Соотношение типологии устной и литературной традиций в монгольской словесности XIX в

Проблемы фольклорного генезиса некоторых литературных жанров, вопросы литературнофольклорных взаимосвязей давно обсуждаются в равной степени и фольклористами, и литературоведами. Несмотря на то, что различия между фольклором и литературой все более осознаются как различия между двумя поэтическими системами, двумя различными способами восприятия мира, двумя интерпретациями действительности, не приходится сомневаться в том, что фольклор и литература составляют в сущности единое пространство словесного искусства.

В рамках статьи невозможно охватить все области распространения фольклорно-литературных взаимоотношений на примере монгольской словесности в рассматриваемый период. Тем не менее можно предварительно наметить контуры соотношения традиций устной и книжной культуры в методологическом аспекте проблемы.

Диахронические отношения устной и письменной традиций, обусловленные различной природой их текстов, в. определенном смысле парадоксальны. С самой общей историко-литературной точки зрения, фольклор, конечно, предшествует книжной словесности, порождает ее, составляет ее прошлое. Устные источники литературы как предмет научного анализа по своей природе рсконструк-тивны и не могут быть иными. Проникающий в устную традицию письменный текст перестает быть литературным (смещаются тематические акценты, меняются форма и жанр, утрачивается авторство и т.д.), И наоборот: попав в литературу, фольклорные произведения (чаще - их фрагменты или отдельные элементы) получают многообразные семантические переогласовки, переходят в другой стилистический регистр, обретают иные жанровые амплуа.

Кроме того, любой носитель культурной традиции гораздо в большей степени, чем это принято думать, владеет “фольклорным” знанием, получая его из памяти детства, речевого обихода, насыщенного фразеологическими и провербиальными (пословичными) формами, из отзвуков устных текстов, эхо которых неминуемо достигает каждого. Соответственно по отношению к литературному тексту проблема его фольклоризма может стоять даже при отсутствии какого-либо устного прототипа.

На материале монгольской словесности XIX в. можно проследить пути трансформации и адаптирования фольклорных образов и сюжетов на литературной почве (совокупность текстов, составляющих дидактический жанр «уг»); рассмотреть ряд эстетических уровней (изображения, повествования), на основе которых проходило заимствование фольклорных элементов.

Кроме того, в контексте общего развития монгольской литературы, а именно в плане межнациональных литературных и - шире - культурных связей Монголии, определяется роль инонациональных фольклорных традиций и литературных традиций, типологически сходных с монгольской словесностью (влияние индо-тибетской и дальневосточной традиций).

В ходе обсуждения проблем фольклорно-литературных связей выявляется преемственность между традиционными жанрами устной поэзии и авторскими сочинениями (прежде всего это жанры бла-гопожеланий (ерол) и поучений (сургал).

В силу идейно-тематического и стилевого «вхождения» в литературное произведение народнопоэтическое начало неотрывно от художественной сущности этого произведения. Фольклористичес-

Д.В. Дашибалоеа. Соотношение типологии устной и литературной традиций в монгольской словесности XIX в. кий аспект анализа определяется литературным феноменом - концепцией художественного произведения. С другой стороны, фольклорные элементы, вкрапленные в ткань литературного повествования, способны не только к литературному функционированию, но и саморазвитию (вступают в силу законы жанра), и теперь уже сфера литературы и критерии литературоведческого анализа находятся в области фольклора и фольклористики. В объекте анализа никаких «этапов», конечно, нс существует, есть единство, в котором порой очень нелегко выделить моменты взаимоперехода литературного и фольклорного содержания.

Наименее исследованной представляется проблема фольклоризма литературы в плане влияния отдельных фольклорных жанров на литературное творчество. Между тем именно через жанр прочитывается фольклорное содержание. Фольклоризм литературного произведения, как правило, жанрово организован.

В анализе фольклоризма ведущее место принадлежит учету контекста. Легко распознаваемые фольклорные включения, как правило, имеют смысловые поддержки, создающие в своем взаимодействии своеобразную ипостась произведения, именуемую фольклоризмом. Эти «поддержки» (образы, мотивы, стилистические фигуры, композиционные конструкции) чаще обладают типологическим характером соотнесенности с фольклором и потому нс узнаваемы «в лицо».

В извлеченном из контекста виде они не представляют собой ничего народно-поэтического. Их фольклорность существует только в данном_текстовом месте и времени, т.е. создается литературой, она так же уникальна, как данная художественная ситуация.

Видо- и смыслоизменение фольклорного жанра при вхождении в литературу, наряду с образованием единиц фольклоризма, свидетельствует о качественной новизне феномена фольклоризма. Семантико-эстетическая весомость категории жанра в фольклоре обусловливает «утяжеление» смысла фольклорного заимствования признании его жанровой «прародины». В свою очередь само произведение (т.е. контекст) уточняет жанровую природу заимствования. Этот процесс обусловлен характером жанровой системы самого фольклора: мотивы, образы и проч. Поэтические единицы-далёко не всегда имеют однозначную и незыблемую закрепленность. Происходят жанровые трансформации, которые обусловлены «столкновением» концепции литературного произведения и того типа мировоззрения, который отражен в фольклорном жанре-заимствовании. Будучи целостностью, литературное произведение «покрывает» все разнообразие народно-поэтических включений, выдвигая своего «ведущего» фольклоризма - доминирующий жанр, соответствующий идейно-художественному строю данного произведения. Такое явление можно условно обозначить как жанровое “стяжение”.

Анализ фольклорной традиции в литературе дает возможность выявления индивидуально-авторского своеобразия в обращении с этой традицией, но и для углубления и уточнения информации о жанровых «амплуа».

Обращение различных монгольских авторов к фольклорным источникам, по-видимому, имеет существенную эстетическую основу, большую, чем творческая воля того или иного художника. Обрядовая, песенная, сказочная традиции - это еще и необходимость, иначе нс существовало бы столь многочисленных и несхожих случаев обращения к ним.

В начале XIX в. на литературной карте Монголии можно обозначить две области, границы между которыми едва различимы. С одной стороны, монгольская словесность оставалась верной сложившимся ранее традициям. Затянувшееся монгольское средневековье в немалой степени регламентировало формы и содержание монгольской культуры. По-прежнему создавались летописи, созданные в духе историко-клерикальной традиции, в которые включались отрывки из сочинений предыдущих веков, различные литературные фрагменты и легенды, стихотворные афоризмы. Это сочинения хал-хаских летописцев Арья-пандиты Гомбо («Алтан эрихэ», 1817) и Ишбалдана («Эрдэнийн эрихэ», 1835), летопись уратского Джамбадордже «Болор толи», датируемая 1837 г., и, наконец, одна из наиболее значительных - «Эрдэнийн эрихэ» халхаского тайджи Галдана (1842 г. или около 1860 г.).

Все эти произведения в целом характеризуются активным использованием тибетских и китайских источников, большинство из них уделяют много места распространению буддизма в Восточной Азии и в Монголии; одновременно манера изложения событий становится все более официальной и малохудожественной. В соответствии с тенденциями, обнаружившимися еще в предыдущий период, пути историографии и художественной литературы расходятся, хотя отмечаются отдельные попытки использования в повествовании эпических образов и сюжетов.

Продолжается распространение по монголоязычному миру произведений рукописной народной литературы: эпических сказаний (прежде всего отдельных глав и сводов Гэсэриады), историй с сюжетами «видения ада» (о Молон-тойне, Нарану гэрэл, Чойджид дагини), сборников «обрамленной прозы».

В духовной жизни общества значительную роль играет буддизм, которому покровительствуют и монгольские феодалы, и цинскос правительство. В сознании монголов религиозная, культурная и литературная ориентация на Тибет и Индию противопоставлялась китаизации и в этом качестве стала фактором сохранения национальной самобытности. В развитии словесности особое положение занимает тибетский язык, на котором пишутся различные труды, в том числе и по филологии; с помощью тибетского алфавита создаются литературные произведения на монгольском языке. Много внимания уделяется также переводам тибетской литературы, перерабатываются и переводятся индо-тибетские рассказы из различных буддийских сочинений, появляются трактаты по теории поэзии, составляются грамматики монгольского классического языка, лексикографические труды, различные комментарии.

В Монголии существовали тибето-монгольское литературное и китайско-монгольское двуязычие. Монгольская традиционная литература, вовлеченная в индо-тибетский культурный мир еще в ХШ-XIV вв. (время утверждения в Монголии буддизма), сохранила элементы буддийского влияния вплоть до конца XIX века Этому во многом способствовала переводческая деятельность монголов. Через перевод в Монголию приходили произведения индийской и тибетской повествовательной прозы - от «обрамленной повести» до древнеиндийского эпоса «Рамаяна». Переводная литература нс только знакомила с новыми идеями и темами, но и с образцами новых композиционных форм и жанровых разновидностей. Этим путем появлялись в монгольской литературе «Жизнеописания лунной кукушки» и сказание о Бигаржимид-ханс; здесь протекал активный процесс циклизации малых прозаических рассказов, осуществлялся синтез национальной сказочной традиции с заимствованной. Многие из этих произведений распространялись в Монголии в переработанных и адаптированных вариантах и благодаря тесным связям с местным народным поэтическим творчеством воспринимались читателями и слушателями как оригинальные.

В XVIII-XIX вв. расширяются монголо-китайские культурные связи. Монгольские переводчики сделали больше других для ознакомления своих читателей с китайской повествовательной литературой. Б.Л. Рифтин указывает, что «в общей сложности, по нашим подсчетам, включающим сведения о монгольских рукописях в библиотеках СССР (Ленинград), Монголии (Улан-Батор), в собраниях ГДР и ФРГ, в Королевской библиотеке в Копенгагене и в библиотеке японского парламента в Токио, а также на основе упоминаний в различных сочинениях и расспросных данных, на монгольский язык было переведено около 70 произведений китайской повествовательной прозы (романов и повестей). Цифра эта весьма внушительна, если учесть, что, например, на маньчжурском, японском, вьетнамском и тайском языках имеется, в среднем, по 30 переводных китайских романов [Рифтин, Семанов, с. 250]. Благодаря наличию этих переводов монгольская литература, всегда сохранявшаяся самобытность, оказалась включенной в орбиту общедальнсвосточных литературных взаимосвязей, что нс могло не сказаться и на развитии самой монгольской литературы. Подтверждением этому служит творческое наследие основоположника монгольского романа Ванчибалын Инжиннаша. В своих романах В. Инжиннаш обнаруживает глубокое знание китайской культуры, философии, литературы. В романах «Одноэтажный павильон», «Палата красных слез» можно найти десятки имен китайских философов, художников, поэтов древности и средневековья. В «Одноэтажном павильоне» Инжиннаш приводи!' целые отрывки из «Четверокнижия» «Трактата о чае», драмы «Западный Флигель». Кроме того, в роман вошли переводы стихов великого тайского поэта Ли Бо и Су Ши. С другой стороны, в его творчестве значительное место занимает и родная монгольская словесность. В частности, знаменитый памятник ХШ в. «Сокровенное сказание монголов» лег в основу первого монгольского исторического романа «Синяя книга», начатого еще его отцом Ванчинбалом. «Синяя книга» сохраняет последовательность, логику развития событий, подчиняя сюжет хронологическому принципу построения.

Что касается другой области, обозначенной на литературной карте Монголии XIX в., то для нес характерны демократические тенденции. Сохраняя многие черты культуры средневековья, XIX в принес в монгольскую литературу струю просветительства. Просветительство в литературе было связано с решением общенациональных задач антиманьчжурской освободительной борьбы монгольского народа. Именно в этот период монгольская литература стала приобретать четкое авторское звучание, в ней обнаруживаются тенденции к постепенному отходу от религиозной тематики к светской, нарастанию критических мотивов.

В монгольской литературе XIX в., которая носит в основном обличительный антиклерикальный характер, появляется новый жанр - «уг» (слово). «Уг» представляет собой весьма сложный и многослойный жанровый конгломерат, основные составляющие которого сводятся к следующему: это -чаще всего нравоучительные или критические притчи, аллегории, по содержанию напоминающие

Д.В. Дашибалова. Соотношение типологии устной и литературной традиций в монгольской словесности XIX в . жалобы, плачи, словопрения, пронизанные буддийскими настроениями рассуждения; персонажи -чаще всего зоо-, орнитоморфные, «слова» вложены в «уста» неодушевленных предметов, «речи» произносят люди, большей частью монахи. Авторы «уг» говорят не от своего лица, а только от лица персонажей; композиционно тексты, имеющие, как правило, поэтическую и смешанную прозопоэтическую структуру, построены в форме монолога, диалога или полилога. Воздействие фольклорного творчества на развитие письменной монгольской литературы, в частности на произведения жанра «уг», выявляется, по нашим наблюдениям, на двух эстетических уровнях: 1) сюжетно-тематическом (включая заимствование отдельных мотивов); 2) повествовательном (включая элементы сказочной структуры).

Авторами «уг» являлись в основном образованные ламы, приверженцы «обновленчества» в монгольской общественной мысли XIX в. (Л. Агваанхайдав, Ц. Ишсамбуу, Гэндэн-мэйрэн, Дорж-мэйрэн и др ). Широко известны «уг» Хуульчи Сандака, собственно, благодаря его творчеству данный жанр получил свое название. Кроме того, одной из важных черт в литературном развитии рассматриваемого периода являлось значительное проникновение устной словесности в книжную. Д.Цэрэнсодном считает, «что «уг» возник в далекой древности, когда не было письменности и люди запоминали слышанное наизусть» [Цэрэнсодном, 1987, с. 396].

Уги Хульчи Сандака «Слово тающего снега», «Слово сторожевой собаки», «Слово антилопы, попавшей в плен», «Слово волка, попавшего в облаву» и др. построены в форме диалогов, монологов и во многом сохраняют черты фольклора, сказки.

Автор аллегорических стихов Равжаагийн Хишигбат прославился как талантливый поэт-импровизатор. Хишигбат открыто сочувствовал дугуйланскому движению, которое было особенно активным на его родине - в Ордосе. Дугуйланские события отражены в его стихотворении-памфлете «Славные дугуйланы». О любовной лирике Хишигбата можно судить по стихам «Высокое синее небо», «Иноходь пары коней».

Выходцем из Ордоса был также замечательный поэт Ишданзанванжил, который в -семилетием возрасте был провозглашен хубилганом и жил в монастыре Гунгийн зуу. Широкую известность получило его сочинение «Золотое поучение гэгэна из Гунгийн зуу». В основу сочинения вошли наблюдения поэта во время его путешествий по стране. В этом произведении автор открыто критикует нравы и пороки духовных и светских правителей и в дидактической форме предлагает поиски нравственных путей к совершенству мира. Язык Ишданзанванжила метафоричен, в его стихах много пословиц, а его «Золотое поучение» относится к лучшим образцам литературы критического реализма.

Большую часть литературного наследия Дорж-Мэйрэна и Гэндэн-Мэйрэна составили сатирические сказки обличительного характера «Сказка о собачке, кошке и мышке» и «Сказка о ягненке и волке».

Ярким свидетельством преобразований, происходящих в литературном процессе Монголии XIX в., явилось творчество замечательного поэта Дулдуйтын Равджи, которого по праву считают новатором в. монгольской поэзии. Большинством стихотворений Равджа продолжил традиционный жанр монгольской поэзии - сургал. Сама форма сургала, заимствованная поэтом из фольклорной стихии, народные мотивы и традиционная символика, излюбленные монголами пословицы и поговорки, - все эти стилистические приемы облегчали доступ сургалов к сердцам самой широкой читательской аудитории. Использование традиционных форм фольклора вообще характерно для произведений назидательного характера. Стихи Равджи, написанные живым разговорным языком, гражданским звучанием и духом сопротивления, коренным образом отличаются от поэзии его предшественников В творчестве Равджи впервые в истории монгольской литературы появляется любовная лирика, стихи, воспевающие красоту женщины.' Его стихи часто исполнялись на мотивы монгольских народных песен; «в некоторых песенных стихах Равджа использует целые строфы народных песен, лишь слегка видоизменяя их» [Герасимович, 2006, с.301].

Дальнейшее исследование проблемы соотношения фольклора и литературы, фольклоризма литературы имеет значение как для фольклористики, так и для литературоведения. Фольклористический аспект анализа литературных традиций в монгольской словесности позволяет наблюдать эстетическую динамику характеристик жанра, представить его моделирующе-художественную специфику на фоне современного литературного мышления. Литературоведческая сторона проблемы дает ключ к более глубокому и главное - адекватному проникновению в смысл литературных произведений, проявляющих ориентацию на традиции фольклора, а также к осознанию почти неуловимой для современного восприятия степени условности реализма, становящейся «осязаемой» в соотнесении с архаическими формами отражения мира.