"Strepitu belli propelluntur artes": латинский афоризм Достоевского

и публицистических текстах1, но наиболее показательно обращение к крылатой латыни в рабочих записях, где фоновые лингвокультурные знания проявляются спонтанно2. По наблюдению И. В. Ружицкого, «в записных книжках Достоевского, набросках, планах произведений нет адресата, соответственно, нет и не может <быть> никакого воздействия на читателя, а есть только фиксация в сжатом виде результатов каких-либо авторских размышлений» [Ружицкий: 215].

Научные издания записных книжек и тетрадей Достоевского, как правило, дают перевод латинских цитат (не всегда, впрочем, верный), оставляя за рамками их текстологический анализ и комментарий. Между тем латинские слова и выражения отнюдь не редко встречаются в рабочих записях. Самые частотные из них функционируют в качестве текстовых помет: это излюбленная Достоевским анаграмма NB ( Nota bene! ), в изобилии встречающаяся во всех его записях, а также помета Memento / Pro memoria , которой писатель обозначал предстоящие дела или вопросы, требующие дополнительного обдумывания. В целом же, латинские цитаты в качестве устойчивых выражений органично вписываются в текст Достоевского: Tabula rasa, Status in statu, Sine qua non, Modus in rebus, Ergo, Eheu ³ и т. д.

Среди латинских цитат, представляющих собой набор частотных афоризмов, своего рода языковых клише, включенных в гимназический минимум, выделяется одна, требующая отдельного комментария.

В записной книжке Достоевского 1860–1862 гг. (хранится в ОР РГБ. Ф. 93.I.2.6) в верхней части страницы 46 сделана запись карандашом:

Илл. 1. Фрагмент из записной книжки Достоевского 1860–1862 гг. с фразой на латинском языке (ОР РГБ. Ф. 93.I.2.6. С. 46)

Fig. 1. Fragment of Dostoevsky’s 1860–1862 notebook with a phrase in Latin (Russian State Library. F. 93.I.2.6. P. 46)

В публикациях эта запись расшифровывается: Strepito belli propellentur artis4. Предлагаемый перевод: «Грохот войны разгоняет искусства». Между тем в записной тетради 1876–1878 гг. (хранится в РГАЛИ. Ф. 212.1.16) на странице 154 эта же латинская фраза написана чернилами, имеющими, по сравнению с карандашом, бóльшую четкость, что позволяет уточнить прочтение:

Илл. 2. Фрагмент из записной тетради Ф. М. Достоевского 1876–1878 гг. с фразой на латинском языке (РГАЛИ. Ф. 212.1.16. С. 154)

Fig. 2. Fragment of Dostoevsky’s 1876–1878 notebook with a phrase in Latin (The Russian State Archive of Literature and Arts. F. 212.1.16. P. 154)

Однако при публикации расшифровка и перевод остались теми же (см.: [Неизданный Достоевский: 600]; ( Д30 ; 24: 296)), то есть неправильными: допущено три ошибки в написании латинской фразы, состоящей из четырех слов, в то время как самим Достоевским фраза была написана грамматически верно: Strepitu belli propelluntur artes . Не совсем точен (хотя и не содержит таких явных ошибок, как латинское написание) и предлагаемый перевод, который передает общий смысл, но не грамматическую структуру предложения (см.: [Тарасова, Заваркина, Панюкова: 25]).

Открытым остается вопрос о происхождении латинской фразы. Корпус античных и средневековых текстов такого выражения не содержит. По замечанию М. В. Заваркиной, «известны близкие по смыслу устойчивые сочетания. Например, латинская поговорка: “Когда говорят пушки, музы молчат” (“Inter arma silent Musae”) — или ставшая крылатым выражением фраза Марка Туллия Цицерона (52 г. до н. э.) из речи в защиту Милона: “Когда гремит оружие, законы молчат” (“Inter arma silent leges”)» [Тарасова, Заваркина, Панюкова: 61]. Приводимые примеры привлекаются исходя из их смысла и русского перевода, в который, по сравнению с латинским оригиналом, добавлены слова, усиливающие контрастность противопоставления молчащих Муз / законов и шума войны : латинское inter arma (среди оружия / боя) не содержит лексического указания на звуковое сопровождение военных действий. Латинская фраза, используемая Достоевским, имеет все признаки афоризма, но при этом крылатой не является: Шумом войны разгоняются искусства .

В корпусе античных латинских текстов имеется лишь один близкий по лексическому составу вариант, который, вероятно, мог послужить основой для создания фразы Strepitu belli propelluntur artes — это строка из второй книги «Посланий» Горация, описывающая обстановку в римском театре:

«Tanto cum strepitu ludi spectantur et artes » (Ep. II, 1, 203) (« С таким шумом смотрятся игры и искусства »).

Благодаря логически выверенному и живому образному стилю5 поэзия Горация явилась источником многих афоризмов, ставших крылатыми и потерявших авторство. Так, по данным сайта Horatius.ru, насчитывается более 160 подобных горацианских высказываний6. Зачастую одно произведение становится источником нескольких крылатых фраз7.

Послание II, 1 имеет достаточно большой объем (270 строк), но не отличается афористичностью, тем не менее оно могло использоваться в обучении риторике и / или латинской грамматике.

Несмотря на то, что форма strepitu у Горация зависит от предлога cum , извлечение strepitu ludi spectantur et artes из контекста стихотворной строки грамматически возможно: беспредложный ablativus начинает играть роль ablativus modi (творительный падеж образа действия, отвечающий на вопрос «как?», «каким образом?») и получившаяся фраза приобретает значение: «В шуме (с шумом) смотрятся игры и искусства».

Примечательны ритмический (одинаковое количество слогов и практически совпадающие ударения), лексический (совпадение первого и последнего слова) и грамматический (некоторая «игра» омонимичными грамматическими формами) параллелизмы фразеологических новообразований, которые можно отобразить в следующей схеме:

Abl. instrumenti — чем? «шумом»	strepitu		Abl. modi — как? «с шумом»
Gen. subjectivus — чего? «войны»	belli	ludi	Nom. pl. — что? «игры»
	propelluntur	spectantur (et)
Nom. pl.	artes		Nom. pl.

Грамматико-синтаксическое сопоставление двух фраз подтверждает, на наш взгляд, один из вероятных путей возникновения выражения Strepitu belli propelluntur artes : не являясь оригинальным латинским текстом, оно могло использоваться как материал для ученического упражнения по созданию афоризма с соблюдением языковых, стилистических и художественных норм латинского языка.

Эта версия тем не менее не отвечает на вопросы: откуда это выражение знакомо Достоевскому? Почему именно к нему он обращается в своих рабочих записях?

Выскажем некоторые предположения.

Достоевский хорошо знал латинский язык. Настолько хорошо, что, например, в оригинале читал Цезаря8. Вполне вероятно, что фраза Strepitu belli propelluntur artes принадлежит самому Достоевскому. Но это единственный пример авторского перевода. Если у писателя была потребность излагать мысли по-латыни, почему он ограничился только одной фразой? Видимо, потому что она была воспринята Федором Михайловичем настолько давно, что прочно вошла в его лексикон на правах крылатого выражения. И именно поэтому временная разница между двумя записями составляет более пятнадцати лет, а сама латинская фраза контекстуально кажется не связанной с предшествующим и последующим русским текстом. Скорее всего, Достоевский запомнил эту фразу в процессе обучения латинскому языку.

Латынь была непременным элементом образования в России XVIII– XIX вв. В качестве первого учителя латинского языка для Федора и его старшего брата Михаила выступил их отец — Михаил Андреевич Достоевский. Занятия велись по учебнику Н. Н. Бантыш-Каменского⁹, наличие которого зафиксировано в описании библиотеки Достоевского [Библиотека Достоевского…: 253]. Однако интересующее нас выражение в данном учебнике отсутствует. Уровень владения латинским языком у Михаила Андреевича был очень высок — он окончил Подольскую семинарию по классу риторики, учебная программа которого предполагала глубокое погружение в латинскую словесность¹⁰. Методы обучения в семинарии включали в себя не только грамматические упражнения и переводы с латинского на русский и наоборот, но и разговорную латынь, освоение которой начиналось с заучивания достаточно большого объема афоризмов. Оттачивание навыков устной латыни проходило как в повседневном общении (ученики в стенах семинарии должны были общаться на латинском языке), так и на занятиях, например, по риторике или пиитике¹¹. Михаил Андреевич мог использовать фразу Strepitu belli propelluntur artes на занятиях с детьми.

В 1834 г. обучение братьев продолжилось в пансионе Л. И. Чермака, все предметы в котором строго соответствовали университетской программе. Латинский язык наряду с русской словесностью и Законом Божьим занимал в учебных планах одно из центральных мест (см.: [Федоров: 245]). Сохранившиеся архивные данные содержат указания имен преподавателей латыни этого периода (К. Месс и Я. П. Визард [Федоров: 250]), но кто конкретно из них работал с классом Федора Достоевского, по каким учебникам и по какой методике, неизвестно12. Так или иначе именно в это время начинает определяться «экзистенциальный вектор судьбы Достоевского с его ярко выраженной лого- и литературоцентричностью сознания» [Кошечко: 200].

Большинство учебных изданий того времени по латинскому языку содержало элементы разговорной латыни. Это могли быть как отдельные разговорники13, так и специальные части внутри грамматик и учебников14. Особое внимание уделялось фразеологии15. Издавались и отдельные лек-сиконы16. Кроме того, полностью или частично на латинском языке писались учебники и руководства по риторике и пиитике17. Выражение Strepitu belli propelluntur artes во всех этих изданиях отсутствует. Наиболее вероятный источник цитаты — пособие Н. Белюстина18 «Практическое руководство к переводам с Российского языка на латинский… составленное по Бредеру и др.», которое было распространено в российских учебных заведениях и претерпело несколько переизданий, начиная с 1817 г.19 На странице 56 издания 1830 г. в упражнении 9 первая фраза для перевода — «Шумом войны прогоняются искусства». Предлагаемый к упражнению лексический минимум содержит слова strepitus (шум), ars (искусство) и propelluntur (разгоняются).

Пособие Н. Белюстина использует перевод как методический прием: теоретическая часть каждого урока содержит изложение того или иного грамматического или синтаксического правила, а в практической части теоретический материал отрабатывается при помощи перевода с русского на латинский язык. Предложения, включенные в практическую часть, часто имеют афористичный характер, что, с одной стороны, способствует их запоминанию, а с другой — вырабатывает навык использования латинских грамматических форм и синтаксических конструкций в речи. Подобный подход, несомненно, влиял на формирование риторической культуры, сочетающей правильность грамматики с умением точно и ясно выражать мысль.

В идиостиле Достоевского афористика становится способом «акцентировки определенных, значимых в идеологическом отношении мыслей» [Шаталова: 140]. Особенностью афоризма является то, что он может «функционировать как отдельное универсальное высказывание» и «как интертекстуальное включение в другой текст» [Наличникова: 8].

Оба случая использования Достоевским фразы Strepitu belli … демонстрируют ее внешнюю изолированность, кажущуюся несвязанность с окружающим текстом (в записной тетради 1876–1878 гг. эта изолированность выражена графически в виде отчеркивания сверху и снизу). Так, в случае с записной книжкой 1860–1862 гг. Strepitu belli … находится в самом верху страницы. Далее следует текст:

« Литература въ упадкѣ, напрасно Г. Антоновичь говоритъ о Гете. Мы готовы биться объ закладъ что онъ не развернетъ Гете всю жизнь свою, а можетъ быть и не развертывалъ. Мы даже увѣрены что Г. Антоновичь и во времена процвѣтанiя литературы не развернулъ бы Гете: вѣдь надобно-же и врагамъ отдавать справедливость » (ОР РГБ. Ф. 93.I.2.6. С. 46).

Литературно-критические наброски имеют явно полемический характер. Ассоциативно латинская фраза перекликается с этими размышлениями писателя ( литература — ars, в упадке — propelluntur, врагам — bellum).

В записной тетради 1876–1878 гг. можно восстановить более прочную семантическую связь латинской фразы с предшествующим текстом. Strepitu belli… располагается внизу страничного разворота (стр. 153–154). Необходимо отметить, что на данном развороте Strepitu belli… — не единственное латинское вкрапление. В верхней части стр. 154 находим: «Разрушилось нѣчто прежнее modus in rebus (выделено мной. — А. С.). Теперь надо создать другое». И далее, в центре стр. 154: «— Ныньче (при гуманностяхъ) имѣютъ право жить люди подлые, т. е. остаются въ живыхъ болѣзненные средней силы. (mens sana)20 (выделено мной. — А. С.)» (РГАЛИ. Ф. 212.1.16. С. 154).

Основное содержание записей, находящихся на страницах 153–154, — анализ текущей политической обстановки в Европе в связи с «восточным» вопросом. В этом контексте появляются размышления о войне:

« Всякiй выходъ хорошъ, Война хороша. Сами придутъ уважая себя и другихъ заставятъ себя уважать. А потому война не за хапугу, а за благодѣянiе — наиболѣе кстати, ибо тутъ есть за что уважать » (РГАЛИ. Ф. 212.1.16. С. 154).

Тема войны — одна из сквозных в записных тетрадях Достоевского в период 1875–1878 гг.: довольно часто помета «Война» встречается на полях, раздел «Война» постоянно включается в тематические планы, повторяются вариации размышлений о нравственной стороне войны.

О трудности темы можно судить и по повторяющимся мыслям, и по авторским комментариям (« О Войнѣ, нѣтъ эта война мнѣ недается » — РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 134). Так, настойчиво разрабатывается мысль о том, что война — это благо²¹. Художественно она развилась в главе «Парадоксалист» («Дневник Писателя», апрель 1876 г.), где герой Достоевского высказывает неординарную мысль о том, что война — «самая полезная вещь». Доводом к этому тезису становится описание социальной несправедливости и порождаемого ею нравственного упадка в мирное время: «…социальный перевес во время долгого мира всегда под конец переходит к грубому богатству» ( Д30 ; 22: 124). Вопрос оппонента, могут ли развиваться во время войны науки и искусства, получает следующее объяснение: «Война их обновляет, освежает, вызывает, крепит мысли и дает толчок. <…> Если б не было на свете войны, искусство бы заглохло окончательно. Все лучшие идеи искусства даны войной, борьбой» ( Д30 ; 22: 124).

Отметим явные смысловые переклички с латинским афоризмом, переклички по методу «от противного»: латинский источник утверждает, что шумом войны искусства разгоняются, а Парадоксалист, что без войны искусство глохнет .

Возникающая антиномия является примером одной из основных категорий поэтики Достоевского — парадокса [Захаров: 186]. Отталкиваясь от некоего устоявшегося знания, парадокс через отрицание утверждает новую мысль: «Противоречие, содержащееся в парадоксе, актуализирует старое знание, “остраняет” новую идею и вовлекает читателя в орбиту сознания героя. Герой-парадоксалист — новая стадия воплощения идеи, внутренне антиномичной» [Живолупова: 185].

Этиологически парадокс связан с афористикой, поэтому правомерно в качестве одной из логических опор развиваемого парадокса предположить выражение Strepitu belli …

В «Дневнике Писателя» развивается и выкристаллизовывается мысль о связи войны и искусства. Достоевский высказывает ее уже от своего лица в главе «Спасет ли мир пролитая кровь?» («Дневник Писателя», апрель 1877 г.):

«Лишь искусство поддерживает еще в обществе высшую жизнь и будит души, засыпающие в периоды долгого мира. Вот отчего и выдумали, что искусство может процветать лишь во время долгого мира, а между тем тут огромная неверность: искусство, то есть истинное искусство, именно и развивается потому во время долгого мира, что идет в разрез с грузным и порочным усыплением душ, и, напротив, созданиями своими, всегда в эти периоды, взывает к идеалу, рождает протест и негодование, волнует общество и нередко заставляет страдать людей, жаждущих проснуться и выйти из зловонной ямы. В результате же оказывается, что буржуазный долгий мир, все-таки, в конце концов, всегда почти зарождает сам потребность войны…» ( Д30 ; 25: 101–102).

Свойственная идиостилю Достоевского афористичность нередко реализуется с помощью латинских крылатых выражений. Это можно объяснить влиянием античной традиции, приобщение к которой составляло основу полученного русским писателем образования. Из всех латинских цитат Strepitu belli propelluntur artes не является иноязычным клише. В стилистической и идейной целостности афоризма писатель обнаруживает внутреннее противоречие. Заключенный в афоризме тезис о несовместимости искусства и войны переосмысляется Достоевским и служит отправной точкой для развития парадоксальной мысли, вложенной в уста героя-парадоксалиста: война стимулирует творческую активность, пробуждает в людях высокие чувства.

Примечания

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-90037.

О латинских цитатах в художественных текстах Достоевского см., напр.: [Васильева]. Ср. следующее объяснение иноязычной формы прецедентного текста: «…некоторые слова или выражения “всплывают” в сознании и памяти говорящего именно на иностранном языке, потому что их связь с выражаемой идеей (понятием) оказывается прочнее» [Проценко: 199].

Примечательно, что это латинское слово Eheu было идентифицировано относительно недавно — в 1983 г. в работе Т. И. Орнатской (см.: [Орнатская]). До этого предлагались прочтения «Елец», «Елеи» или «Елен».

В «Описании рукописей Ф. М. Достоевского» под редакцией В. С. Нечаевой латинская фраза передана так: Strepito belli propellentum artis (см.: [Нечаева: 132]). См. также: [Неизданный Достоевский: 155]; Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л.: Наука, 1980. Т. 20. С. 153. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Д30 , указанием тома (полутома — нижним индексом) и страницы в круглых скобках.

По замечанию И. М. Тронского, «Гораций — поэт мысли и вместе с тем мастер сильного, сжатого слова и четкого, конкретного образа» [Тронский: 393].

Крылатые выражения Горация [Электронный ресурс]. URL: (18.06.2020).

Так, согласно сайту Horatius.ru, определенными «лидерами» среди од Горация являются, например, Carm. II 10, породившая пять афоризмов ( Auream quisquis mediocritatem diligit, tutus caret obsoleti sordibus tecti, caret invidenda sobrius aula = Aurea mediocritas — «Кто верен золотой середине, тот ни прозябает в мерзкой норе, ни разжигает зависть дворцами», отсюда «Золотая середина»; Saepius ventis agitatur ingens pinus, et celsae graviore casu decidunttur res, feriuntque sum mos fulgera montes — «Великаны-сосны вырываются бурей чаще, высокие башни обрушиваются тяжелее, а молнии [всегда] ударяют в вершины гор»; Iinformis hiemes reducit Iuppiter, idem submovet — «Юпитер приносит лютую стужу, и сам же ее уносит»; Si male nunc, et olim sic erit — «Если плохо сейчас, так будет не всегда»; Neque semper arcum tendit Apollo — «Не всегда натягивает лук Аполлон»), и Carm. III 24, породившая четыре афоризма ( Dira Necessitas — «Жестокая необходимость»; Dos est magna parentum virtus — «Добродетель родителей — большое приданое»; Virtutem incolumem odimus, sublatam ex oculis quaerimus invidi — «Ненавидим добродетель здравствующую, с завистью ищем исчезнувшую сглаз»; Quid leges sine moribus vanae proficiunt? — «Какая польза в напрасных законах там, где нет нравов?»).

В одном из писем Достоевского от 5–10 мая 1839 г. из Инженерного училища отцу находим: «Скажу Вам еще, что мне жаль бросить латинского языка. Что за прелестный язык. Я теперь читаю Юлия Цезаря, и после 2 ^х годичной разлуки с латинским языком понимаю решительно всё» ( Д30 ; 28 1 : 60).

Бантыш-Каменский Н. Н. Латинская грамматика в пользу российского юношества тщательно и ясно расположенная, и с переводом российским изданная коллежским асессором Николаем Бантыш-Каменским. М.: Тип. Императорского Московского университета, 1818. 392 с.

См. об этом подробнее: [Синицкий: 8–13].

• ¹¹    Приведем описание процесса обучения латинскому языку в духовных заведениях из труда П. В. Знаменского «Духовные школы России до реформы 1808 года»: «Письменные упражнения в переводах с русского на латинский задавались, как и в нижней грамматике, раза по три в неделю, но гораздо более сложные и трудные. Устные происходили каждый день; на каждое синтаксическое правило задавалось множество примеров, а для большей легкости в пользовании латинской фразеологией при устных упражнениях в переводе требовалось, чтобы ученик одну и ту же мысль, даже фразу, как можно быстрее и догадливее, перефразировал на латинском языке на несколько ладов. При изучении просодии и переводе поэтов пускались в ход перефракты или, как они назывались по-русски, ломки, состоявшие в возвращении в первоначальный вид латинских стихов, обращенных в прозу. Помимо всех этих упражнений само по себе шло упражнение в латинских разговорах» [Знаменский: 739–740].

• ¹²    По воспоминаниям младшего брата Достоевского — Андрея, учившегося в пансионе Чермака несколькими годами позже, преподавателем русского и латинского языков был Н. А. Елагин: «Учитель русского и латинского языков был один и тот же, это — Никанор Александрович Елагин. Для низших и средних классов это был учитель незаменимый! Не мудрствуя лукаво, он преподавал разумно и толково и заставлял учеников вполне понять то, что они заучивают. Грамматику этих двух языков он преподавал почти параллельно. Переводили же мы в первых двух низших классах Epistome historiae Sacrae с латинского на русский язык; а когда несколько статей было переведено письменно, то мы в классе, при закрытом латинском тексте, силились переводить с русского на латинский. Конечно, сии последние упражнения были классные, в присутствии учителя» (Достоевский А. М. Воспоминания. Ленинград, 1931. C. 98. См.: Квартира вторая. В пансионе Чермака // Электронное издание Интернет-лаборатории филологического факультета Петрозаводского университета. URL: https://philolog.petrsu.ru/amdost/vospomin/vospomin.htm ).

• ¹³    См., напр.: 1) Ланге И. Школьные разговоры. М.: В Университетской типографии, 1810. 215 с.; 2) Нечаев И. А. Новые разговоры латинские с российским в пользу юношества, обучающегося латинскому языку / изд. свящ. Ив. Алексеева, Нечаева. М.: В типографии Решетникова, 1819. 119 с.; 3) Российско-латинские разговоры, самые употребительные в общежитии, разделенные на уроки с словами, менее обыкновенными для каждого, к которым в конце прибавлено несколько пословиц и синонимов л. языка, в пользу российского юношества, изданная Э.П.С.И. М.: В Университетской типографии, 1826. 176 с.

• ¹⁴    См., напр.: 1) Шлоссер А. Грамматика латинская, в пользу обучающихся латинскому языку соч. А. Шлоссером / пер. с немецкого на российский язык Василий Чачков. СПб.: В Медицинской тип., 1810. 357 c.; 2) Реган П. Новая латинская азбука, с приобщением краткого словаря употребительнейших вещей, начертания этимологии и простейших разговоров. СПб.: Тип. Ив. Глазунова, 1820. 72 с.; 3) Собрание примеров для наставления юношества в начальном познании латинского языка, изданное Императорским Харьковским университетом. Харьков: В Университетской типографии, 1823. 119 с.

• ¹⁵    См., напр.: Лебедев И. А. Краткая латинская фразеология. М.: В типографии у А. Решетникова, 1816. 315 с.

• ¹⁶    См., напр.: 1) [Вейсман Э.] Немецко-латинский и русский лексикон… [Пер. на рус. язык И. И. Ильинский, И. П. Сатаров и И. С. Горлицкий]. St.-Petersburg: Inder Kayserl. Acad. der Wissenschafften Buchdruckerey, 1731. 48 с.; 2) [Целларий К.] Христофора Целлария краткой латинской лексикон: С российским и немецким переводом: Для употребления Санктпетербургской гимназии. СПб.: При Имп. Акад. наук, 1768. 155 с.

• ¹⁷    См., напр.: 1) Burgii. Elementa oratoria ex antiques atque recentioribus facto praeceptorum delectutironibus eloquentiae ab imis principiis ac fundamentissensim… Edidit N. Bantisch-Kamensky. M., typisimper. Mosq. Univers., 1776. 255 с.; 2) Аполлос. Правила пиитическия, о стихотворении российском и латинском, со многими против прежнего прибавлениями, с приобщением пиитико-исторического словаря…. также Овидиевы Превращения. И при конце отборные Пуб. Виргилия Марона стихи. В пользу юношества, обучающегося поэзии, и для всех российского стихотворения любителей. М.: В Синодальной типографии, 1826. 75 с.

Были рекомендованы к использованию в гимназиях следующие учебники: 1) Кошан-ский Н. Ф. Латинская грамматика с примерами для чтения и словарем / Изд. (по Бредеру) Николаем Кошанским, проф. Императорского Царско-Сельского лицея ст. сов. и кав. Издание третье. СПб.: В типографии Медицинского департамента М-ва внутренних дел, 1823. 84 с.; 2) Попов Д. П. Латинская грамматика, составленная по Цумпту Д. Поповым (бывшим профессором греческой словесности в С.-Петерб. университете). СПб.: При Имп. Акад. наук, 1838. 859 с.

• ¹⁸    Белюстин Н. Ф. Практическое руководство к переводам с российского языка на латинский с предварительным изложением правил этимологии и синтаксиса латинского языка, составленное по Бредеру, Цумфту, Дерингу и другим немецким филологам Никитою Белюстиным: Ч. 1–2. СПб.: При Имп. Акад. наук, 1830.

• ¹⁹    Благодарим профессора кафедры классической филологии СПбГУ М. М. Позднева за указание на этот источник.

• ²⁰    В Д30 дан неверный перевод этого крылатого выражения — здоровое тело ( Д30 ; 24, 296), которое полностью выглядит так: Mens sana in corpore sano — Здоровый дух в здоровом теле .

• ²¹    Напр.: « Безъ крови и войны загнiетъ человѣчество » (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 13), « Нѣтъ, война лучше теперешняго положенiя общества » (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 77), « Нѣтъ, война благороднѣе » (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 81) и пр.