Состояние власти позднеимперской России в оценке англо-американской историографии 2-й половины XX - начала XXI в

Поволжский филиал Института российской истории РАН

В статье анализируется англо-американская историография 2-й половины XX – начала XXI в., посвященная проблеме состояния власти позднеимперской России. Устанавливаются и систематизируются основные характеристики российской бюрократии и государственного аппарата, предложенные в зарубежной научной литературе. Делается вывод о том, что англо-американские работы по истории отечественной дореволюционной бюрократии представляют собой методологически единое научное направление. Сопоставляются подходы зарубежных и отечественных авторов по исследуемой проблеме.

• * Работа выполнена при поддержке гранта президента Российской Федерации для молодых российских ученых МК-200.2007.6

Для современной отечественной исторической науки характерно усиление исследовательского внимания к проблеме кризиса власти как одной из составляющих общего кризиса позднеимперской России. Как показал наш анализ, свои истоки эта тенденция имела в поздней советской историографии, в первую очередь, в трудах А.Я.Авреха. В условиях утвердившегося в отечественном научном сообществе методологического плюрализма изучение названной проблемы в 1990-е гг. пошло тремя путями: 1) путем изучения качества работы конкретных звеньев государственного механизма c помощью микро-исторического синтеза («классическое» направление); 2) путем изучения качества работы государственных институтов через выявление отношения к ним населения (концепция «системного кризиса Российской империи»); 3) путем изучения качества работы государственного аппарата с помощью анализа уровня должностных преступлений (в рамках «социально-исторической» концепции). Первые два из вышеназванных научных направлений признают наличие кризиса власти в позднеимперской России, хотя расходятся в определении времени его возникновения, последнее направление отрицает само наличие такого кризиса1. Важно, что всех их сегодня, несмотря на принципиальные различия, объединяет общая задача – необходимость изучения местного звена аппарата государственного управ- ления позднеимперской России. Уникальность современной отечественной историографической ситуации проблемы кризиса власти в поздней Российской империи заключается сегодня в том, что о каком бы подходе к изучению вопроса ни шла речь, только через изучение регионального материала возможно выйти на новые выводы в общероссийском масштабе.

Целью настоящей статьи является выяснение того, насколько выявленные в развитии современной отечественной науки тенденции коррелируются с позицией англоамериканской русистики 2-й пол. XX – начала XXI в. по проблеме состояния власти в позднеимперской России.

Для зарубежной исторической науки указанного периода характерно признание кризиса самодержавной России, приведшего ее к революционным событиям 1917 года. Однако на этом единство заканчивается.

Есть все основания согласиться с И. Тэтчер, которая считает, что по вопросу о времени зарождения кризиса западные историки (как, впрочем, и отечественные. – С.Л.) четко делятся на «оптимистов» и «пессими-стов»2. Первые полагают, что самодержавная Россия могла бы мирно эволюционировать в капиталистическую демократию, не «ввяжись» она в мировую войну. Крупнейшим представителем этого направления является Р.МакКин3. Представители второго течения, например, Л.Хеймсон, считают, что война лишь ускорила те процессы, которые уже развивались в российской жизни в течение довоенного пе-риода4. Каждая из названных научных школ имеет в настоящее время своих сторонников и последователей5.

Среди зарубежных ученых нет единства по вопросу об основных составляющих имевшего место кризиса. За последние десятилетия практически все стороны жизни позднеимперской России стали подвергаться переоценке, явившись, как образно выразились Д.Симс и Э.Джадж, «оспариваемым ландшафтом»6. Так, например, исследования последних лет поставили под сомнение даже классическое утверждение о революционном настрое рабочего класса столицы, охарактеризовав его, в конечном итоге, как миф, сгенерированный советским режимом7. Идет дискуссия и об интерпретации роли Власти в разворачивающихся процессах конца XIX – начала XX в.

Интерес к истории аппарата государственного управления Российской империи четко проявился в англо-американской исторической науке, начиная с 1950-х гг. и является устойчи- вым до настоящего времени8. Его характерной особенностью является помещение в «фокус» исследований так называемой «бюрократии». Результаты таких исследований естественным образом ложатся в основу того или иного понимания поведения и состояния Власти в позднеимперской России.

На сегодняшний день можно выделить следующие основные характеристики, данные англо-американской наукой отечественной позднеимперской бюрократии и государственному аппарату:

• -    масштабность бюрократического аппарата России, который был одним из самых больших в мире к началу XX века⁹;

• -    последовательный недостаток в адекватных ресурсах (материальных и кадровых) для налаживания эффективной работы государственного аппарата, «недоуп-равляемость» ( undergoverned regime ) ¹⁰;

• -    зависимость более подготовленных и образованных должностных лиц, служивших в высших и центральных учреждениях, от

менее подготовленных и образованных должностных лиц, служивших на местах11;

• -    профессионализация государственной службы: все более увеличивающийся акцент на объективные критерии при подборе кадров, радикальное сокращение практики переброски должных лиц из военной сферы в граждан-скую¹²;

• -    низкое качество управленцев¹³;

• -    процветание практики фаворитизма при назначении губернаторов¹⁴;

• -    дезинтеграция местной администрации в связи с укреплением министерской (линейной) системы управления¹⁵;

• -    ведомственные войны¹⁶;

• -    анахронический в условиях модернизации самодержавный (единоличный) стиль управления, конфликт между концепциями патриархальной и бюрократической власти¹⁷;

• -    несовпадение состава бюрократии и состава элиты общества¹⁸;

• -    повсеместное искажение и фальсификация информации, направляемой с нижних уровней бюрократической иерархии на вы-шестоящие¹⁹;

• -    повсеместная практика игнорирования должностными лицами законов²⁰;

• -    неэффективность и коррупция в системе управления была не более гарантирована, чем их отсутствие: все зависело от личности конкретного руководителя²¹.

Нетрудно заметить, что набор представленных выше характеристик позднеимперской отечественной бюрократии и госаппарата является зачастую внутренне противоречивым. Так, существенно различаются позиции по таким принципиально важным моментам, как вопросы о процессе профессионализации государственной службы, об уровне эффективности государственного механизма, о масштабах бюрократического аппарата управления.

Анализ приводит нас к выводу, что среди западных коллег существуют серьезные разночтения и в интерпретации последствий наличия той или иной характеристики позднеимперского аппарата управления. Например, У.Пинтер трактует профессионализацию бюрократии как позитивный для модернизации российского государства и общества процесс22. Р. Роббинс же пришел к выводу о том, что подбор в позднеимперский период более компетентных лиц на должности губернаторов делал последних более склонными к конфликтам как с министерствами, так и с земствами и городскими думами ; профессионализация губернаторского корпуса объективно препятствовала центральному правитель- ству в осуществлении требуемых обществом реформ23.

Таким образом, разброс полученных зарубежными историками результатов таков, что они могут быть использованы и используются в качестве аргументов как против, так и в пользу наличия кризиса власти в позднеимперской России.

Тем не менее, есть все основания утверждать, что, в общем и целом, работы по «бюрократической» тематике составляют методологически единое научное направление, основанное на единодушном признании принципиально важного места госаппарата в поздней Российской империи. Поставленная таким образом проблема является ценным вкладом англо-американской русистики в развитие исследований по истории позднеимперской России.

Так, Д.Армстронг в статье, посвященной сравнительному анализу царской и советской бюрократической элиты (1972), высказал гипотезу, что группа высокопоставленных администраторов могла играть доминирующую роль в формировании курса развития общества в целом. При этом одной из наиболее актуальных научных задач, по мнению автора, является изучение страты местных руководителей24. О недостатке внимания к «территориальным элитам управления» этот автор говорил и ранее25.

Марк Раев в своей работе о бюрократическом феномене имперской России (1979) поставил принципиально важный вопрос о том, что бюрократию можно и нужно рассматривать не как прослойку, отражающую интересы господствующих общественных сил, но как самостоятельную социальную группу со своими собственными интересами. В этой связи он констатировал, что большая часть исследований по истории российского чиновничества неоправданно тесно связана и

«запутана» со сложными вопросами социальной стратификации и экономической структуры империи, в ущерб изучению непосредственно бюрократического аппарата. М.Раевым было отмечено неравномерное (используя его выражение, «пятнистое») изучение разных групп должностных лиц, связанное с нехваткой трудов по губернским учреждениям26. Ученый поставил перед коллегами проблему настоятельной научной необходимости изучать не только социальноэкономическую основу функционирования аппарата управления, но и искать ответы на вопросы, как именно работали различные конкретные государственные учреждения, поскольку основывать свои заключения на литературных произведениях М.Е.Салтыкова-Щедрина и Н.В.Гоголя значит укреплять не подтвержденные наукой стереотипы и мифы, которые могли противоречить действительности27.

В основу коллективного исследования американских ученых по истории российского бюрократического аппарата (1980) был положен тезис о том, что изучение аппарата управления является центральным моментом в изучении российского общества: понять процесс выработки и реализации внутренней политики страны возможно только через пристальное изучение бюрократического аппарата28; более того, в работе утверждалось, что в России чиновничество являлось главным инструментом всех изменений, равно как и их продуктом29.

У.Мос в статье о высшей имперской бюрократии конца XIX – начала XX в. (1980) в качестве исходного тезиса обозначил мысль о том, что чиновничество в России сложилось в самостоятельную касту, независимую от дворянства. Он же, как и М.Раев, поставил вопрос о том, что науке крайне не хватает информации о том, как именно работал госаппарат, то есть сведений о его структуре, операциях, персонале30.

Н. Вейсман в монографии о реформе местного управления в позднеимперской России (1981) сделал вывод о том, что в начале XX в. местная административная реформа приобрела для правящего режима ключевое значение, поскольку речь шла об обеспечении того «минимума управления», без которого страна не могла существовать. Именно отношение к реформированию местной администрации со стороны различных общественных сил являлось в названный период своеобразным барометром, указывающим на наиболее опасные для развития империи моменты31. Энергичные дебаты по вопросу о губернской реформе, по мнению автора, касались не просто технических особенностей управления, но основных принципов существования самодержавного государ-ства32. Поэтому изучение указанной проблемы является принципиально важным условием адекватного понимания развития позднеимперской России.

Т. Персон, поддерживая в своей монографии о кризисе бюрократического аппарата России (1989) эту мысль, указал, что именно реформа местного управления являлась в силу ряда причин индикатором состояния Российской империи и имела огромное значение для выживания «старого порядка»33.

Итак, англо-американская историческая наука, анализируя развитие позднеимперской России, сделала акцент на исследовании отечественной бюрократии и госаппарата, обосновав такое пристальное внимание методологической необходимостью. Более того, в своем анализе данного вопроса русистика пришла к пониманию концептуальной важности изучения местного уровня власти как объекта, который вобрал в себя основные противоречия эпохи. Одновременно в американских работах последних лет по истории позднеим- перской России открыто ставится вопрос о недостатке соответствующих научных исследований, ожидаемое появление которых «вполне может изменить наше восприятие проблем поздней Российской империи и ее перспектив»34.

Все вышеизложенное, на наш взгляд, позволяет аргументировано поместить разработку проблемы состояния власти позднеимперской России через изучение ее губернской администрации в контекст развития не только отечественной, но и зарубежной исторической мысли, и сделать вывод о принципиальной важности исследования местного звена государственного управления для адекватного понимания развития поздней Российской империи.

³³ Pearson T.S . Russian Officialdom in Crisis. Autocracy and Local Self-Government, 1861 – 1900. – Cambridge: Cambridge University Press, 1989. – 284p. – P.246.

³⁴Late imperial Russia. Problems and prospects. Ed. by I.D. Thatcher . – Manchester and New York: Manchester University Press, 2005. – P.8.

THE STATE OF POWER IN THE LATE RUSSIAN EMPIRE: THE ENGLISH-AMERICAN HISTORIOGRAPHY OF THE SECOND HALF OF THE XXTH - EARLY XXIST CENTURIES

Volga Branch of Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences, Samara

In this paper the author analyzes the English-American historiography of the second half of the XX - early XXI centuries on the problem of the state of power in the late Russian Empire. The main Russian bureaucracy and state-machine characteristics, proposed by foreign scholars, are defined and systematized. The author concludes that English-American works on the history of the pre-revolutionary Russian bureaucracy show the unity of scientific methodological approach. The approaches of Russian and foreign authors are also compared.

*The paper is prepared with financial support of the grant of the President of the Russian Federation for young Russian scholars МК-200.2007.6