Специфика повествования в прозаических отрывках А. С. Пушкина

Bulatova M. V. Specificity of the Narrative in the Prose Pushkin’s Fragments. Vestnik NSU. Series: History and Philology , 2019, vol. 18, no. 2: Philology, p. 134–138. (in Russ.) DOI 10.25205/1818-7919-2019-18-2-134-138

Современная нарратология представляет собой обширную область исследований. Проблем, связанных с особенностями повествования, в разное время касались многие ученые: М. М. Бахтин, Р. Барт, У. Бут, В. В. Виноградов, Л. Долежел, Ж. Женнет, В. Изер, Я. Линт-вельт, Н. А. Кожевникова, Б. О. Корман, В. Шмид, Ф. Штанцель и др., которые выработали представление о «художественном произведении как о целостной речевой структуре, все элементы которой в конечном счете обусловлены единым организующим центром – образом повествователя» [Васильева, 2006. С. 1].

В 1966 г. Ц. Тодоров выделил три категории проблем повествования: категорию времени, категорию аспекта, категорию модальности [Тодоров, 1966. С. 132]. Мы обращаемся к категории модальности, т. е. «типу дискурса», который получает специфическое преломление в зависимости от художественных установок автора.

В данной работе рассматриваются «типы дискурса», т. е. типы повествования, воплощенные в нарративных модальностях прозаических отрывков Пушкина: «Наденька» (1819), «Гости съезжались на дачу...» (1828–1830), «В начале 1812 года...» (1829), «Записки молодого человека» (1829–1830), «На углу маленькой площади...» (1829–1831), «Участь моя решена. Я женюсь...» (1830), «Отрывок» (1830), «Роман на Кавказских водах» (1831), «Часто думал я» (1833), «Повесть из римской жизни» (1833–1835), «В 179* году возвращался я...» (1835), «Мы проводили вечер на даче...» (1835).

Согласно Ж. Женетту, нарративная модальность предполагает, что художественное повествование ведется с определенной точки зрения, регулирующей подачу информации. Иными словами, модальность – это способ организации повествования относительно того субъекта, с чьей точки зрения строится дискурс [Женетт, 1998. С. 180].

Один из центральных вопросов категории нарративной модальности затрагивает так называемую «точку зрения», для которой Ж. Женетт использует термин «фокализация», выделяя три способа изложения (нулевая фокализация, внешняя, внутренняя).

В зависимости от роли нарратора, который может выступать либо центральной фигурой, либо зрителем, Ж. Женетт различает два типа повествования: одно с повествователем, отсутствующим в рассказываемой им истории (гетеродиегетический), другое с повествователем, присутствующим в рассказываемой им истории в качестве персонажа (гомодиегетический) [Там же. С. 254].

Обратимся к типу регулировки нарративной информации посредством внешней фокали-зации, соответствующей нарративной ситуации повествования от третьего лица. Повествовательная инстанция, присутствующая в тексте имплицитно, обозначена В. Шмидом как не-диегетический нарратор [2003. С. 85], который рассказывает о ком-то. Данная нарративная ситуация наблюдается в прозаических отрывках Пушкина: «Наденька», «На углу маленькой площади…», «Мы проводили вечер на даче…», «Роман на Кавказских водах».

Внешнюю фокализацию находим в отрывке «Наденька», в котором наблюдается нулевая самопрезентация героя. Объективный взгляд нарратора – стороннего наблюдателя, не принадлежащего к числу действующих лиц, – рисует реалистичную картину карточной игры, раскрывая нравы ветреной, любящей развлечения светской молодежи. Их общество предстает обезличенным, «механистическим», действующим по команде: «Не пора ли оставить игру?» – «Все бросили карты, встали из-за стола, всякий стал считать свой или чужой выигрыш; поспорили , согласились и разъехались » [Пушкин, 1948. С. 401] ¹. (Здесь и далее курсив наш. – М. Б .).

Рассмотрим в интересующем нас аспекте отрывок «На углу маленькой площади…». Во вступительной части нарратор характеризует место действия, его фокус внимания, переходящий от общего к конкретному, соответствует принципу перевернутой пирамиды: нарра-тор описал «маленькую площадь» (с. 143), «деревянный домик» (с. 143), тихую гостиную.

Присутствие нарратора в отрывке «На углу маленькой площади…» нулевое: он не говорит о себе, а лишь различными способами «показывает» взаимоотношения двух людей. Чи- татель становится свидетелем беседы «бледной дамы, уж не молодой» и «молодого человека лет 26» (с. 143), в ходе которой выясняется противоположность жизненных позиций героев.

Так, выбор регулировки нарративной информации посредством внешней фокализации отвечает нарративной модальности, обозначенной в работах Г. Жеймса как показ («showing») (см.: [Женетт, 1998. С. 181]), в терминологии Ж. Женетта – гетеродиегетический [Там же. С. 184].

Рассмотрим применение в отрывках Пушкина внутренней фокализации, принцип которой заключается в формуле рассказа («telling»). Гомодиегетический рассказчик обнаруживает себя в повествуемом мире эксплицитно, посредством самопрезентации, оценки и комментирования событий. Тип повествования с внутренней фокализацией ярко представлен в прозаическом отрывке Пушкина «Участь моя решена. Я женюсь…», в котором рассказчик – главное действующее лицо. Данная «нарративная ситуация», согласно типологии Ц. Тодорова, соответствует двухчленной формуле «Повествователь = Персонаж» [Тодоров, 1966. С. 141].

Автобиографическое описание сосредоточено на персонифицированном рассказчике – потенциальном женихе, – который присутствует и в повествовательном акте, и в повествуемом художественном мире произведения [Малащенко, Копцев, 2012. С. 125], что определяет субъективизм повествования: происходящие события даны через призму сознания говорящего.

Если внешняя фокализация позволяет опускать какие-либо описания, действия и т. д. из-за ограниченного знания рассказчика, то внутренняя фокализация, реализующаяся в форме внутреннего монолога, дает повествователю возможность открыто описывать свою беспечную жизнь до свадьбы. Черты личности рассказчика проявляются в его поступках и суждениях: это человек независимый, беззаботный, ветреный, но искренне любящий свою избранницу (она «ангел») и задумывающийся об обязанностях, которые возложит на него женитьба.

Тип нарративной полимодальности (совмещения двух фокализаций) представлен в «Отрывке» («Несмотря на великие преимущества…»).

Внутренняя фокализация условно создает раму: повествование в начале и конце отрывка ведется от лица гетеродиегетического рассказчика. Он во введении рассуждает об участи поэтов, прибегая к использованию повествовательной формы «мы»: «<...> мы никаких особенных преимуществ за стихотворцами не ведаем» (с. 409), которая в данном случае приравнивается к «я».

Поскольку повествователь не имеет отношения к литературной среде, и его осведомленность ограничена, он лишь комментирует события, демонстрируя взгляд «извне».

В центральной части «Отрывка» рассказчик с целью сближения повествования с реальностью вынужден вторгнуться в сознание постороннего персонажа. Так, слова рассказчика о несправедливом отношении к поэтам подтверждаются жизнью: в рамках внешней фокали-зации на первый план выдвигается описание жизни друга-стихотворца: «Мой приятель был самый простой и обыкновенный человек, хотя и стихотворец» (с. 410).

В отрывках «Часто думал я», «Участь моя решена…», «Отрывок» нельзя не отметить повествовательной особенности, связанной с сознательной ориентацией рассказчика на непринужденный устный рассказ, который создается благодаря введению риторических и стилистических приемов, свойственных разговорной речи. Повествователь активно применяет элементы имитации общения, соответствующие схеме речевого акта: «я (говорящий) сообщаю тебе (слушателю) о нем (предмете, лице, событии)» [Солганик, 2001. С. 12]. Это риторические вопросы, косвенные обращения к читателю: « Признаюсь , это начинает мне надоедать» (с. 408), пояснения, страстные восклицания и т. д. Специфика дискурса с установкой на устную речь сближает повествование с действительностью, настраивает на доверительную беседу и увеличивает степень читательского соучастия.

Внутреннюю фокализацию как принцип нарративной модальности и гомодиегетического рассказчика находим в отрывках: «Записки молодого человека», «В 179* году возвращался я…», «В начале 1812 года», которые объединяет сходство повествовательной манеры.

Отрывки начинаются хроникально – с даты, что подчеркивает ретроспективность изложения: « 4 мая 1825 г . произведен я в офицеры» (с. 403); « В 179* году возвращался я в Лифлян-дию » (с. 404); « В начале 1812 года полк наш стоял…» (с. 402).

В двух отрывках нарратор прямо сообщает о своем возрасте: 23 года герою отрывка «В 179* году возвращался я…» и 20 лет рассказчику в отрывке «В начале 1812 года…». В «Записках молодого человека» возраст не уточнен, но, судя по тому, что герой «произведен в офицеры», он молод.

В отрывке «Записки молодого человека» герой сосредоточен на описании почтовой станции: «Какая скука!» (с. 404). Герой-рассказчик отрывка «В 179* году возвращался я…» в ситуации со сломавшейся бричкой также становится наблюдателем деревенской жизни.

Названные отрывки отличает тождество манеры авторского повествования от первого лица, подобие начальных ситуаций, сходство сюжетных компонентов: место действия – почтовая станция; месяц – май; общая ситуация – герои изолированы на станции из-за трудностей с перекладными. Однако в зависимости от художественных задач Пушкина мир воспринимается рассказчиками по-разному.

Итак, повествовательная манера является прямым выражением особенностей поэтики и стиля писателя. Мы акцентировали внимание на принципах выбора Пушкиным в прозаических отрывках позиции повествователя. У Пушкина нет осложнения повествовательных инстанций, введение рассказчика, принимающего участие в действии, обусловливает субъективизм повествования, присутствие же нарратора – стороннего наблюдателя – объективную повествовательную форму.

В текстах, организованных по принципу внешней фокализации, где «<…> автор как первичный субъект сознания предельно умален в своем прямом, видимом, присутствии» [Спивак, 1985. С. 55], положение нарратора трудно определимо, невозможно ответить на вопрос: кто говорит?

Поскольку «повествовательное поле» сужено пределами восприятия анонимного наррато-ра, то отрывок отличает философская «беспристрастность» изображения жизни. В данной стратегии повествования отражена отмеченная З. А. Лежневым особенность Пушкина-прозаика: «стремление <…> заставить говорить события и факты» [Лежнев, 1966. С. 136]. Давая слово нарратору-очевидцу, который изображает события объективно, Пушкин будто отодвигает свою личность в тень, тем самым уклоняясь от значимости произнесенных слов. Повествование с очевидной авторской ноль-позицией [Журчева, 2015. С. 135] наблюдается у Пушкина, например, в отрывках о жизни светского общества.

В прозаических отрывках с внутренней фокализацией повествователь, который выражает мысли от первого лица, в соответствии со схемой «я повествую о себе», персонифицирован: друг, жених, офицер и т. д. Монолог, самопрезентация, исповедальность, отличающиеся субъективной оценкой действительности и ограниченные личным опытом рассказчика, позволяют читателю воспринимать изображаемое как реальность. Вариант, когда в роли повествующей инстанции выступает непосредственный участник событий, с одной стороны, дистанцирует самого Пушкина от повествуемой истории, а с другой – мотивирует естественность и эмоциональную напряженность речи героя, который «высказывает все начисто».

Речевое поведение нарратора в пушкинских отрывках, которое можно детерминировать как «болтовню», сближает вымысел с действительностью. Повествовательная манера Пушкина характеризуется простотой, непринужденностью и выразительностью речи, что создает впечатление доверительной, свободно текущей беседы.

Таким образом, повествование в отрывках Пушкина отличает внутренняя фокализация, и исповедальность ведущего монолог героя позволяет читателю воспринимать изображаемое как реальность.