Структура мотивного комплекса в любовной лирике Константина Симонова

Константин Симонов – поэт-новатор, и это прежде всего проявляется в тематическом богатстве его произведений. В них глубоко индивидуализированно представлены русская тема («Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…», 1941 и другие), темы страха смерти на войне и его преодоления («Атака», 1942);

цены победы («Сын артиллериста», 1941); трагедии отступлений и связанной с ними оккупации («Безыменное поле», 1942, «В Заволжье», 1942, «Возвращение в город», 1943), плена и отношения к солдатам, оказавшимся на чужбине («Письмо из Аргентины», 1954 ); реакции общества на «фронтовыхжён» и рождённых ими детей («Сын», 1954) и другие. Несомненным достижением К. Симонова является и воплощение темы любви, нерасторжимым образом связанной с реализацией в ней мотива любви, представляющего в его поэзии сложный мо-тивный комплекс.

Как известно, тема любви характерна для творчества поэта уже 30-х годов, когда интимная поэзия была не в особой чести, что объяснялось бурно проистекавшими общественными процессами: «Да и жить всего-то уж мне осталось / Две каких-нибудь пятилетки» (В. Инбер); «И разве я не мерюсь пятилеткой, / Не падаю, не подымаюсь с ней?» (Б. Пастернак).

К. Симонов же выводит на страницах трёх ранних поэм – «Возвращение» (1937), «Пять страниц» (1938), «Первая любовь» (1936–1941) – романтического героя , не властного над стихией любви.

В военные и послевоенные годы лирический герой цикла «С тобой и без тебя» (1941–1954) предстаёт как живой и вполне земной русский человек, современник сурового и величественного времени; человек со всей его силой и слабостью, думами и стремлениями, сомнениями, тревогами, победами. Подзаголовок цикла - «Лирический дневник» - помогает пониманию того, что это поэзия автопси-хологическая . В основе стихотворений – реальные будни и непростая земная любовь к Валентине Васильевне Серовой, увиденные сквозь призму личностного сознания в аспекте авторской субъективности на фоне происходящих в стране и мире событий.

Самое знаменитое стихотворение цикла – «Жди меня» (1941) [6, с. 158–159], одно из лучших в творчестве поэта К. Симонова, своего рода фронтовая молитва. Будучи сначала «личным письмом в стихах» [5, с. 52], произведение получило впоследствии всенародное признание. Образ лирической героини стихотворения «Жди меня» близок легендарному образу Ярославны, воспринимаемому как символ непобедимой женской верности и любви, способной победить саму смерть, и предстаёт в неповторимом сплаве мифопоэтических и Богородичных черт. В нём звучит ключевой мотив в структуре любовной лирики К. Симонова – мотив любви-испытания .

Для лирического героя цикла «С тобой и без тебя» характерна уверенность, что его любимая рядом с ним в самые трудные минуты его жизни. Находим этот мотив и в стихотворении «Когда на выжженном плато…» (1942). Здесь свою любимую поэт включает в число самых верных и преданных друзей:

…Она тебе там помогла, Когда ты вытащил меня. И за спасение моё, Когда я пил с тобой вдвоём, Она - ты не видал её -Сидела третьей за столом [6, с. 182].

В стихотворениях цикла нет ничего раз и навсегда данного, определённого, застывшего, как не может быть однозначным в своих чувствах ни один человек. Они [стихотворения] – рассказ о нелёгкой земной любви, своего рода «поток чувств». В них то уверенность героя в своих силах – «Ты упадёшь ко мне в земные руки, / Я не звезда. Я удержу тебя» [6, с. 163], то ироническая бравада, скрывающая сомнение в то, что и его будут ждать; то робкая надежда на счастье, то отчаяние.

Когда же герой оказывается перед лицом опасности, он забывает о будничной прозе обид, становится возвышеннее, чище; правда человеческих отношений становится для него главной опорой в жизни. И, вспоминая «вкус поцелуя на шинели», «ночной вокзал, / Холодные от горя руки...» [6, с. 156-157],-он вдруг понимает, что именно это есть настоящее. И, отбросив все сомнения, перед опасным походом в тыл врага, когда уже сданы документы и получены свёртки с маскировочной одеждой, герой вспоминает о любимой женщине как о чём-то близком и бесконечно дорогом, оставленном в мирном времени. И «по праву тех, кто может не вернуться», признаётся: «Мне хочется назвать тебя женой» [6, с. 171].

Стихотворение «Я, перебрав весь год, не вижу…» (1941), написанное по следам воспоминаний о походе вместе с бойцами в разведку, продолжает те же мысли: возможность гибели повышает ценность любви и всех незначительных, на первый взгляд, мелочей, напоминающих о любимой.

Герой вспоминает те сокровенные минуты из довоенной жизни, «когда всего верней и ближе / Со мной ты связана была», минуты, сохранившие в памяти и «звёздный плащ из старой драмы, / И хлыст наездницы руках, / И твой побег со сцены прямо / Ко мне на лёгких каблуках», и то, «как бились жилки голубые / На шее под моей рукой!..» [6, с. 175].

Лирический герой силён теперь памятью сердца, внутренним единством с любимой. Они неразделимы: она , живущая далеко за линией фронта, и он , где бы ни был: «под Одессой в землянке, / В Констанце под чёрной румынской водой, / Под Вязьмой на синем ночном полустанке, / В Мурманске под белой Полярной звездой» [6, с. 173]. И, находясь среди бойцов, многие из которых, как и он сам, разлучены войной с жёнами и невестами, герой замечает, что страстное желание соединения владеет не только им: «подводник, с которым я плавал на лодке, / Разведчик, с которым я к финнам ходил» [6, с. 173],- тоже подвластны этому всеобъединяющему стремлению, что характерно для русского соборного сознания [1].

Бойцы живут в такой обстановке, когда последние сухари, вода, горе и радость делятся пополам, когда «днём, по капле нацедив из фляжки, / Сотый раз переходя в штыки, / Разорвав кровавые тельняшки, / Молча умирают моряки» [6, с. 161]. В среде военных не считалось зазорным быть грубоватым, «в тоскливые дни / Показывать смятые карточки женщин» [6, с. 173]. Лирический герой лирики К. Симонова причисляет и себя к этому фронтовому братству. «Пусть нас [выделено нами.-И. Г] простят за откровенность...» [10, с. 191],-скажет поэт в одном из своих стихотворений, которое вместе с такими его стихами, как «Мы не увидимся с тобой…» (Москва, сентябрь, 1941), «Да, я люблю тебя ещё сильней…» (Мурманск, ноябрь, 1941), выдержало наиболее яростные упрёки в натурализме. Однако чистота любовных отношений не была для К. Симонова синонимом бесполости или платонических чувств. И когда устами лирического героя он говорит в своих стихах о «женской, в горе и страстях рождённой чистоте» [6, с. 155], он абсолютно искренен. Можно с уверенностью сказать, что ни «игры в лёгкую любовишку», ни «гусарского поощрения случайных связей» (А. Кулинич) никогда не было в стихах К. Симонова. Во многих из них он воссоздавал живую и искреннюю любовь-страсть, верный своему авторскому кредо «ничего не приглаживать, не причёсывать, не изображать в розовом свете, ничего не обходить молчанием – так должен работать поэт, пишущий о войне» [3, с. 54]. Это – глубоко укоренённое убеждение настоящего художника слова, который, будучи также «военным газетчиком», хорошо знал по собственному опыту, что «в дни самых кровавых испытаний и дружба, и любовь становятся особенно требовательными» [9, с. 2.] и «как остро и враждебно реагируют на фронте на всякую развесистую клюкву, на всякую неправду о войне» [4, с. 4]. Любовная лирика К. Симонова – «действительно стихи о любви, со всем, что в ней есть. Без стыдливых умолчаний» [8, с. 357–358].

Эта принципиальная позиция поэта с течением времени остаётся неизменной, она подтверждена и в стихотворении 1953 года «Любовь и критика»:

А чего мне стыдиться писать о любви?

На радость критикам – что ли?

Их послушать – так ночью ночь не зови,

Страсти – страстью, а боли – болью… Их послушать, статей их раскрыть листы – Забудешь, как дети рóдятся.

Все мужчины у них Иисусы Христы, Все женщины – Богородицы… А стих-то – глядишь – выживает… Потому что его, Замешав на чистого сердца цементе, Ты клал, как свой дом, не боясь никого.

По души ультиматуму!

А не по смете!..

Счастье звал счастьем.

Беду – бедой.

Белое – белым.

Чёрное – чёрным.

Так и дальше пиши, если хочешь писать, Не складывая оружия. Наш долг ведь – не критикам пятки чесать,

А людей своим сердцем обслуживать!

[2, с. 254-255]

Действительно, когда лирический герой стихотворения «Я много жил в гостиницах…» (1941) говорит: «Я не скучал в провинции / Довольный переменами: / Все мелкие провинности / Не называл изменами. / Искал хотя б прохожую, / Далёкую, неверную, / Хоть на тебя похожую...» [6, с. 146],-он не щадит себя. И со свойственной ему прямотой в стихотворении «На час запомнив имена…» (Крым, сентябрь, 1941) заключает: «Необходим нехитрый рай / Для тех, кто послабей душою» [6, с. 169]. Перед лицом смерти автор / лирический герой признаётся:

В эти дни не изменить

Тебе ни телом, ни душою. Как раз от горя, от того, Что вряд ли вновь тебя увижу, В разлуке сердца своего Я слабодушьем не унижу.

[6, с. 170].

Однако придёт время, когда герой поймёт, что истинное чувство молчаливо, что о любви не кричат – её хранят в сердце:

Я здесь ни с кем тоской делиться не хочу.

Своё ты редко здесь услышишь имя.

Но если я молчу – я о тебе молчу,

И воздух населён весь лицами твоими [6, с. 97].

Героиня лирического дневника поистине многолика. И стихотворения цикла – штрихи к её портрету. Влюблённый мужчина не мыслит рядом с собой другую, даже в том случае, когда любовь к ней – «как бедствие, / И нет ему конца» [6, с. 185]. Любимая является для него неотъемлемой частью Родины, тем святым и единственным, за что дерутся до последнего вздоха. И это, безусловно, стержневой мотив любовной лирики поэта.

В результате раздумий о сложных взаимоотношениях с любимой женщиной лирический герой принимает её такой, какая она есть,- «злую, ветреную, колючую, / Хоть ненадолго, да мою! / Ту, что нас на земле помучила / И не даст нам скучать в раю» [6, с. 164]. К. Симонов в стихотворении «Если бог нас своим могуществом…» (1941) [6, с. 164–165], написанном на спор, «с маху, без поправок, за полчаса или час» и начинавшемся «прямо со смерти» [7, с. 236], произносит проповедь во славу земного гуманизма: жизнь представляет для него такую ценность, что, даже переселяясь «в мир иной», невозможно отказаться от всех горестей и радостей земного бытия:

Ни любви, ни тоски, ни жалости, Даже курского соловья, Никакой, самой малой малости На земле бы не бросил я.

Даже смерть, если б было мыслимо, Я б на землю не отпустил, Всё, что нам на земле причислено, В рай с собою бы захватил… [6, с. 165].

В стихотворении не названо место на земле, где лирический герой хотел бы оказаться, но все вышеназванные его «приметы» К. Симоновым обозначены чётко. Лирический герой стихотворения К. Симонова – это человек, любящий свою страну, единственную для него женщину и в конечном счёте – жизнь. Для лирического героя это, безусловно, основание для возвращения к тому, что для него дорого: «И за эти земные корысти, / Удивлённо меня кляня, / Я уверен, что бог бы вскорости / Вновь на землю столкнул меня» [6, с. 165]. Рай для лирического героя там, где Родина. Так в стихотворении сопрягается евангельский мотив воскресения с мотивом приоритетности земного бытия, неразрывно связанным с патриотизмом – ментальной составляющей русского национального характера.

Поскольку любовная лирика поэта отражает подлинную историю любви, вписанную в контекст реальных исторических событий, свидетелями и участниками которых были лирический герой и лирическая героиня, для многих стихотворений цикла «С тобой и без тебя» характерен мотив любви-разлуки . При этом он нередко соотнесён не только с темой любви к женщине, но и с темой Родины и чужбины и ярко проявляется, например, в таких произведениях, как «Первый снег в окно твоей квартиры…» (1944) («Никогда не думал, что такая / Может быть тоска на белом свете…» [6, с. 199]) и «Музыка» (1945):

Шофёр скучает тоже. Там, внизу, Он на рояль накладывает руки И выжимает каждый день слезу Одной и той же песенкой – разлуки [6, с. 204].

Мотив любви-ностальгии является доминантным в таких стихотворениях, как «Встреча на чужбине» (1945) [6, с. 141–142], «Я в эмигрантский дом попал…» (1946) [6, с. 211–214]. Здесь поэт говорит о жизненной необходимости для русского человека ощущать себя частью Родины. Оно так же, как и дневниковые записи того периода, отражает жизненное кредо писателя:

Нету родины второй,

Одна лишь только есть

[6, с. 213].

В последних стихотворениях цикла «С тобой и без тебя» семантическая природа темы любви обогащается. Так, в стихотворении «В чужой земле и в городе чужом…» (1945) замечено: «Как грустно – так куда-нибудь звонок, / Как скучно – мигом гости на порог» [6, с. 208]. Любовь-грусть является своеобразной прелюдией к рассказу об отчуждении героев, что приводит к смерти любви . Однако, констатируя полный разрыв отношений («…отлетела от любви душа, / А тело жить одно не захотело» [6, с. 218]; «Я просто разлюбил тебя, и это / Мне не даёт стихов тебе писать» [6, с. 219]), лирический герой не отвергает саму любовь:

Над свежею могилой

Сам на себе я вывел восемь строк, Посмертно написав их через силу [6, с. 218].

Как уже отмечалось выше, мотив любви многократно сопрягается в лирике поэта с образом русской женщины, который занимает особое место среди образов, населяющих поэтические миры К. Симонова. Например, в стихотворении цикла «Из дневника» – «Не той, что из сказок, не той, что с пелёнок…» (1945) [6, с. 143] – её, несомненно, самоценный образ сопряжён с образом Родины, которую поэт видит «накануне победы»:

Не каменной, бронзовой, славой увенчанной,

А очи проплакавшей, идя сквозь беды, Всё снесшей, всё вынесшей русскою женщиной [6, с. 143].

В последнем стихотворении того же цикла – «Сыновьям» (1945), написанном в жанре послания, сильны философские мотивы, и именно поэтому ярок мотив всеобъемлющей любви к людям будущих поколений: «И если нет других путей, / Мы сами вновь пойдём в сраженья, / Но наших судеб повторенья / Не будет в судьбах сыновей!» [6, с. 144]. Как любовная лирика К. Симонова 1941–1945 годов является неотъемлемой частью оборонной поэзии военных лет , так и стихотворения общественного накала в его творчестве немыслимы без философского осмысления любви.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в лирике К. Симонова тема любви поливалентна и предстаёт как комплекс взаимосвязанных мотивов. Это любовь-испытание, любовь-страсть, любовь-разлука, любовь «как бедствие», любовь как объект полемики с пуритански настроенными критиками, любовь-ми-лосердие и прощение как элемент мирочувствования лирических героев в его национальном проявлении.

Любовь к женщине, любовь к Родине, любовь к жизни является тем стержнем, что характеризует духовный мир лирического героя.

В творческом наследии К. Симонова нет стихотворений только о войне, только о долге перед Родиной или только о любви. Эти понятия сливаются в восприятии поэта, придавая его поэзии органическое единство, нравственную ценность, общественную значимость. И во многом это связано с полисемантической природой воплощения в ней темы любви.