Стандарты доказывания в практике судов общей юрисдикции четвертого кассационного округа

Изучение существующих стандартов доказывания, возможность их применения в российской правовой системе, использование и толкование их Верховным cудом РФ (далее – ВС РФ) – все это актуальные, широко обсуждаемые темы отечественной правовой науки. Наиболее часто в этом контексте теоретики анализируют практику Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ и нижестоящих арбитражных судов. Практика применения стандартов доказывания первоначально была введена Высшим арбитражным судом РФ (далее – ВАС РФ) и затем распространилась на арбитражную практику. Начиная с 2014 г. ВАС и ВС РФ сформировали массив дел (в основном банкротных), в которых это понятие стало использоваться и постепенно наполняться определенным смыслом [1]. Однако с подачи Верховного суда РФ практика внедрения таких стандартов распространяется на суды общей юрисдикции, что неудивительно: вопросы теории доказывания не являются уникальными только для арбитражного судопроизводства.

В настоящей статье рассмотрены аспекты применения стандартов доказывания судами общей юрисдикции Четвертого кассационного округа. Территориальная подсудность Четвертого кассационного суда общей юрисдикции включает в себя суды следующих субъектов Российской Федерации: Республики Адыгея, Республики Калмыкия, Республики Крым, Краснодарского края, Астраханской, Волгоградской, Ростовской областей, Севастополя.

По результатам исследования судебной практики судов Четвертого кассационного округа можно сделать вывод, что практика применения стандартов доказывания постепенно покидает сферу банкротства, для которой она раньше была практически эксклюзивной. Однако практика судов общей юрисдикции округа в части использования таких стандартов остается крайне разнородной.

Так, в качестве положительного примера можно отметить решение Анапского городского суда Краснодарского края от 24 апреля 2019 г. по делу № 2-294/2019 [2]. Фабула такова: истец Г. обратился в суд к ответчику А. с требованием о взыскании неосновательного обогащения. В обоснование иска Г. указал, что в августе 2017 г. посредством системы денежных переводов «Золотая корона» по устной договоренности ответчику А. истец перевел денежные средства для приобретения автомобиля, которые А. обязался ему возвратить в срок до декабря 2017 г., однако не вернул. Ответчик против иска возражал, ссылаясь на то, что денежные средства фактически были перечислены Г. иному лицу, Д., по личной просьбе последнего, который являлся финансовым директором ООО «Континент», где ответчик работал в должности главного инженера. В банке Д. посредством телефонной связи сообщил Г. установочные данные А. для осуществления денежного перевода. После получения А. денежных средств в банке, последний передал их Д., при этом при передаче денежных средств присутствовал сын А. Впоследствии в отношении финансового директора ООО «Континент» Д. было возбуждено уголовное дело по факту невыплаты заработной платы, в рамках которого А. был признан потерпевшим. Суд, оценив представленные доказательства, пришел к выводу о наличии неосновательного обогащения на стороне ответчика. Суд указал, что доказательств, исходя из действующего стандарта доказывания, объективно подтверждающих передачу денежных средств в указанном размере Д., ответчиком суду не представлено и судом не добыто, а показания допрошенных свидетелей (сына и супруги ответчика) не могут быть приняты во внимание, поскольку они являются близкими родственниками А., в связи с чем у суда имеются разумные сомнения в их объективности.

Возможно ли, что истинной была именно версия ответчика о произошедших между ним и истцом событиях? По нашему мнению, вполне. Вместе с тем суд, совершенно верно применив стандарт «баланс вероятностей» и оценив представленные суду письменные доказательства, пришел к выводу, что более вероятным является факт неосновательного обогащения на стороне ответчика, а не исполнение ответчиком поручения истца о передаче денег третьему лицу.

Следует также отметить решение Батайского городского суда Ростовской области от 10 марта 2021 г. по делу № 2-543/2021 [3]. Банк обратился с иском о взыскании задолженности к наследственному имуществу, в дальнейшем ответчик был заменен на наследника, принявшего наследство. Оценивая представленные истцом доказательства, суд указал, что содержащиеся в материалах дела отчеты по кредитной карте отражают лишь размер задолженности заемщика и являются согласованным сторонами документом, в соответствии с которым производится исчисление суммы обязательного платежа и общей суммы задолженности на отчетную дату, но не подтверждают фактического предоставления денежных средств клиенту. Однако, поскольку ответчик не оспаривал факт предоставления денежных средств, суд счел возможным принять отчеты по кредитной карте в качестве доказательства такого предоставления, не устанавливая повышенные стандарты доказывания искомого факта. По нашему мнению, такая позиция законна и обоснованна с учетом принципа состязательности сторон.

Вместе с тем анализ судебных актов свидетельствует о том, что и поныне у судов возникают сложности с пониманием природы и сущности стандарта доказывания, тем более его применения.

Так, Четвертый кассационный суд в кассационном определении от 1 декабря 2020 г. по делу № 88-25713/2020 сделал интересный вывод [4]. По мнению суда, повышенный стандарт доказывания применяется к спорам, рассматриваемым в делах о банкротстве. Обращение к подобным требованиям в ординарном (общеисковом) процессе повлечет необоснованное возложение обязанностей на участников процесса в отсутствие очевидного критерия, которым является особая процедура рассмотрения дела о банкротстве, т. е. будет необоснованно расширять усмотрение суда. Представляется безосновательным суждение о том, что использование повышенного стандарта доказывания расширяет сферу судейского усмотрения. Вместе с тем такой стандарт, действительно, не должен применяться в ординарном процессе.

В качестве иного примера можно выделить определение Четвертого кассационного суда общей юрисдикции от 29 октября 2020 г. по делу № 88-23190/2020 [5]. Истец обратился в суд с требованием о взыскании с ответчика задолженности по договору займа и процентов за пользование чужими денежными средствами, представив в качестве доказательства заключения договора и передачи денежных средств расписку. Коллегия указала, что « буквальное значение изложенного в расписке не позволяет установить наличие договора займа, срока договора и обязанности возвратить полученные по расписке денежные средства », хотя суды первой и апелляционной инстанций пришли именно к такому выводу. Кроме того, коллегия отметила, что несоблюдение простой письменной формы сделки с учетом поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе в получении необходимой информации, не исключает применения повышенного стандарта доказывания. Коллегия определила, что с учетом отсутствия иных, в том числе письменных, доказательств получения денежных средств и их возврата ссылка истца на наличие основания передачи денежных средств по договору займа сама по себе не является безусловным и исключительным доказательством факта заключения сторонами соглашения о займе.

В указанном примере наглядно демонстрируется необходимость формулирования практики применения стандартов доказывания высшей судебной инстанции. Возможно, суд кассационной инстанции пришел к обоснованному выводу об использовании повышенного стандарта доказывания спорных обстоятельств на основании исследования материалов дела, однако, на наш взгляд, данная позиция нуждается в дополнительной аргументации.

Апелляционное определение Краснодарского краевого суда от 28 ноября 2019 г. по делу № 33-41062/19(2-6298/19) [6], к сожалению, повторило текст вывода, сделанного Верховным судом РФ в определении № 306-АД18-6500 от 9 октября 2018 г. по делу № А65-22465/2017 [7]. Участниками указанных дел являлись одно и то же хозяйственное общество и территориальный орган Управления Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека. Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного суда РФ указала, что возложение на административный орган повышенного стандарта доказывания факта несоблюдения указанного расстояния лицом, торгующим в розницу табачными изделиями, из норм права не следует, и суд общей юрисдикции в своем судебном акте скопировал этот вывод.

Представляется, что редакционная неточность формулировки позволяет неверно истолковать истинный смысл определения Верховного суда РФ. Конечно, возложить на сторону в процессе можно только бремя доказывания того или иного факта. Стандарт доказывания - это минимальная, пороговая степень субъективной уверенности, убежденности судьи (присяжных) в истинности спорного факта, при которой суд приходит или должен приходить к выводу о достаточности доказательств и признании бремени доказывания выполненным. При достижении этого порогового уровня бремя опровержения переносится на оппонента, и если тот своими контрдоказательствами не снизит уверенность суда ниже уровня стандарта доказывания, суд будет исходить из признания факта установленным [8].

В решении Армавирского городского суда Краснодарского края от 11 декабря 2019 г. по делу №2-517/19 суд пришел к следующим выводам [9]. По мнению суда, в исковом производстве в гражданском процессе по требованию о признании сделки мнимой на стороны сделки распространяется более высокий стандарт доказывания законности сделок. При этом суд сослался на «банкротные» определения Судебной коллегии по экономическим спорам (далее - СКЭС) ВС РФ. Это же правовое обоснование было использовано судом в решении от 27 мая 2020 г. по делу № 2-5/2020 [10]. Ссылка на судебные акты СКЭС ВС РФ в мотивировочной части судебного акта, по нашему субъективному мнению, нуждается в дополнительном правовом обосновании.

Примечательным является и решение Ворошиловского районного суда Ростова-на-Дону от 20 ноября 2018 г. по делу № 2-4168/2018 [11]. Фабула дела такова: Банк (цедент) заключил с Обществом-1 (цессионарий) три договора цессии, которые были обеспечены поручительством Общества-2. Обществу-2 на праве собственности принадлежал объект капитального строительства № 1. Общество-2 было реорганизовано, из него выделено Общество-3. Из объекта капитального строительства № 1 был выделен объект недвижимости № 2 и передан по передаточному акту вместе со всем ликвидным имуществом и активами Обществу-3, учредителями и директором в котором были топ-менеджеры Общества-2. Наконец, Общество-3 реализовало по заниженной цене в рассрочку объект недвижимости № 2 гражданке С. и именно эту сделку Банк просил признать недействительной, применить последствия недействительности сделки в виде двусторонней реституции. Ворошиловский районный суд Ростова-на-Дону исковые требования удовлетворил, а в качестве одного из оснований для этого в мотивировочной части исходил из того, что поскольку Банк не является участником отношений между Обществом-2, Обществом-3 и гражданкой С., то для опровержения любого довода ответчиков Банку, с учетом пониженного стандарта доказывания, достаточно привести обоснованные сомнения относительно реальности приводимых ответчиками фактов. Ворошиловский районный суд применил некий «трехступенчатый стандарт доказывания», якобы отраженный в определениях Верховного суда Российской Федерации. Ошибки пришлось исправлять суду вышестоящей инстанции, и апелляционным определением Ростовского областного суда от 26 марта 2019 г. по делу № 33-4508/2019 указанное решение было отменено [12].

Решением Симферопольского районного суда Республики Крым от 20 июля 2020 г. по делу № 2-869/2020 истице отказано в удовлетворении исковых требовании о признании долга по расписке общим имуществом супругов, взыскании с ответчика денежных средств [13]. Истица в качестве доказательств представила долговую расписку, подтверждающую возврат денег по договору займа, и показания свидетелей, подтверждающих, что заемные средства были израсходованы на операцию мужа. По мнению суда, при рассмотрении дела по приведенным истицей основаниям доказательства получения денежных средств и их расходования в интересах семьи должны соответствовать высоким стандартам доказывания и с необходимой степенью достоверности подтверждать те фактические обстоятельства, от которых зависит разрешение спора. По нашему мнению, в данном случае суд необоснованно завысил стандарт доказывания для истицы, однако апелляция оставила решение суда первой инстанции в силе (апелляционное определение Верховного суда Республики Крым от 15 октября 2020 г. по делу № 2-869/2020). Аналогично, указанный районный суд в ходе рассмотрения дела по требованию прокурора об истребовании из незаконного владения земельных участков и возврата их муниципальному образованию указал, что доказательства фиктивности решения органа местного самоуправления должны соответствовать высоким стандартам доказывания и с необходимой степенью достоверности подтверждать те фактические обстоятельства, от которых зависит разрешение спора [14]. Неясно, почему в гражданском споре суд, по сути, применил повышенный стандарт доказывания для органа публичной власти. Суд мог мотивировать отказ в удовлетворении исковых требований иначе, но отказал именно в связи с недоказанностью обстоятельств, имеющих значение для дела.

Социальная потребность в осуществлении доказывания обусловлена состоянием конфликта, неурегулированностью общественных отношений. В ходе доказывания заинтересованное лицо, отстаивая свою позицию, стремится к устранению социальной неопределенности и приведению социальных отношений в соответствие с требованиями закона.

Одновременно необходимо учитывать, что социальные изменения, вызванные доказыванием, имеют обратную сторону. Измененные социальные отношения в окружении проигравшего правовой спор лица порождают негативное отношение к праву, доказыванию, правоприменению [15, с. 259]. Для выполнения социального назначения доказывания необходимо, чтобы в результате доказывания у суда, участников процесса и любого гражданина, имеющего сведения о конкретном процессе, существовало убеждение в правильности, достоверности установления обстоятельств дела и справедливости решения. Как отмечали Л. Кадье (Франция) и О. Чейз (США), характеризуя состояние современной научной разработки проблем доказательств и доказывания, «основное социокультурное значение доказывания (Proof), наряду с его интеллектуальной функцией, заключается в получении утверждения, которое мы заранее принимаем. Функция доказывания – формирование убеждения, или, что то же самое, – получение одобрения. Обеспечивая достижение удовлетворяющего этому требованию относительно истинного знания, доказывание выполняет универсальную, не имеющую национальных границ функцию установления социальных связей, реализация которой может отличаться от страны к стране. Обладающее свойством res judicata судебное решение также не является абсолютно истинным (Truth), оно только рассматривается в качестве такового в целях обеспечения социальной гармонии» [16]. Следовательно, когда суды устанавливают разные стандарты доказывания по аналогичным делам, противореча друг другу, а иногда и сами себе, субъективно участниками гражданского оборота такие судебные акты воспринимаются как несправедливые.

Подтверждением необходимости обеспечения единообразия судебной практики служат пункт 3 ст. 308.8 Арбитражного процессуального кодекса РФ [17], пункт 3 ст. 391.9 Гражданского процессуального кодекса РФ [18], пункт 3 ст. 341 Кодекса административного судопроизводства РФ [19], которые в качестве основания для отмены судебного акта в порядке надзора называют нарушение единообразия судебной практики.

Применение стандартов доказывания постепенно входит в практику судов общей юрисдикции Четвертого кассационного округа. Тем не менее должно пройти время для того, чтобы суды разобрались с правовой природой стандартов доказывания и научились правильно их использовать. Кроме того, судам зачастую недостает имеющих нормативную силу разъяснений Верховного суда РФ и Научно-консультативного совета Четвертого кассационного суда общей юрисдикции по вопросам установления и применения стандартов доказывания.