исторически укоренившейся моделью взаимодействия между государством, населением и преступными элементами, сформировала устойчивую систему, в которой цифровизация наркобизнеса оказывается не только ненужной, но и нежелательной, избыточной.

Отсутствие бесконтактного сбыта наркотиков в Никарагуа является результатом комплексного взаимодействия факторов: плотные локальные связи, низкий уровень миграции, архаичная и территориализован-ная организация уличных банд, ограниченный доступ к интернету, а также высокоуровневый надзор со стороны как официальных, так и параофициальных институтов. Вместо анонимности – узнаваемость, взамен криптографической маскировки – межличностное доверие, неиспользование цифровых мар-кетплейсов – ввиду предпочтения физической логистики. Такая модель функционирования наркорынка представляет собой противоположность современной цифровой наркоэкономике, характерной для более урбанизированных обществ. Сформировавшаяся здесь социальная структура обеспечивает устойчивые альтернативы как логистическим каналам, так и формам социального контроля. Стабильность таких систем может быть использована в качестве модели в программах по децентрализации борьбы с наркотрафиком, с эффективной ставкой на сообщество, а не только на репрессивный аппарат.

Очевидно, устойчивость сложившегося сочетания социокультурных факторов не является гарантированной. По мере расширения доступа к мобильному Интернету и постепенного проникновения глобальных технологических трендов существует риск эрозии традиционных социальных механизмов. Ослабление локальных сообществ, изменение миграционных паттернов или институциональные реформы могут создать условия для внедрения бесконтактных моделей наркоторговли, ранее являвшихся непривычными.

Поэтому стратегическая задача заключается в сохранении и укреплении локализованных форм социальной координации, развитии культур доверия и самонаблюдения, а также институциональном сопровождении этих процессов. В условиях глобальной цифровизации криминальных рынков кейс Никарагуа представляет собой уникальный пример «антицифровой устойчивости» – социокультурного и институционального иммунитета к цифровым формам транснациональной преступности. Данный опыт заслуживает отдельного внимания в рамках сравнительной криминологии и может служить основой для переосмысления подходов к борьбе с наркопреступностью в условиях ограниченных цифровых ресурсов, но высоких уровней социального капитала.