Терминологическая вариативность в исследовании вопросов языкового сознания

В процессе межкультурной коммуникации имеют место не только своеобразное взаимовлияние и взаимопроникновение отдельных языковых единиц и культурных элементов, но и прежде всего соприкосновение различных типов языкового сознания, что и является основной причиной межкультурных неудач либо недостаточной эффективности межкультурной коммуникации. Возрастающий в этой связи интерес исследователей к природе и функции сознания в процессе мышления и порождения высказывания послужил своего рода «толчком» для появления значительного количества работ, посвященных рассматриваемой проблематике и проясняющих некоторые ее содержательные вопросы, в частности взаимосвязь языка, сознания, речи и мышления. В то же время очевидно и увеличение терминологической вариативности в описании явлений одного порядка. Так, оперирование терминами языковое сознание и языковое мышление как синонимичными, равно как и разграничение понятий языкового, коммуникативного и когнитивного сознания, зачастую затрудняет их дальнейшее исследование.

Соответственно, в данной статье мы ставим целью попытку определить целесообразность и избыточность терминологического многообразия описания вопросов языкового сознания и мышления. Так, к примеру, при том, что термин «языковое сознание» является общепринятым, можно утверждать, что на

сегодняшний день не существует единой трактовки данного понятия, несмотря на то, что вопросы изучения феномена языкового сознания поднимали и исследовали многие ученые (Л.С. Выготский, А. Bежбицкая, А.Р. Лурия, А.А. Потебня, Е.Ф. Тарасов, Н.В. Уфимцева и др.) [4; 21; 25; 3; 7; 16; 28–30].

В «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой дано такое определение данного термина: «осoбенности культуры и общественной жизни данного человеческого кoллектива, oпределившие его психическое своеoбразие и oтразившиеся в специфических чертах данногo языкa» [1, c. 435]. Предлагаемое определение дополняется и развивается другими исследователями. К примеру, О.И. Блинова уже более детально определяет его как «совокупность знаний, представлений, суждений о языке, элементах его структуры, их функциональных особенностях, нормах произношения, словоупотребления и т. д.» [2, с.122].

С точки зрения И.А. Зимней, которая обращает особое внимание на антропоцентричную природу языкового сознания, оно является не чем иным, как формой существования индивидуального когнитивного сознания человека разумного, личности и социального существа [10, с. 51]. Именно существование человека в рамках определенного языкового пространства позволяет говорить о языковой личности – носителе языкового сознания, что в целом созвучно идее о психоглоссах Ю.Н. Караулова, который определил языковую личность как совокупность «способностей и характеристик человека, обусловливающих создание им речевых произведений» [12, с. 9]. В.И. Карасик, в свою очередь, рассматривает языковое сознание в контексте речевой организации человека, которая обусловлена этно-, социо- и личностно-культурными факторами. Автор также вводит понятие коммуникативной компетенции, которая понимается им как проявление языкового сознания в выборе средств общения [11, с. 6]. С.Е. Никитина также сближает понятие «языковое сознание» с индивидуальными особенностями речевого поведения, которые определяются экстралингвистически-ми факторами формирования сознания говорящего, и выводит понятие «языковое самосознание» личности [24, с. 34–40].

Как мы можем заключить из предложенных различными лингвистами концепций, большее количество исследователей сходятся в описании факторов, определяющих развитие и функционирование языкового сознания, однако, как справедливо отмечает И.Н. Горелов,

«языковое сознание функционирует в научных текстах не как однозначное терминосочетание, а в качестве интуитивно найденного обозначения различных “ясно-смутных” представлений об обозначаемых, часто синонимичных “языковому мышлению”» [6, с. 47]. Подобным же образом в работах C.Л. Рубинштейна сознание трактуется как психическая деятельность, состоящая в рефлексии мира и самого себя. «“Единицей” сознательного действия является целостный акт отражения объекта субъектом, включающий единство двух противоположных компонентов: знания и отношения» [18, с. 280]. Леонтьев ассоциирует сознание с картиной мира, в которую включен сам субъект, его действия и состояния [19, с. 167]. Неясно, включается ли процесс мышления в многоуровневую структуру сознания и/или является одной из его функций, или представляет собой иную психическую функцию, определяемую сознанием и сознание же определяющую?

Ответом на этот вопрос может служить теория И.А. Стернина, который изначально проводит параллель между терминами «коммуникативное сознание» и «коммуникативное мышление»: «…cопоставление русского коммуникативного сознания с европейским позволяет выявить многочисленные различия, некоторые из которых являются достаточно яркими… Для западного коммуникативного мышления , к примеру, гораздо более ярко выражены категории коммуникативной ответственности и коммуникативной неприкосновенности» [26, с. 91]. Автор вполне логично уточняет, что «термин “сознание” в принципе акцентирует статический аспект явления, а мышление – динамический. Сознание – это свойство мозга, мышление – это деятельность мозга, наделенного сознанием (то есть мыслительная деятельность)» [27, с. 44].

Учитывая, что термин «языковое сознание» при всем многообразии вкладываемого в него различными исследователями содержания является психолингвистическим, т. е. находится на стыке психологии и лингвистики, считаем необходимым во избежание терминологической многозначности опираться на уже существующие в психологии термины «сознание» и «мышление».

В «Большом психологическом словаре» под ред. Б.Г. Мещерякова и В.П. Зинченко даны определения сознания и мышления как «идеальной формы отражения действительности» [22, c. 446] и «психического процесса отражения действительности, высшей формы творческой активности человека» [Там же, с. 277].

Предлагаемое И.А. Стерниным разграничение понятий «языковое мышление» и «языковое сознание» как динамического процесса и свойства мозга представляется вполне обоснованным, и, следовательно, понятным становится некоторое синонимичное употребление данных терминов в лингвистике. Тем не менее полное их отождествление, на наш взгляд, является неприемлемым, поскольку разграничение формы и процесса отражения реальности как высшей психической функции человека имеет немаловажное, если не первостепенное значение в изучении процесса межкультурной коммуникации как явления, не только отражающего различия в реальности и форме ее отражения (т. е. в сознании), но и стимулирующего либо тормозящего процесс отражения реальности (иными словами, мышление) участниками межкультурного контакта. Кроме того, в плане исследования межкультурной коммуникации для нас наиболее значимыми являются такие вышеуказанные характеристики мышления, как «развитие и приращение знаний , возможное лишь в том случае, если оно направлено на разрешение противоречий» (неизбежно возникающих в процессе межкультурной коммуникации), а также то, что в генезе мышления «важнейшую роль играет понимание» (в том числе и людьми друг друга) [22, с. 277].

Сознание и мышление, несомненно, обладают языковой природой, что отмечали еще А.Н. Леонтьев [20] и Л.С. Выготский [4]. Этот факт подтверждается наличием значения в многоуровневой природе сознания. По А.Н. Леонтьеву, «сознание в своей непосредственности есть открывающаяся субъекту картина мира, в которую включен он сам, его действия и состояния» [20, с. 167]. Р.С. Немов считает, что сознание также имеет такие немаловажные психологические характеристики, как способность мысленно представлять существующую или воображаемую действительность познающим субъектом и его способность к коммуникации [23, с. 133–135]. По мнению А.Е. Карлинского, язык и сознание необходимо рассматривать в тетраэдре «язык, сознание, речь, мышление» [13]. В.В. Красных также подчеркивает, что сознание (языковое сознание) имеет языковую природу, «манифестирует себя в языке» и язык, по идее Лейбница, есть наилучшее отражение человеческой мысли [15].

По Л.С. Выготскому, мышление, как и сознание, также находится в тесном двуединстве с языком [4]. Тем не менее сознание, в отличие от мышления, является не только индивиду- ально обусловленной психической функцией человека разумного, но и, как было отмечено ранее, социально и национально обусловленным явлением, присущим группе (обществу) людей, и, соответственно, выступает частью культурного самосознания, ибо между осознанием элементов языка и элементов культуры нет четко выраженной границы.

В этом смысле языковое сознание близко к понятию «языковая картина мира» [8] или к используемому П.Я. Гальпериным термину «когнитивное сознание» [5] и рассматривается как механизм адаптации этноса к окружающей среде. Под когнитивным сознанием понимается сознание в целом как результат познавательной деятельности (мышления). Однако когнитивное сознание, в отличие от языкового, не всегда находит вербальное выражение и может существовать в виде когнитивных схем или неосознанных структур, т. е. можно прийти к выводу, что языковое сознание, с одной стороны, входит в состав когнитивного, с другой стороны, не исчерпывается им, поскольку является основой речемыслительной деятельности.

Учитывая представленные выше теории и несомненную этно- и социокультурную детерминацию языкового сознания [8], мы считаем наиболее адекватным следующее его определение, предлагаемое Е.С. Кубряковой: « Языковое сознание – это превращенная форма жизнедеятельности человека, способ вербализации человеческого социокультурного опыта и его национально-культурного осознания, включающий в себя материальное (языковое знание как материальный субстрат сознания), идеальное (психические состояния, семантика), социокультурный опыт (знания о мире), актуализирующиеся в процессе ментальной деятельности» [17, с. 240]. На наш взгляд, подобная интерпретация языкового сознания с точки зрения актуализации языка и сознания в когнитивно-коммуникативной системе человека является целесообразной в аспекте изучения межкультурной коммуникации.

Однако решение проблемы связи языка и сознания будет односторонним и узким, если не принимать во внимание речемыслительную деятельность говорящего. Поэтому мы считаем необходимым исследование их во взаимосвязанности и взаимообусловленности в когнитивно-коммуникативной системе человека, несмотря на их противоречивые характеристики в онтологическом, гносеологическом и прагматическом аспектах.

В этой связи И.А. Стернин ввел термин «коммуникативное сознание», принципиаль- ное отличие которого от «сознания языкового» он видит в том, что коммуникативное сознание включает в себя, помимо исключительно знакового, лингвистического «овнешне-ния» сознания, еще и полный комплекс коммуникативной деятельности человека [27, с. 45]. По теории И.А. Стернина коммуникативное сознание, являясь составной частью сознания когнитивного, включает в себя языковое сознание, но не исчерпывается им. Мы предлагаем следующую схему для описания предложенной им концепции (рис. 1).

Рис. 1. Соотношение типов сознания

Однако в таком случае получается, что каждое человеческое существо обладает несколькими видами сознания: языковым, когнитивным и коммуникативным, обыденным и профессиональным [14], попеременно либо одновременно «включающимися» в зависимости от конкретной прагматической ситуации. Соответственно, мы полагаем нелогичным подобное «разделение» сознания, обладающего, очевидно, однородной структурой. Поскольку сознание имеет языковую природу [9], мы можем говорить, скорее, о когнитивной и коммуникативной функциях языкового этнокультурно детерминированного сознания.

Дополняя разделяемую нами концепцию А.Е. Карлинского, который считает, что для лучшего понимания ментальных объектов и процессов (сознания и мышления) в языке и речи необходимо язык и сознание рассматривать в тетраэдре «язык, сознание, речь, мышление» [13], мы предлагаем следующую условную схему, отражающую когнитивную и коммуникативную функции языкового сознания в процессе мышления и порождения речи (рис. 2).

Из предложенной нами схемы становится ясным, что сознание, несомненно, обладаю- щее языковой природой, тесно взаимосвязано с мышлением и речью посредством своей когнитивной и коммуникативной функций.

Рис. 2. Функции сознания в процессе мышления и речепорождения

Разграничение представленной терминологии, ее релевантное использование в теоретических и прикладных работах позволят не только структурировать лингвистические исследования путем разграничения терминов сознание и мышление, определить функции сознания в процессе мышления и порождения речевого высказывания, в отличие от ранее предложенных его видов , но и избежать широко распространенного терминологического разногласия в исследовании явлений одного порядка.