Становление государственных церковных отношений в России: историко-культурный анализ

еремин алеКсандр владимирович — кандидат исторических наук, доцент, начальник отдела научных исследований ярославского государственного педагогического университета им. К. д. Ушинского (ягПУ)

eReMin AleXAndeR vlAdiMiROviCh — ph.d. (history), Associate professor, head of department of scientific research, yaroslavl State pedagogical University named after K. d. Ushinsky

в основах социальной концепции русской православной церкви подчеркивается, что наилучшей формой взаимодействия государства и церкви является византийская «симфония», которая предполагает независимое сотрудничество двух институтов на благо духовного возрастания общества. несмотря на разную природу и разные функции, они, как тело и душа, взаимодействуют сообща. государство должно обеспечивать укрепление христианских основ общества, защищать православные устои всеми имеющимися средствами. церковь должна духовно окормлять и обеспечивать духовную наполняемость жизни, определять путь развития, указывая власти божью волю. в iX веке появляется практика венчания и миропомазания царя. император получает особый дар от бога на управление государством, империя воцер-ковляется.

идея была сформулирована императором Юстинианом i в vi веке 6 новелле Патриарху епифанию. во второй половине iX века византийская «симфония» была сформулирована в «Эпанагоге».

однако эта идея, несмотря на то, что приобрела догматический характер, не получила полного развития. византийские императоры постоянно нарушали этот принцип, часто обосновывая это необходимостью усиления властных полномочий в религиозной сфере из-за угрозы православию. идея византийской «симфонии» трансформировалась в це-заропапизм — полное возвышение императора над священной властью.

заимствовала ли русь модель «симфонии»? о заимствовании данной модели можно говорить только на уровне догматического богословия, которое имело возможность воплотиться в реальные практики в силу отсутствия на руси традиций сильной власти. вертикализация власти, вообще, была не приемлема для славян, политическая сфера которых основывалась на традициях непосредственной демократии. византийская «симфония» перестала быть византийской после того, как заимствованная форма наполнилась уникальным цивилизационным содержанием, которое мы можем назвать «русской симфо- нией». в чем её суть?

если византийская «симфония» оставляла за светской властью значительное влияние на процесс принятия решений по церковным вопросам: утверждение соборов императорами, назначение патриархов, митрополитов, епископов, перемещение священников, территориальное деление и другие вопросы (влияние традиции сильной светской власти, признаваемой церковью богоустановленной), то священство на руси было независимо от власти, так как назначалось византийским патриархом, находящимся в зависимости от императора, который фактически имел возможность управлять русской церковью. византийский император воспринимался духовенством как единственная власть, которая объединяет всех христиан, как власть легитимная. то есть русь и византия воспринимались духовенством как одно государство. и такое восприятие православия на руси мы находим даже на рубеже Xiv—Xv веков.

Представление о первостепенности священной власти было основополагающим, оно сохранялось вплоть до конца Xvii века, несмотря на случавшиеся конфликты между властью светской, нарушающей этот принцип (андрей боголюбский в Xii веке, иван грозный в Xvi веке, алексей михайлович в Xvii веке), и церковью.

Первостепенство священной власти над княжеской в древней руси было явлением укоренившемся в сознании людей, закрепленным в политических, социокультурных практиках. Примечателен тот факт, что многие князья принимали иноческий постриг в конце своей жизни, как бы подчеркивая первостепенное значение священства. так, например, поступил перед смертью в 1263 году александр невский, приняв схиму с именем алексий. однако концептуальное осмысление и обоснование идеи началось в Xiv веке, когда митрополиты формулируют данный принцип для его официального признания и закрепления. рефлексирование статуса церкви в государстве было необходимо вследствие роста политического могущества русских князей. именно в Xiv веке начинается тенденция ослабления золотой орды, развивается процесс политической интеграции, который церковь поддерживала полностью, определившись с центром будущего единого православного государства. Появление интенций к созданию своей государственности является причиной систематического обоснования духовенством преимущества священства над царством. митрополит Петр в период правления ивана Калиты высказывает мысль о том, что «а который иерей святую литургию священствовал, тогда царя честней: никто бы не усидел против него; аще кто усидит, проклят тот человек есть от небесных сил» [2].

митрополит Фотий также в Xiv веке в своих грамотах обосновывает мысль о том, что священство выше мирской власти: «о великом божьем священстве, еже елико есть от-стояще небо от земли, толико отстоит христово священнодействуемое таиньство от всякаго превышьшаго сана, паче мирскаго» [2]. митрополит даниил называет священную власть золотом, а княжескую серебром. Подобное мнение встречается повсеместно. идея эта разрабатывалась и актуализировалась вплоть до Xvii века.

У Ф. а. терновского находим интересный факт: на соборе в 1503 году, когда обсуждался спор об имуществе церкви, был зачитан документ «вено Константиново». в документе провозглашается факт закрепления за монастырями права иметь недвижимость, а также первостепенство духовной власти. более того, император определяет место государственной власти через свое уподобление конюшему, который должен водить под патриархом лошадь, заповедуя делать это всем императорам [3]. м. а. дьяконов замечает, что митрополит макарий в Xvi веке включил это произведение, как и другие решения собора, в письмо ивану грозному [1]. в 1653 году Патриарх никон повелел напечатать этот документ в печатной кормчей, вследствие чего документ получил известность. Эти обоснования и наставления княжеской, а затем и царской власти имели большое значение. они трансформировались в корректные обрядовые практики. с появлением в россии царя с 1558 года обряд «хождения на осляти», символизирующий въезд христа в иерусалим становится традицией.

на руси сформировалась новая парадигма, ставшая основой цивилизации — идея создания христоцентричного государства, где духовная власть признается выше светской. она может указывать, корректировать, советовать князьям, как поступить в той или иной ситуации. она легитимизирует князей и царей, берет на себя интегративные функции сплочения людей, что проявилось в годы раздробленности, сопровождавшейся постоянными усобицами, во время внешней опасности. Князья обращались к епископам за советом и, как правило, неукоснительно следовали ему.

вместе с идей верховенства священной власти над царской, укоренившейся на русской земле, из византии пришла идея богоизбранности мирской власти. Эта мысль встречается в послании митрополита иллариона, никифора и других святителей. однако её развитие было крайне слабым. актуализация этой идеи происходит во время усиления централизации власти. но даже при сильных князьях, которые вступали в конфликт с церковью, общее положение дел не менялось — рПц признавалась главным институтом, который легитимизирует власть, священство находилось в более высокой позиции в силу религиозного обоснования своего положения. так, например, известен факт конфликта андрея боголюбского с епископом нестором во второй половине Xii века. Князь прогнал епископа из-за возникших разногласий и обратился к патриарху луке хрисовергу заменить его и образовать во владимире отдельную митрополию. однако патриарх отдает дело на рассмотрения местного собора, который решает дело в пользу епископа.

светская власть была обязана повиноваться духовной, если на то была воля последней. в церковной литературе мы можем найти много различных писем, грамот епископов, митрополитов русским князьям и царям, в которых предписывается действовать так, как велит церковь — под угрозой наказания в будущей жизни.

Парадигма «русской симфонии» была основной моделью взаимодействия церкви и го- сударства до конца Xvii века и определяла развитие государственности. Эта парадигма развивалась духовенством, которое находило поддержку у константинопольского патриарха, видевшего в сложившемся положении дел реализацию идеальной формы византийской «симфонии», отсутствовавшей в полноценном виде в византии, но нашедшей продолжение своего развития в русских землях.

необходимо еще раз подчеркнуть, что от русской власти духовенство было свободно, что привело к созданию такой ситуации, когда священство стало выше царства. церковь не только легитимизировала власть, но и корректировала её действия. все решения князей, как правило, согласовывались с епископами и митрополитом.

в связи с централизацией власти и падением роли византии как православного центра церковная иерархия акцентирует свое внимание на политической поддержке русских князей, способствует формированию единой, сильной власти, которая должна позаботиться о православии вместо византийского императора. легитимизация власти, получившей в Xv веке право санкционировать назначение русских митрополитов (автокефалия русской церкви) напоминала модель византии. однако было одно важное отличие — положение церкви в отношениях с государством не менялось — священство оставалось выше царства даже во время появления царей в Xvi веке. более того, мы можем сказать, что с появлением патриаршества русская симфония приобрела тенденцию к теократии вплоть до развития абсолютизма.

Природа византийской «симфонии» — смешение двух традиций государственности — римской (личность подчиняется царю, а значит, владычество императора признают все институты, включая церковь) и христианской (всякая власть от бога, государство — хри-стоцентрично, царь должен обеспечивать обществу божие подобие, а значит, должен слушать и подчиняться церковной воле). Появление идеи византийской «симфонии» — это попытка найти консенсус между церковью и государством и предотвратить споры, что не удавалось воплотить по причине сильной тра- диции сакрализованной абсолютной власти.

в россии мы видим тенденцию укрепления парадигмы «русской симфонии», которая развивалась в византийских формах (идея византийской «симфонии») и имела цель воплотить в жизнь идеальный концепт, не реализовавшийся в византии. однако модель, сложившаяся в россии, была разбалансирована укреплением теократических тенденций в Xvii веке (при патриархах Филарете, никоне), что затем привело к конфликту с властью, положившему начало укреплению абсолютизма.

можно констатировать тот факт, что вместе с православием и греческим духовенством в россию пришли и идеи теократии, це-заропапизма. «русская симфония» определяла божественное происхождение царства, но не определяла четких границ между властью священной и светской, что приводило к актуализации модели цезаропапизма, который, впрочем, не получил должного развития в силу укоренившегося авторитета церковной власти. отдельные конфликты князей с представителями высшей церковной иерархии выглядят скорее как исключение, так как в конечном счете спор решался в пользу церкви (вспомним конфликт с епископом андрея бо-голюбского, дебаты ивана iii с нестяжате-лями и др.). византийская модель цезаропа-пизма и даже модель византийской «симфонии», в том виде, в котором она существовала в византии после её появления, не получила развитие в россии в силу отсутствия римской традиции власти. однако с культурными паттернами мессианского универсализма, унаследованными от византии и распространяемыми греческим духовенством, возникли идеи создания священной империи, которые усиливали роль власти, а значит, провоцировали актуализацию парадигмы цезаропапиз-ма. с гибелью византии у московских князей были все основания заявить о том, что моск-ва является третьим римом, а русские государи — наследниками римских императоров. однако традиции сильной власти были слабы даже в Xvi веке. Правление ивана грозного и силовая централизация власти — это явления, не характерные для российской ци- вилизации в силу отсутствия подобных политических практик. а сам иван iv не мыслил без церковной легитимности своей власти, несмотря на то, что у него часто возникали конфликты с церковью. Парадигма «русской симфонии» стала важной составляющей русской цивилизации, которая, надо отметить, актуализирована в современной россии.

в постсоветской россии русская православная церковь воспроизводит модель «русской симфонии», облеченную в догматические формы византийской «симфонии». логика ревитализации такой модели обнаруживается в государственной инициативе предоставить церкви полную свободу и сотрудничать с ней в социокультурной сфере, что и закреплено в законодательных актах. государственная политика постсоветских времен во многом объяснялась общественными устремлениями к разрушению идеологического концепта, переставшего быть интеграционным императивом для общества. стремление к осознанию своей идентичности запускает механизм ревитализации цивилизационных практик, парадигм, которые становятся актуальными. с появлением религиозной свободы и началом формирования новой российской государственности, которая была заинтересована в духовной легитимизации своей власти и в поддержке церкви, воспроизводится и модель «русской симфонии».

однако можно предположить, что полное осуществление такой модели взаимоотношений государства и церкви возможно при условии христоцентричной парадигмы, поддерживаемой государством, которое закрепляет особую роль православия и церкви в социокультурной сфере. «русская симфония» и, тем более, «византийская симфония» в своей концептуальной основе не предполагают полного отделения государства и церкви. власть «дает обещание» организовывать жизнь на христовых заповедях, слушать духовенство, защищать православную культуру. Принцип, заявленный в основах социальной концепции, на первый взгляд представляется моделью взаимодействия государства и церкви, который соответствует принципу светскости государства, когда от- сутствует какая-либо определяющая система ценностей или идеология. однако модель «симфонии» как раз и предполагает наличие такой ключевой системы ценности, или национальной идеи. анализируя социальную концепцию рПц, мы можем сказать, что постулаты раздела «церковь и государство» содержат позиции, которые напрямую указывают на то, что церковь видит идеальной форму «симфонии», в основе которой приоритетность положения церкви. она является легитимизирующей силой, контролирующей государственные действия на предмет соответствия духовно-нравственным параметрам. церковь может призвать к неповиновению и указывать государству на ошибки. Конечно, ни о каких теократических тенденциях здесь говорить не приходится, так как современная действительность в основе своей секулярна и не связывает жизнь человека всецело с религией и церковью. будет неверно сказать о том, что государство обозначает свои намерения к цезаропапиз-му. но здесь актуален для понимания современных государственно-церковных отношений вопрос: насколько государство готово воспроизводить такую форму взаимодействия? на основании фактических данных мы можем сказать, что такие тенденции в постсоветской россии имеют место. вероисповедная политика развивается в русле, ориентированном на сближение с рПц, о чем свидетельствуют и законодательство, и возрастающая активность церкви, и количество совместных проектов двух институтов. нужно отметить, что все это происходит в рамках принципа светскости и равных для всех религиозных организаций возможностей в правовом поле. однако на практике получается совсем по-другому. и это объяснимо, так как и государство и церковь не могут выйти за рамки цивилизационной специфики, они воспроизводят паттерны существовавшие веками. возрастание национального самосознания, восстановление величия страны, актуализация имперских амбиций, трансформированных в понимание особой важности россии в геополитике, — все это актуализирует религиозные импера- тивы, культурной основой которых является православие. русская православная церковь, таким образом, связывается с идентификационным паттерном далеко не только верующими или воцерковленными людьми, но и теми, кто осознает важность православия для историко-культурного процесса россии и воспринимает его как концепт, позволяющий идентифицировать себя частью единого культурного пространства.

в постсоветской россии мы видим, конечно, ситуацию несколько иную, чем в византии или в досоветской россии, так как государство официально не идентифицирует себя православным, несмотря на то, что тенденции к этому есть. однако вопреки тому, что нейтральность и светскость законодательно закреплены, власть неотделима от культуры, а она имеет в себе механизмы, которые законами нельзя отменить. все это приводит на практике как раз к ситуациям, которые свидетельствует о стремлении к православным интегральным императивам. власть не может существовать без интегральных начал, которые она видит в православии. Этим объясняется неформаль- ное приоритетное сотрудничество с рПц, в том числе и на личном уровне — совместные встречи, неофициальные контакты. другими словами, мы можем наблюдать сближение церкви и власти в силу культурных оснований. власть ищет духовную легитимизацию в целях поиска нерациональных оснований своей политической деятельности. апелляция к православию и рПц — это один из вариантов укрепления своего положения в переходную эпоху. государство ищет ресурсы для интеграции и лояльности общества. Этот сигнал поддерживает церковь, даже понимая что «симфония» (в том варианте, который обозначен в социальной концепции рПц) в условиях изменившихся парадигм существования вряд ли возможна.

таким образом, стремление двух институтов к формам взаимодействия, которые законодательно закрепляют приоритетное положение православия, а также тенденция к административному ресурсу регулирования религиозной сферы свидетельствуют об актуализации механизмов, которые были актуальны для россии длительный исторический период.