Теоретические аспекты изучения социального планирования машиностроительной отрасли 1960-1980-х гг. в литературе советского и постсоветского периодов

Social planning of the industrial enterprises arises in the second half of the 1960-ies in connection with Kosygin’s economic reform. The article analyzes the theoretical aspects of the study in socialplanning in the soviet andpost-soviet scientific literature. It considers the researches presenting models of machine-building industry social planning, as well as the general structure ofspecific enterprises social development plans. The review sheds light on debatable questions in the studies ofthe Soviet social scientists associated with the elucidation ofthe essence of “social planning” concept. The specificity of the Soviet period studies is characterized with taking into account given ideological attitudes ofthe time, which imposes a significant imprint on the study ofsocial development ofthe engineering industry enterprises. The ideological predetermination of the authors focused them primarily on the justification of erasing social differences of the social productionparticipants andnot an in-depth study ofeconomic andmaterial incentives influencing in motivating workers. An overview ofthe post-Soviet researchers’ studies is also provided, in which problems of social planning are studied on the basis of overcoming ideological and theoretical schemes of the preceding period from the standpoint of national economic complex functioning critical evaluation. At the same time, it is noted that a comprehensive study ofthe social enterprises history in the 1960–1980-ies is currently at the stage offormation.

Изучение проблемы планирования социального развития производственных коллективов предприятий промышленности СССР в 1960–1980-е гг. как важной части социально-экономической политики выразилось в значительном количестве исследований ученых-обществоведов: философов, социологов, экономистов, в меньшей степени – историков. В то же время необходимо отметить, что исследовательский интерес к обозначенной проблематике исчерпывается в основном работами советского периода. В постсоветский период социальные аспекты развития машиностроительной отрасли не становились предметом специального комплексного исторического исследования за исключением ряда специальных работ.

Обзор исследований, посвященных проблеме социального планирования, необходимо предварить кратким анализом общегосударственной политики в этой сфере. Затем мы сосредоточим внимание на работах обществоведов, рассматривавших общие основания социального планирования. Настоящий обзор литературы подразделяется на два раздела. Первая часть посвящена литературе советского периода, вторая – изучению общих и частных вопросов рассматриваемой темы современными российскими учеными.

Советская историография

Появление социального планирования как самостоятельной части реализации государственной политики в сфере экономического планирования относится к 1960-м гг. Новое направление в социальной политике было связано с усложнением характера общественного производства, c возникновением комплекса качественно новых социальных причин и явлений, обусловленных переходом от раннеиндустриальной стадии, характерной для 1920-х гг., к индустриальной экономике, в которой значительно возрастает роль человеческого фактора [6, с. 53]. В 1930-е гг. и послевоенный период мотивация непосредственных участников и исполнителей реализации грандиозных производственных и технических задач главным образом строилась на основе использования внематериальных идеологических стимулов. В новых условиях, связанных с растущими социальными и духовными запросами населения, объективно требовалось дополнить и усовершенствовать сложившуюся мобилизационную социально-экономическую модель за счет форм социального регулирования, приближенных к человеку и его жизненным интересам.

Общие политические установки, относящиеся к комплексному социальному планированию, выразились в ряде партийно-правительственных постановлений 1960–1970-х гг. по реформированию экономики и социальной сферы в годы правительства А. Н. Косыгина. Начало социально-экономических преобразований в СССР связано с партийноправительственным постановлением от 4 октября 1965 г. «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» [13, т. 10, c. 455–483]. В соответствии с ним в стране началось проведение экономической реформы. Важнейшей частью постановления применительно к развитию социальной сферы стало решение о создании на предприятиях за счет прибыли (в зависимости от результатов их финансовохозяйственной деятельности) трех фондов: фонда материального поощрения, фонда социально-культурных мероприятий и жилищного строительства и фонда развития производства. Производственная деятельность предприятий теперь должна была строиться на основе хозяйственного расчета. За счет социальных фондов экономически эффективные предприятия получали возможность решать жилищные проблемы своих работников, а также развивать собственную социально-культурную базу. В рамках хозяйственной реформы широкий резонанс приобрел Щекинский хозяйственный эксперимент [13, т. 11, с. 426–429]. На Щекинском химическом комбинате был создан стабильный фонд заработной платы благодаря чему создавались условия для большей заинтересованности работников предприятия в росте производительности труда. Соответственно возрастала прибыль, дополнительные ресурсы направлялись на строительство жилья, объектов соцкультбыта. Со временем щекинский эксперимент, который распространяли по всей стране, стал утрачивать динамику, поскольку не вписывался в логику функционирования директивной экономики.

Также следует отметить документ более позднего периода – постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 12 июля 1979 г. «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы» [13, т. 13, с. 353–355]. В этом постановлении промышленным министерствам, объединениям и предприятиям предписывалось утверждать экономические нормативы и показатели по труду и социальному развитию, включая нормативы отчислений в социальные фонды; в нем детализировалась процедура использования этих нормативов. В частности, на нужды жилищного строительства, социально-культурные мероприятия разрешалось использовать часть средств фонда материального поощрения.

Развитие комплексного социального планирования происходило в сложных условиях. Со второй половины 1970-х гг. в обстановке свертывания экономических реформ полномочия предприятий по распоряжению собственными средствами были резко огра- ничены, так как партийное руководство не поддерживало импульсы хозяйственной самостоятельности, идущие с мест, которые могли поставить под вопрос устоявшееся каноны хозяйственной системы.

В советский период работы, посвященные теме социального планирования и социального развития промышленных предприятий, создавались в рамках идеологической схемы. Социальное планирование считалось неотъемлемой частью планового хозяйственного механизма, а в общем смысле – планирования всей системы общественных отношений [35, с. 51]. В теоретических исследованиях советских обществоведов по вопросам социального планирования большое внимание уделялось вопросам методологии и методики планирования. Но при этом, как ни парадоксально, социальное планирование, порожденное косыгинскими реформами по активизации неадминистративных элементов советской модели экономики, в работах 1960х и особенно 1970–1980-х гг. изучалось преимущественно с акцентом на внеэкономические параметры, такие, как демократический централизм, непрерывность планирования, комплексность и единство плана и др. Такой подход характерен и для общетеоретических, и для конкретных исследований.

Во второй половине 1960-х – начале 1970-х гг. многие исследования и концепции, посвященные социальному планированию, носили в большинстве своем прикладной характер, развивались применительно к трудовым коллективам конкретных предприятий. В основном это труды социологов-практиков и управленцев [5; 8; 11; 17; 39; 45], чьими усилиями и создавались практические наработки в области управления социальными процессами.

Значительный вклад в осмысление теоретического содержания проблемы комплексного социального планирования, в обобщение накопленного конкретного опыта социального производственного планирования внесли труды социологов, написанные в 1970-е гг. Научные дискуссии, развернувшиеся в этот период, были направлены на углубление представлений о социальных процессах в трудовых коллективах, об иерархии экономических, производственных показателей и задач социального развития предприятия.

C одной стороны, выявилась позиция (Е. М. Солнцева, М. И. Хаверсон), согласно которой внепроизводственное планирование рассматривалось только как средство решения сугубо технико-технологических задач [29]. Этот подход можно охарактеризовать как утилитарно-прагматический, не учитывающий внутреннюю логику социальных процессов. При этом вовсе игнорировались те из них, которые не относились прямо к производственным планам.

Выражением противоположного взгляда на сущность социального планирования стала точка зрения А. С. Фриш, исходя из которой главной целью заводского планирования является обеспечение всестороннего гармоничного развития личности, удовлетворение материальных и духовных потребностей трудового коллектива [30]. Однако, с нашей точки зрения, приверженцы такого понимания целей социального планирования преувеличивали возможности трудового коллектива, что на практике приводило к составлению нереалистичных и заведомо невыполнимых социальных программ.

Более взвешенную и методологически продуманную концепцию предложили ленинградские авторы (В. Я. Ёльмеев, Е. С. Кузьмин, П. А. Пашков) [10; 18]. Ее суть заключалась в двуединстве подхода к промышленному предприятию как производственной ячейке и социальной структуре. Предлагался вариант комплексного плана совершенствования производства и социального развития коллектива, в котором задачи производственного и социального характера имели одинаковую степень важности, что находило отражение в системе взаимосогласованных показателей.

Советские исследователи – философы, экономисты, социологи – уделяли большое внимание сущностной характеристике определения «социальное планирование». Ряд ученых-экономистов акцентировал внимание на плановости как важнейшей содержа- тельной характеристике социального планирования [2; 24]. Другой подход был связан с приоритетным пониманием социального планирования как метода воздействия «на структуру и динамику социальных групп» [21]. Более узкое понимание такого смысла социального планирования заключалось в интерпретации данного определения «как отрасли планирования, которая непосредственно занимается проблемами развития человека» [33, c. 57]. Наконец, некоторые исследователи сближали социальное планирование и социальное управление [40]. Теоретические трактовки неизменно находились в очерченных идеологических рамках. Не случайно императивное замечание одного из крупнейших специалистов-теоретиков социального планирования философа Ж. Т. Тощенко об обязательной составляющей любого определения социального планирования – «указание на то, в чьих интересах осуществляется социальное планирование; ведь попытки социального программирования имеются и в капиталистических странах» [35, с. 64]. Характерно данное им самим понимание сущности социального планирования: «Социальное планирование есть научно обоснованное определение показателей и заданий… развития социальных процессов и разработка основных средств претворения их в жизнь в интересах рабочего класса, всех трудящихся социалистического общества» [35; 66].

В еще одной методологически значимой работе Ж. Т. Тощенко «Социальная инфраструктура: сущность и пути развития» [36] приводится концептуальный социальнополитический и экономический анализ социального планирования. Цели и задачи социального планирования показывают, что ставилась не только утилитарная цель повышения эффективности производства за счет оптимизации социального сектора отдельных промышленных предприятий и отраслей экономики. Также подразумевалось решение масштабных социально-политических задач, направленных, в частности, на ликвидацию существующих социальных различий между городом и деревней [36, с. 138], а в более развернутой трактовке, звучавшей с трибун партийных форумов, – «на сближение всех классов и социальных групп советского общества» [13, т. 14, с. 36].

Ж. Т. Тощенко подробно описывает объекты и уровни социального планирования. Объекты социального планирования не только охватывали сферу производства, но и включали на микроуровне коллективы различных (например, образовательных, научно-исследовательских, проектных) организаций, на более высокой ступени – планирование городов и районов и на макроуровне – территориально-производственные комплексы [35, с. 52–53], где решение технико-экономических проблем едва ли было возможно без учета социальных факторов развития ТПК. Следовательно, понятие «комплексность» в контексте социального развития, с одной стороны, несло идеологическое содержание, а с другой, было связано с объективными потребностями развития народнохозяйственного комплекса. Например, необходимость комплексности социального развития восточных регионов страны актуализировала вопрос об учете в планировании как отраслевого, так и территориального принципов управления с акцентом на развитие социального сектора в этих удаленных регионах. Таким образом, тема комплексного социального планирования затрагивала еще одну проблему – вопрос соотношения и сочетания территориальных и отраслевых факторов в планировании, а также мер по оптимизации развития региональной экономики и размещению производительных сил. Тощенко обращает внимание на важность социального планирования для поиска решения острых социальных вопросов по отлаживанию и совершенствованию народно-хозяйственного механизма на разных уровнях его функционирования. В 1979 г. по инициативе ВЦСПС при участии экономических и социологических структур министерств и ведомств были разработаны основные направления социального планирования. Одна из работ Ж. Т. Тощенко включает содержательный разбор каждого из них [35, с. 223–229].

Дальнейшая детализация содержания социального планирования развивалась в дискуссиях обществоведов, направленных на выявление объектов, уровней и целей социального планирования.

Социальное планирование конкретных промышленных предприятий представлено преимущественно работами экономистов и специалистов по промышленной социологии. В связи с началом хозяйственной реформы со второй половины 1960-х гг. в возрастающем объеме появляются теоретические исследования экономистов, посвященные роли и месту трудовых коллективов в народном хозяйстве [1; 7; 8; 12; 19; 20; 23; 26; 32; 40]. Характерной чертой этих работ был чрезвычайно подробный разбор политэкономического значения соотношения экономических и социальных показателей в производственных планах предприятий. Политэкономическая абстрактность и схоластичность свойственна общим рассуждениям об оптимальных границах социальных потребностей, экономических интересах как побудительных мотивах хозяйственной деятельности и производственной активности работников. Например, в выяснении структуры социально-бытовых потребностей трудового коллектива предлагалось определение: 1) существующей структуры первоочередных потребностей работников предприятия; 2) реальных потребностей производственного коллектива, запросов и пожеланий работников; 3) оптимальных границ удовлетворения тех или иных потребностей; 4) степени удовлетворения социальных потребностей работников и возможностей для более полной реализации важнейших из них [40, с. 76].

В целом можно констатировать сложность сочетания теоретической интерпретации новых хозяйственных механизмов, нацеленных на пробуждение личной заинтересованности работников, и прежних идеологических подходов, объяснявших побудительные мотивы трудовых свершений преимуществами организации общественного производства социалистического типа. Отсюда рождались идеологизированные конструкции, когда производственные коллективы воспринимались не столько экономическими единицами с собственной логикой развития, сколько, в первую очередь, ячейками советской системы, воспроизводящими традиции советского общества и идеологию рабочего класса. В большинстве подобных исследований отсутствуют конкретная статистика хозяйственной деятельности трудовых коллективов и параметры комплексных планов социального развития предприятий.

Эти недостатки менее выражены в работах специалистов промышленной социологии, основанных на статистическом изучении конкретных предприятий. Например, Л. С. Бляхман методологически разделял производственную и социальную сферу предприятия, однако при анализе непосредственного функционирования производственного комплекса исходил из единства производственно-технических и социальных сторон [3, с. 6, 11]. Таким образом, трудовой коллектив предприятия рассматривался им не просто как функциональное дополнение к производственному процессу, но, прежде всего, как социальная организация. Н. И. Лапин, Э. М. Коржева и Н. Ф. Наумова определяли задачи социального планирования как «изыскание социальнопсихологических резервов повышения производительности труда» [16, с. 34].

Впервые планы социального развития были реализованы в ленинградском производственном объединении «Светлана», ЛОМО и др. Поэтому значительный исследовательский интерес представляет междисциплинарное исследование трудовых коллективов Ленинграда на основе социологических опросов восьми машиностроительных предприятий [37].

Начиная со второй половины 1970-х гг. по мере накопления практического опыта реализации комплексного развития конкретных промышленных предприятий появляются работы, описывающие развернутые мероприятия по совершенствованию социального блока производственных коллективов. Удачным примером такого рода исследований является работа Л. П. Дебнера и С. И. Кульчицкого о социальной программе Кишиневского ком- бината искож и РТИ [9]. Авторы приводят методику составления комплексного плана развития комбината, включающего разделы «Экономическое развитие», «Техническое перевооружение», «Социальное развитие», «Идеологическая работа» [9, с. 8]. Раздел «Социальное развитие» в свою очередь включал два подраздела: меры по улучшению социально-бытовых условий и действия, реализация которых должна способствовать улучшению морально-психологического климата в коллективах отдельных структурных подразделений. В работе приводится обоснование такой структуры комплексного плана экономического и социального развития предприятия, внедренной на предприятии на базе нормативов научной организации труда (НОТ).

По мнению авторов, «в социальном развитии коллектива следует выделить «видимую» сторону социального прогресса (условия труда, быта и отдыха) и «невидимую» (производственные отношения, уровень сознания, определяющие моральнопсихологический климат в коллективе)» [9, с. 104]. И если решение первого блока было связано с материально-производственным процессом (строительство жилья, объектов соцкультбыта), то вторая группа вопросов решалась социологическими средствами при помощи изучения производственных отношений в коллективе. Приведенная работа интересна тем, что в ней не только описываются конкретные меры по реализации жилищного строительства и социальнокультурных мероприятий, но и предлагается алгоритм комплексного решения. Также в этой работе есть интересный раздел, посвященный правовому обеспечению реализации плана развития предприятия. Поскольку регулирование взаимоотношений между предприятием и поставщиками осуществлялось на основе хозяйственного договора, авторы отстаивают позицию, согласно которой в пределах утвержденного плана «комбинат имеет право на самостоятельное решение производственно-экономических проблем своей внутренней жизнедеятельности» [9, с. 184]. Исследование Дебнера и

Кульчицкого отличается многоплановостью и информативностью. Авторы не ограничиваются описанием социальных мероприятий своего комбината в рамках централизованных планово-проектных документов и предлагают собственное видение структуры комплексного перспективного плана экономического и социального развития промышленного предприятия.

Вариантом социологического исследования конкретного предприятия является изучение опыта социального планирования на заводе АЗЛК, проведенном лабораторией социологических исследований МГУ им. М. В. Ломоносова [28]. Лабораторией был разработан план социального развития производственного коллектива завода на основе единых показателей производственнохозяйственного и социального развития предприятия и его подразделений на 1970– 1975 гг. Это позволило подготовить перспективный план социального развития АЗЛК на 1970–1975 гг. и приступить к его осуществлению. В исследовании приводятся значительная статистическая информация по развитию производственной базы и заводских объектов социально-бытового назначения.

В целом в советский период проблемы планирования социального развития коллективов промышленных предприятий изучались в соответствии с незначительно варьировавшейся схемой. Во вводной части большинства работ на эту тему подчеркивались социалистическая природа производственного коллектива и особая роль трудовых коллективов в решении не только производственных, но и идеологических задач (реализация программы коммунистического строительства). Далее следовал разбор причин большей или меньшей успешности осуществления программы развития социального блока конкретного предприятия (строительство жилья, осуществление различных бытовых программ). Обычно приводился статистический материал о реализации социальной программы в сравнении с предшествующим плановым периодом. Критические замечания относились к недоработкам центральных планирующих органов либо объяснялись техническим несовершенством и организационными проблемами внутренних производственных процессов. В таких работах, конечно, отсутствовала принципиальная критика общих схем общественно-политического управления и хозяйствования, присущих централизованной директивной экономике.

Отдельные вопросы использования социальных фондов (особенно фондов социальных мероприятий и жилищного строительства), в частности, особенности маневрирования социальными фондами для повышения эффективности вложений в объекты соцкультбыта, рассматриваются в ряде тематических сборников и отдельных специальных работах [20; 27; 31; 39; 41].

На фоне значительного массива социологической литературы исторический ракурс темы в советский период затронут совершенно недостаточно. Отчасти это объясняется тем, что комплексное социальное планирование предприятий выступало формирующимся направлением социальной политики во второй половине 1960-х гг. и 1970-е гг., когда еще не возникли условия для исторической оценки этого явления.

Среди собственно исторических исследований, затрагивающих проблемы социального планирования, следует назвать работу И. П. Остапенко [22]. Автор приводит подробный анализ форм участия трудящихся в управлении производством, исследует улучшение условий труда. Отдельные историко-социологические проблемы социального планирования освещены в книге историка и социолога О. И. Шкаратана [43].

Очень интересно диссертационное исследование Ф. Л. Шарова [42], изучающее возникновение и становление социального планирования на промышленных предприятиях в ракурсе участия профсоюзов в этом процессе. Работа была написана в переходный исторический период, в 1990 г., когда у историков появилась возможность отойти от жесткой идеологической линии в трактовке социально-политических процессов в советском обществе. Автор критически оценивает основные тенденции и закономерности социального планирования в промышленности. Через призму участия профсоюзов во внедрении и совершенствовании нового метода управления он рассматривает становление и развитие социального планирования на предприятиях страны во второй половине 1960-х гг., причины угасания научного социального планирования и деятельности профсоюзов в этой сфере со второй половины 1970-х гг. Важен один из системных выводов Ф. Л. Шарова о значении социального планирования: «Теория социального планирования по-новому высветила роль личности в системе общественного производства. В известной мере был преодолен подход к человеку как безликой рабочей силе, «винтику» и «механизму», дополняющему рабочее место» [42, с. 20].

Советское обществоведение внесло заметный вклад в исследование социальных аспектов деятельности промышленных предприятий и жизни производственных коллективов в 1960–1980-е гг. Философы и социологи активно разрабатывали понятийный и терминологический аппарат нового направления социального развития ключевых объектов народно-хозяйственного комплекса – промышленных предприятий. В ходе научных дискуссий выяснялись и детализировались важные параметры социальной производственной политики: содержание разделов и подразделов планов социального развития предприятия, включая совершенствование оплаты труда, улучшение жилищных и культурно-бытовых условий работников. Вместе с тем, и во многом в первую очередь, социальная политика на социалистическом промышленном предприятии в рамках советской идеологической модели считалась важным средством идеологического воспитания работников. Поэтому в исследованиях специалистов в области социального планирования огромное внимание уделялось идейно-политической составляющей социального производственного планирования. Социальная структура трудового коллектива машиностроительного предприятия рассматривалась как совокупность производственных групп, связанных признаками общей классовой принадлежности. Еще один идеологически обусловленный подход – партийные установки на сближение классов и социальных групп советского общества. Соответственно цели и задачи на уровне производственных единиц обозначались как целенаправленное стирание социальных различий между участниками производства – инженернотехническими работниками (ИТР) и рабочими. Главным инструментом в сокращении разрыва в средней заработной плате как раз и выступали социальные фонды. В работах экономистов-теоретиков на эту тему высказывалась мысль о том, что социальные фонды должны были способствовать не только повышению эффективности производства, но и выравниванию социально-бытовых и культурных отличий между коллективами и отдельными работниками [14, с. 112, 114]. Таким образом, круг тем и проблем, являвшихся предметом исследований по социальному планированию, формировался не только с точки зрения усовершенствования деятельности непосредственных агентов производства – промышленных предприятий, но и во многом определялся приоритетами идеологизированной социальной политики государства.

Российская историография

В постсоветский период в общих работах по экономической истории 1960– 1980-х гг. [15; 34] понимание сущности социальной политики в общегосударственном масштабе и социального планирования на отдельных промышленных предприятиях основано на критической оценке системы централизованного директивного планирования в СССР. Авторы исследований пишут о валовых, затратных методах осуществления хозяйственной деятельности, предполагавших второстепенное внимание к социальной сфере, что приводило к нарастанию многочисленных трудностей в ее развитии.

Т. М. Тимошина отмечает прогрессивный, новаторский характер косыгинских реформ, но при этом подчеркивает, что хозяйственная самостоятельность предприятий, их хозрасчетные и другие хозяйственные отношения на основе экономических интересов на известном этапе неизбежно входили в противоречие с фундаментальными основами командно-административной социально-экономической системы, сложившейся в СССР [34, с. 337–338].

В. М. Кудров в комплексном исследовании обстоятельно исследует нерыночную специфику советской экономики. Автор проводит принципиальную мысль о бесплодности попыток внедрения отдельных квазирыночных элементов в инородную хозяйственную среду. В ходе нескольких безуспешных попыток проведения частичных экономических реформ в 1960–1970-е гг. в обществе нарастало осознание «несраба-тываемости советской модели нерыночного экономического механизма» [15, с. 179]. Однако эти неоднократные неудачные попытки не привели к переходу к рыночной экономике из-за опасений политических последствий. В указанных работах комплексное социальное планирование промышленных предприятий отдельно не рассматривается.

Интересный ракурс проблемы социального развития объектов индустрии на материалах дальневосточного региона представлен в работе А. С. Ващук [4]. Автор раскрывает сложный и противоречивый механизм реализации использования социальных фондов. Анализируя делопроизводственную документацию министерств и ведомств и конкретных предприятий, исследователь описывает процедуры «бюрократического торга», а также различные иные акции (например, деятельность «толкачей»-снабженцев) для обеспечения фонда соцкультбыта материально-техническими средствами и ресурсами [4, с. 151]. Заслуживают внимания выводы автора о сущности противоречивых результатов реформирования. С одной стороны, косыгинские реформы по активизации социального фактора имели внутрихозяйственный эффект и выразились в повышении материальной заинтересованности производственных коллективов. В частности, «в годы восьмой пятилетки премии и вознаграждения, выплачиваемые рабочим в промышленности, увеличились в 2 раза, оплата за перевыполне- ние норм – в 3 раза» [4, с. 152]. С другой стороны, эти темпы не коррелировали с приростом производительности труда. Автор приходит к выводу, что вместо запуска реальных рыночных механизмов правящая «новая» генерация бюрократии осуществила квазирыночные популистские действия (а не реформы), имевшие в долгосрочной перспективе отложенный проинфляционный эффект. По мнению А. С. Ващук, в результате произошла лишь видимость частично удачного реформирования «распределительно-нормированной» экономики в наиболее чувствительном для правящей элиты звене социальной промышленной политики (в русле провозглашенного курса на «повышение благосостояния народа»). На самом же деле, система не была и не могла быть реформирована хотя бы отчасти принципиально нерыночными инструментами, но оказалась дестабилизирована и обречена впоследствии на полномасштабный кризис [4, с. 153].

В диссертации В. А. Петрова [25] проблема социального планирования также исследуется в региональном масштабе на примере крупнейших предприятий машиностроения и приборостроения Ленинграда. Для глубокого и разнопланового изучения темы автор привлекает архивы одного из крупнейших производственных объединений Ленинграда того времени – ЛОЭП «Светлана» – одного из пионеров комплексного социального планирования в стране, а также Кировского, Металлического, Невского, Адмиралтейского и других заводов. В работе прослеживается эволюция реализации политики социального планирования от действительно передового и эффективного механизма, позволившего серьезно улучшить социальные показатели в 1960–1970-е гг., до выхолащивания и обюрокрачивания этого начинания в более поздний период. Деградацию социального планирования Петров связывает с нарастанием общей косности административно-директивных схем управления и планирования, становившихся непреодолимым препятствием для совершенствования развития этого метода социального регулирования жизни и быта трудовых коллективов.

Итак, проведенный анализ показывает, что в отличие, например, от существенного числа общих и специальных работ современных российских исследователей по развитию социальной сферы предприятий в годы первых пятилеток соответствующие исследования в постсоветский период представ- лены общими замечаниями в обобщающих экономических трудах либо отдельными главами в специальных работах по истории отдельных предприятий. Явно недостаточно собственно исторических исследований, посвященных проблеме комплексного социального планирования в 1960–1980-е гг.