«Социология революции» П. Сорокина: истоки и влияние

Имя русского социолога Питирима Сорокина прочно связано с закладыванием основ «теории революции» и целого исследовательского направления, известного в гуманитарных науках под названием, отсылающем к его труду «Социология революции». Несмотря на высокую степень интереса к этой работе, взглядам П. Сорокина на революцию и его вкладу в разработку «теории революции», уже почти целое столетие ряд вопросов преподносится неточно и многие нюансы остаются нераскрытыми.

Первым таким спорным клубком проблем является время создания и авторство «теории революции». Традиционно представление о развитии «теории революции» начинается с работ историков Л. Эдвардса «Естественная история революции» (1927), К. Бринтона (1938) и Дж. Петти (1938) [39; 42; 49]. Иногда в эту плеяду включают и труд П. Сорокина «Социология революции», написанный в 1923 г. и опубликованный двумя годами позже в США [51]. Первенство П. Сорокина в этой группе исследований не вызывает сомнений: именно его труд в той или иной степени подтолкнул исследовательскую мысль перечисленных авторов. Однако, отмечая цельность, комплексность и направленность указанных исследований на создание и разработку «теории революции», нужно признать, что зарождение этой теории все же состоялось ранее на целое столетие.

В 1830 г. вышла небольшая брошюра Т. Бэйли «Размышления о причинах политических революций». Она была первой отдельной работой, где автор ставил своей задачей создание теории революции [38, p. 3], однако автор более декларирует задачу, нежели пытается ее решить. В 1861– 1862 гг. выходят еще две брошюры, посвященные «теории революции»: Г. Йимана (1861) и Дж. Кларка (1862) [41; 55]. Если к этому добавить еще работы Маркса и Энгельса «Манифест коммунистической партии» (1848), отдельные работы Маркса: «Классовая борьба во Франции» (1850), «18 брюмера Луи Бонапарта» (1852), «Гражданская война во Франции» (1871); и Энгельса – «Революция и контрреволюция в Германии» (1852) [19; 20; 21; 23; 36], – то получаем за сорокалетний период достаточно большой объем работ, посвященных «теории революции». Таким образом, в период между двумя французскими революциями – революцией 1830 г. и Парижской Коммуной 1871 г. наблюдается первая «волна» специального интереса к проблематике и интенсивная разработка темы общего анализа феномена революции (а не отдельной национальной революции). Следующий такой всплеск проявился в начале XX в. [37; 40; 47; 52; 54], однако кроме работ Ленина «Маевка революционного пролетариата» (1913), «Крах II Интернационала» (1915) и «Государство и революция» (1917) [15; 16; 17], им сложно уделить хоть какую-нибудь роль в разработке «теории

Общество

Terra Humana ¹ 1’2014

революции», кроме накопления историографии и стимулирования интереса к теме.

Таким образом, исследование П. Сорокина имело в своем основании не только историографию Английской, Американской и Французской революций, но и почти вековую традицию исследовательской мысли в области «теории революции».

Ко времени написания «Социологии революции» понятие революции имело множество определений. Авторы XVIII– XIX вв. подразумевали под революцией смену власти, изменение политического строя, изменение в управлении государством [2, c. 725; 12, c. 109; 25, c. 94–95, 103; 31, c. 277; 45, p. 118; 46, p. 224]. Второе издание энциклопедии «Британника» (1771–1773) определило революцию как грандиозное изменение или поворот в форме правления [43, p. 550]. В «Истории и теории революций» (1862) Дж. Кларк определяет революцию как «радикальное или органичное изменение в устройстве государства (формы правления), совершенное мирным или насильственным путем» [41, p. 5]. Толковый словарь В.И. Даля указывал, что «революция» означает «переворот, внезапную перемену состоянья, порядка, отношений», а также «смуты государственные, восстания, возмущенье, мятеж, крамолы и насильственный переворот гражданского быта» [10, c. 89]. Первое в России специализированное справочное издание по истории, политике и обществоведению, вышедшее в 1906 г., поместило в статье «революция» следующий текст: – переворот; в политической и социальной жизни резкий переворот с целью коренного преобразования существующих порядков, совершающихся непосредственно народными массами или под их давлением» [26, c. 1012].

П. Сорокин, предваряя свой труд, сразу заявил, что «не намерен прибавлять ко всем этим определениям еще одно дополнительное» [29, c. 30]. Социолог пошел путем перечисления тех революций, которые будет разбирать, при этом оговаривается, что оставляет в стороне Американскую революцию XVIII в., так как в ней не было борьбы «одной части данного общества с другой», как происходит в настоящих революциях, а была борьба «данного общества с иным, гетерогенным для него обществом» [29, c. 31]. Однако такая широкая трактовка революции – борьба одной части общества с другой – привела к тому, что Сорокин рассматривает такое явление, как революция, для государств Древнего Египта, Древней Греции и Рима [29, c. 63–64]. Подобный подход имел свои тра- диции: для многих авторов XVII–XIX вв. революции – это явление, происходившее в истории человечества с древних времен [5, c. 631; 6, c. 243; 25, c. 94–95, 103], – это утверждение перешло и в социологию [cм., напр., 3, c. 134].

Такая точка зрения – не давать нового определения, чтобы не умножать их существующее количество – стала одной из самых популярных среди исследователей революций от П. Сорокина до сегодняшних дней. Однако уже через два года после работы Сорокина Л. Эдвардс не согласился с таким подходом и вывел свое определение [42, p. 1–2] , таким образом, дав толчок появлению немногочисленных новых определений этого явления на следующие сто лет. Поиски новых определений и уточнений в итоге привели к тому, что в современности революции рассматриваются как явление Нового и Новейшего времени, которым не было места в Древнем мире [cм.: 11, c. 52; 34, c. 15, 31, 52–53, 57, 83, 223, 262, 374; 44, p. 26, 28].

Важный вклад Сорокина в изучение революций (что дает нам право смело причислять его к отцам-основателям «теории революции»), выразился в том, что он призывал видеть во всех революциях, несмотря на их внешние различия, явления одного порядка. «На исторической сцене, – писал П. Сорокин, – она ( революция – Э.Ш. ), шла и идет довольно часто. При этом каждая постановка не похожа на другую. Различны условия времени и места, различны декорации и актеры, костюмы и грим, монологи, диалоги и хор толпы, число актов и размах “исторически-театральных эффектов”. И, тем не менее, во всем этом несходстве повторяется множество сходств: при всем различии декораций, актеров и т. д. разыгрывается одна и та же пьеса, что и дает основание называть разные ее постановки одним и тем же названием “Революция”» [29, c. 28].

К началу XX в. уже сложилось представление о революции как процессе, проходящем в своем развитии две стадии. Первая стадия связана с движением революции «влево» – («по восходящей», в определении Маркса), вторая – с термидорианским переворотом, контрреволюцией и реакцией, и завершением революции. Большинство исследователей рассматривали этот процесс как циклический, с той лишь разницей, нужно ли видеть в цикличности замкнутый круг или движение по спирали [9, c. 13, 14; 19, c. 141; 22, c. 206; 26, c. 101; 36, c. 38].

П. Сорокин, опираясь на сложившееся представление о революции–контр- революции, предложил использовать четырехчастную универсальную схему для всех революций: революции обрамлены «нормальным периодом», сами революции делятся на две стадии, в которой вторая представляет собой «реакцию» [29, c. 30]. Вторая стадия революции, называемая контрреволюцией, – необходимое следствие первой. Характерный признак второй стадии – реакции – возвращение общества к старым устоям [29, c. 162].

В проблеме алгоритма революций одним из дискутируемых вопросов всегда был вопрос о неизбежности террора [cм.: 14, c. 52; 18, c. 153, 326]. Будучи свидетелем русской революции 1917 г., Сорокин прямо заявлял, что «террор и диктатура – неизбежные результаты революции»: «Кто углубляет “революцию”, тот тем самым подготовляет неограниченный разгул террора и диктатуры» [29, c. 77].

Аристотель, анализируя причины бунта, призывал искать его корни в психологии и потребностях людей. Согласно Аристотелю, две самых главных потребности человека – это пища и воспроизведение [1, c. 401]. Именно этот постулат мы обнаружим в 20-х гг. XX в. у Сорокина. Он утверждал: поведение человека определяется его инстинктами и базовыми потребностями [29, c. 41]: «когда же условия среды изменяются так, что вызывают ущемление основных инстинктов у множества лиц, тогда мы получаем массовую дезорганизацию поведения, массовый взрыв и социальное землетрясение, носящее название бунта, мятежа, смуты, революции» [29, c. 42]. Причины революций Сорокин видит в массовом ущемлении безусловных рефлексов и ослаблении социального контроля [29, c. 320, 323].

Если для представителей марксизма – одного из самых сильных социальных учений XX в., популярного во времена Сорокина в России, – «революции – локомотивы истории» [21, c. 86], «высший акт политики» [35, c. 418], то для П. Сорокина революции – разрушители государства и путь деградации общества. В этом споре с марксистами Сорокин продолжал спор о пагубном или благотворном воздействии революций на государство и общество, их прогрессивности или регрессивности, который начался с первыми революциями, особенно обострившись после Великой французской революции [cм.: 7, c. 118; 24, c. 48; 30, c. 16; 32, c. 16]. П. Сорокин утверждал, что революции ведут к деформации реакций повиновения и властвования, трудовых и половых рефлексов, деформации так называемых

религиозных, морально-правовых, кон- венциональных, эстетических и других форм социального поведения. Более того, считает Сорокин, они приводят к «падению производства в стране, к общему обеднению, тем самым к разрушению и дезорганизации всей экономической жизни общества. Таков основной результат ее влияния» [29, c. 74, 89, 118, 135, 276].

Впитав в свою концепцию существующие подходы и исследовательский багаж, «Социология революции» П. Сорокина оказала влияние на множество исследовательских течений. В первую очередь, в разработке ответов на вопрос «Почему люди бунтуют?». Книга американского политолога Т. Гарра [4], вышедшая в 1970 г. и ставшая во многом «итоговой» работой в этом направлении для всего XX в., в своих выводах генетически связана с трудом русского социолога. Большое влияние на разработку «теории революций» в XX в. оказала концепция равновесия социальной системы и ее дисфункции, появившаяся во второй половине столетия. Ч. Джонсон и Л. Стоун утверждали, что если один из компонентов реальной системы не поддерживает равновесия, то из равновесия выходит вся система; условие, которое служит причиной неравновесия и требует исправляющего действия, называется дисфункцией системы. Революции, по их мнению, вносят необходимые изменения в том случае, если господствующая элита противится изменениям, т. е. «дисфункции» достигают уровня, превосходящего приспособительные способности системы [48, p. 4–5; 53, p. 165; cм. также: 13, c. 40]. Этот принцип после работы Т. Скокпол был положен в основу целого направления исследований. Дж. Голдстоун называл его отличительной чертой третьего поколения «теории революции» [8, c. 98; 51, p. 24, 291–292]. Однако основа этой концепции базируется на выводах П. Сорокина относительно социальных групп и внутригрупповых конфликтов. «Ни в какой постоянной группе нет беспрерывной внутригрупповой войны всех против всех, а, напротив, нормальным состоянием ее является консенсус взаимного поведения ее членов» [27, c. 142]. Конечно, в каждой социальной группе существуют «инакомыслящие», но под давлением кар и наград эти «инакомыслящие» ведут себя согласно официальным нормам [27, c. 145]. Л. Эдвардс заимствовал идею с «инакомыслящими», в которых он видел, большей частью, «чужаков-пришельцев» в

Общество

данное общество извне – «стрейнджеры», как их называл Л. Эдвардс [33, c. 102, 104; 43, p. 24].

Если суммировать и систематизировать все концепции причин возникновения революций, то в историографии называются четыре комплекса: 1) «личностный фактор» (правители и должностные лица); 2) «экономика»; 3) состояние массовой психологии («недовольство», в том числе «помешательство», «каприз») и 4) блок «социальных причин». В разработку трех из этих четырех (кроме «экономики») «Социология революции» внесла существенный вклад.

Итак, «Социологию революции» П. Сорокина необходимо рассматривать в контексте исследовательской мысли о причи- нах социального протеста от Аристотеля до Просвещения, работ по Английской и Великой французской революциях XVIII и XIX вв. и разработки «теории революции» в XIX в. Впитав в свою концепцию существующие подходы и исследовательский багаж, «Социология революции» П. Сорокина стала ярким концептуальным трудом, который поднял в XX в. волну разработки «теории революции» (20–30-е гг.), способствовал вместе с пересмотром трудов Эдвардса, Бринтона и Петти рождению новой «волны» научного интереса в 60-х гг., а затем в 80-90-х. Сегодня к этому труду вновь возвращается уже новое поколение исследователей «теории революции».