Типологическая характеристика кубанского диалекта

Функционирование на территории Краснодарского края говоров с украинской и южнорусской языковой основой вызывает необходимость решения вопроса о языковом статусе кубанского диалекта, который до сих пор является неопределённым. Используя терминологическое сочетание кубанский диалект, исследователи часто не уточняют, что имеют в виду: кубанские говоры с южнорусской языковой основой, кубанские говоры с украинской языковой основой или идиом, объединяющий эти группы говоров. Языковой ландшафт Краснодарского края, действительно, представляет собой довольно пёструю картину, обусловленную историей его заселения. На данное обстоятельство обращали внимание многие собиратели и исследователи кубанских говоров. Работа над сводным «Словарём кубанских говоров», сбор материала в ежегодных диалектологических экспедициях, которыми автор данной статьи руководит начиная с 2005 г., также позволяют констатировать, что кубанские говоры, несмотря на имеющиеся различия, обнаруживают много общего, особенно в области лексики и фразеологии. Б.Н. Проценко, обследовав по программе первых четырёх томов ЛАРНГ говор ст-цы Дядьковской Кореновского района, имеющий украинскую языковую основу, зафиксировал колоссальные изменения в области лексики, проявившиеся в мощной экспансии русизмов, значительно трансформировавшей словарь. Ростовский диалектолог предложил квалифицировать описанный им идиом как говор пе- реходного типа или говор русскоязычной лексики. В качестве одного из аргументов ученый привёл и тот факт, что кубанские казаки-степняки этнически самоопределились как русские. При этом Б.Н. Проценко признаёт, что определение языкового статуса кубанских говоров с украинской языковой основой требует содержательного обмена мнениями [1, с. 17– 19].

Между тем нельзя отрицать и того, что отдалённые во времени и пространстве от материнского языка, испытывающие мощное влияние русского языка, кубанские говоры с украинской языковой основой также воздействуют на кубанские говоры с южнорусской языковой основой. В начале 50-х годов ХХ в., описывая говор Предгорной полосы Краснодарского края, М.Н. Шабалин приходит к заключению, что украинский язык оставил заметный отпечаток на русской народной речи жителей изучаемой им территории, где в середине XIX в. русское население смешалось с выходцами из Полтавской, Харьковской и некоторых других украинских губерний. Проницаемыми, как отмечает учёный, оказались все стороны языка, но более всех – лексический пласт [3, с. 430]. В 60-е годы ХХ в. Е.П. Шейнина делает вывод о том, что с лексической стороны речь жителей Кубани не представляет единой языковой системы [5, с. 67]. При этом она признаёт: русское население заимствовало у своих соседей-украинцев большое количество украинских слов и выражений [Там же, с. 68].

Однако общность лексико-фразеологического состава говоров Кубани вызвана не только взаимодействием двух лексических систем, в результате чего лексические единицы одной системы входят в лексическую систему другой, но и наличием в местных говорах большого количества слов, параллельно пришедших на Кубань из генетически родственных русского и украинского языков, украинского языка и южнорусских говоров. Тот факт, что изначально кубанские говоры с южнорусской и украинской языковой основой имеют общий лексический пласт, является их релевантной типологической особенностью. В него также входят лексемы, представляющие собой заимствования говоров друг у друга, а также из языков народов Кавказа, произошедшие уже в новых условиях бытования кубанских говоров – «на кубанской почве». О вхождении лексемы в общекубанский диалектный лексический пласт свидетельствует география слов, отражённая в словарных материалах.

В кубанских говорах зарегистрировано большое количество лексем, представляющих собой формальные варианты, отражающие как живые фонетические процессы, так и результаты лексикализации. «Внешние» отличия не нарушают семантического тождества слова, что позволяет относить формальные варианты к общекубанскому лексическому пласту. Среди них можно выделить корневые, префиксальные, суффиксальные, постфиксальные фонематические / фонетические варианты. Приведём примеры наиболее частотных фонематических / фонетических различий по говорам (первый пример из говоров с южнорусской языковой основой, второй – с украинской): Е – И: ме'шка – ми'шка ‘кормовая смесь’, ре'па – ри'па ‘раст. топинамбур’ и др.; О – И: вокно' – викно' ‘окно’, дрот – дрит ‘проволока’ и др.; О - Е: мёд -м[э]д, тёпло - т'[э]пло ‘тепло’ и др.; Л – В: полсть – повсть ‘тканое шерстяное покрывало’, столбы'чить – стовбы'чить ‘постоянно пребывать где-то; стоять на одном месте’ и др.; Е / И в суффиксах: чапле'йка – чапли'йка ‘сковородник’ и др.; О / И в суффиксах: бато'г – бати'г ‘кнут в виде длинного ремня на деревянной палке’, батьковщи'на – батькивщи'на ‘1) Родина; 2) наследство’ и др.; чередование гласных О / У в глагольных суффиксах: байдакова'ть – байдакува'ть ‘бездельничать’, свашкова'ть – свашкува'ть ‘быть свашкой на свадьбе’; О / И в префиксах ПОД – ПИД: подгорта'ть (подгорну'ть) – пидгорта'ть (пидгорну'ть) ‘подгрести, подсы'пать’, подсу'лок – пидсу'лок ‘судак небольшого размера’ и др.; Т / Д в префиксах ОТ – ОД: отчиня'ть – одчиня'ть ‘открывать дверь, ворота и т. п.’ и др.; С / З в префиксах С – З: сва'жить – зва'жить ‘взвесить на весах’, свих – звых ‘вывих’ и др.; А / О, С / З в префиксах РАС(З) – РОЗ: расшука'ть – розшука'ть ‘разыскать’ и др.; Ц – Ц’ мудо'хаться ‘заниматься делом, доставляющим много хлопот’ ([Ц] / [Ц’] в постфиксе); неотвердение / отвердение согласных перед гласными переднего ряда в разных морфемах: бухи'кать – бухы'кать ‘кашлять’, кирпа'тый – кырпа'тый ‘курносый’, насто'льник – насто'льнык ‘скатерть’ и др.

Проведённые наблюдения позволяют признать, что фонетические системы говоров подвергаются трансформациям под влиянием русского литературного языка и друг друга. В частности, в речи носителей кубанских говоров с украинской языковой основой можно отметить ослабление позиций оканья в пользу аканья, редукцию гласных, переход [Э] в [О] под ударением перед твёрдым согласным, оглушение парных звонких согласных в слабых по- зициях, отвердение мягкого [Ц’]. В свою очередь, носители кубанских говоров с южнорусской языковой основой могут также перенимать некоторые особенности огласовки контактирующих с ними кубанских говоров с украинской языковой основой. Так, во время экспедиционного обследования Отрадненского района многие информанты, рассказывая о растении цикорий, называли его [П’итро'в бат’и'х]. Произношение [бат’и'х] характерно для носителей кубанских говоров с украинской языковой основой (ср.: в кубанских говорах с южнорусской языковой основой – [бато'х]). Зарегистрировано также употребление глаголов с украинским суффиксом -УВА(ТЬ) наряду с -ОВА(ТЬ) / -ЕВА(ТЬ): батракувать – батраковать ‘батрачить’, дружкува'ть – дружкова'ть ‘быть дружком или дружкой на свадьбе’, жалкува'ть – жалкова'ть ‘сожалеть’ и др. Наиболее показательными свидетельствами смешения двух диалектов являются лексические единицы, представляющие собой русско-украинские «гибриды»: подшу'кувать ‘подыскивать’ (ПОД- – русская приставка и -УВА(ТЬ) – украинский суффикс): Я стал патшу'кувать ниве'сту (ст-ца Бородинская); раскуштувать ‘распробовать, отведать’ (РАС- – русская приставка и -УВА(ТЬ) – украинский суффикс): Ну шо? Раскуштува'лы мий борщ? Га'рный? (ст-ца Новотитаровская) и др. Рассмотренные языковые факты демонстрируют общность современных кубанских говоров в фонетике, словообразовании и лексике, обусловленную либо их генетическим родством, либо взаимовлиянием двух диалектов.

Проиллюстрируем смешение кубанских говоров на грамматическом уровне на примере форм имён существительных. При анализе грамматических особенностей следует иметь в виду, что в силу генетической родственности русского и украинского языков их отличия на грамматическом уровне сводятся лишь к способам выражения одинаковых грамматических значений. Большинство грамматических черт, отмеченных в современных украинских говорах Кубани, были характерны для восточнославянских языков ещё в глубокой древности. Принимая во внимание данное обстоятельство, под украинскими грамматическими элементами мы будем понимать только те, которые хотя и были присущи в древности всем восточнославянским языкам, однако на современном этапе развития не характерны для русского литературного языка, а сохранились лишь в украинском языке и его говорах. Ана- лиз форм Д. п. и П. п. ед. ч. сущ. с основой на -А демонстрирует, что носителями говоров с украинской языковой основой употребляются как флексия -И, характерная для украинского языка, так и флексия -Е, типичная для русской системы склонения. Ср.: Я на свикли' робы'ла (ст-ца Старомышастовская); Ма'ма робы'ла на свикле' (ст-ца Динская). Следует отметить, что окончание -И ещё довольно частотно, однако, как показывают наблюдения, оно характерно для представителей старшего поколения, информанты более молодого возраста употребляют флексию -Е.

Достаточно устойчива флексия -У в П.п. ед. ч. у сущ. 2-го склонения, которая отмечается в кубанских говорах как с украинской, так и с русской языковой основой. Прочную позицию флексия -У, характерная ещё для древнерусского языка, занимает в украинском и русском литературном языках. В кубанских говорах окончание -У чаще всего встречается у существительных с локально-временным значением. Наряду с указанной флексией в этом же грамматическом значении в украинских говорах Кубани отмечается окончание -Е, характерное также для говоров с южнорусской языковой основой и для русского литературного языка: Карто ' шку на ' до в марту ' сады ' ть (ст-ца Ахтанизовская); На паталку ' лук склада ' ли (ст-ца Упорная) – Борщ вары ' ли в тако ' м чаву-не ' (с. Шабельское). «Литературность» флексии -Е и «народность» флексии -У делают их стилистически маркированными: -Е является принадлежностью официально-делового стиля, а -У, имеющая более сниженный оттенок, соотносится с разговорно-бытовым стилем. Что касается украинской флексии -И, то она малопродуктивна и отмечается в речи диалек-тоносителей лишь спорадически. Также редко встречаются украинские окончания -ОВИ, -ЕВИ: при батькови, братови, дедови, сыно-ви, на дубови и некоторые другие.

Характерное для украинского языка чередование заднеязычных согласных звуков [Г], [К], [Х] со свистящими [З], [Ц], [С] в кубанских говорах с украинской языковой основой перешло в разряд архаичных. Сохранение на протяжении всего склонения согласных [Г], [К], [Х], которые, как правило, лишь фонетически смягчаются, появилось в кубанских говорах с украинской языковой основой под влиянием русского языка. Ср.: Сыдю ' на поро ' зи (ст-ца Дядьковская); Була ' в Темрюци ' (ст-ца Староти-таровская); Носы ' ла в па ' зуси кукуру ' зу, кра ' ла (ст-ца Сергиевская); Занэду ' жыв я в доро ' ги (ст-ца Ленинградская); Нэ сыди ' на поро ' ги:

раздя ' вой бу ' дэш! (Пласт.); Пойи ' лы мня ' со, а соба ' ки кисткы ' вы ' ныслы (ст-ца Азовская).

Нечастотность, малопродуктивность отдельных грамматических форм приводит к их неизбежной архаизации. Этот процесс в говорах с украинской языковой основой в полной мере отразился на звательной форме, которая спорадически отмечается у одушевлённых имён существительных (звательная форма для неодушевлённых имён существительных не известна в кубанских диалектах). В наших материалах примеры употребления украинской звательной формы единичны. В значении звательной формы выступает И.п. ед. ч. ( Мама! Дядя !) или особая усечённая звательная форма ( Мам! Ма! Пап! Па! ).

Формы множественного числа имён существительных также обнаруживают сосуществование вариантов, подтверждающих смешение кубанских говоров на грамматическом уровне. «Самой примечательной чертой русского кубанского диалекта» [4, с. 309] являются дублетные окончания -АМ и -АХ у сущ. мн. ч. с предлогом по при глаголах любого лексического значения. Вариативность флексий вызвана тем, что носители диалекта могут использовать в указанной конструкции как дательный падеж, так и предложный. Принимая во внимание, что употребление П.п. в данном случае характерно для украинского языка ХIХ в. и его восточных говоров (в них предложный падеж русского языка соответствует местному падежу) и не характерно для современного русского языка и южнорусского диалекта, в том числе донского, логично признать флексию -АХ в кубанских говорах с южнорусской языковой основой результатом влияния на них говоров с украинской языковой основой. В наших материалах также зафиксированы примеры, подтверждающие вариативность этих флексий по говорам. Более того, отмечены случаи употребления вариативных форм -АМ / -АХ в пределах одного высказывания: Как варя ' га ади ' н зашо ' л, а я зна ' ла, што он ла ' зит па ко ' мнатам, па кварти ' рах (ст-ца Отважная).

Дублетными являются флексии -АМИ и -АМЫ у сущ. в Тв. п. мн. ч. См.: В Ду ' ми сыдя ' ть, гро ' шы чува ' лами заробля ' ють (ст-ца Платнировская); Свынню ' ко ' рмым кабака ' мы (ст-ца Динская) – говоры с украинской языковой основой; Па-за ска ' лами всигда ' зверь пря ' чицца (хут. Андрюки); Ра ' ньшы рука ' мы каси ' ли, а щас каси ' лкамы (ст-ца Надёжная) – говоры с южнорусской языковой основой.

В говорах с украинской языковой основой обнаруживается вариативность форм Р.п. мн. ч.

Так, наряду с окончанием -ИВ, которое ещё достаточно устойчиво, употребляется флексия -ОВ. Ср.: У на ' с пацюки ' в було ' бога ' то (ст-ца Гривенская), Тоди ' у кулако ' в рабо ' тныки булы ' (ст-ца Старомышастовская). Зафиксировано употребление обеих флексий в пределах одного высказывания. См., например: Як начала ' сь сове ' цка власть, так йих прижа ' лы: и казаки ' в, и чирке ' сов (ст-ца Елизаветинская). В то же время под влиянием кубанских говоров с украинской языковой основой в речи носителей местных говоров с южнорусской языковой основой можно услышать украинское окончание -ИВ: Я жыла ' у свикри ' в (хут. Саньков).

Вариативными в кубанских говорах с украинской языковой основой являются формы, выражающие категорию одушевлённости. В украинском языке форму В.п. мн. ч., одинаковую с Р.п., имеют лишь названия людей, а названия животных имеют в этом случае форму, одинаковую с И.п.: пасты воли, запрягать кони. Под влиянием русского языка названия животных в кубанских говорах с украинской языковой основой в большинстве зарегистрированных высказываний информантов имеют форму В.п. мн. ч., одинаковую с Р.п., а не с И.п.: Коне ' й гоня ' ла (ст-ца Копанская); Пиды ' прыгоны ' качки ' в з ри ' чкы (ст-ца Ленинградская) ; То ' лька каза ' в: «Моп ' т ку ' пытэ, бу ' ду па ' сты твои ' х индюки ' в (ст-ца Полтавская); Пора ' вжэ коро ' в гнать на па ' шу (ст-ца Старо-мышастовская).

Бесспорно, воздействие друг на друга двух контактирующих диалектов представляет собой двусторонний процесс. Однако в случае с кубанскими говорами очевидно, что стороны неравны по своему удельному весу, доказательством чего является двуязычие жителей черноморских станиц, для которых официальным средством общения является русский язык в форме, близкой к разговорной литературной речи. Следует вспомнить, что политика коренизации, проводившаяся в нашей стране в 20–30-х гг. ХХ вв. и направленная на Кубани на замену русского языка украинским, не принесла ожидаемых результатов и имела трагические последствия для её сторонников. Провальный финал украинизации Кубани был обусловлен не только изменением политики И.В. Сталина по национальному вопросу (в 1932 г. ЦК ВКП(б) и РНК СССР приняли постановление «О прекращении украинизации»), но и тем, что она оказалась искусственной по сути: кубанцы в большинстве своём говорили на местной балачке и не говорили по-украински, тем более, не читали и не писали на украинском языке, т. к. уже давно были русифицированы.

В фонетике и грамматике кубанских говоров на современном этапе развития наблюдается сосуществование диалектных (южнорусских и украинских) грамматических и фонетических вариантов, а также диалектных и русских литературных вариантов. Украинские говоры вбирают в себя грамматические и фонетические черты контактирующих с ними южнорусских говоров и русского литературного языка. Причём некоторые формы становятся дублетными, другие различаются стилистически – как нейтральный и архаический стили, а также как бытовой и официальный. В кубанских говорах с южнорусской языковой основой тоже сосуществуют варианты, среди которых явно преобладают южнорусские и литературные, украинские грамматические и фонетические черты усваиваются в меньшей степени. Смешение кубанских говоров с украинской и южнорусской языковой основой на фонетическом и грамматическом уровнях является показателем постепенного размывания их исторических основ. Совершенно очевидно, что в этом процессе мощным активатором выступает русский язык. Основная тенденция, определяющая современное состояние кубанского диалекта, как показывают проанализированные языковые факты, заключается в постепенном распространении русских литературных грамматических и фонетических элементов. Однако эти процессы ригидны и не носят глубинного характера, что способствует относительной устойчивости местных диалектных черт.

Сохраняя материнские черты, современные кубанские говоры с южнорусской и украинской языковой основой модифицируются под влиянием внешних обстоятельств и друг друга, что, безусловно, необходимо принимать во внимание при определении их языкового статуса. Представляется, что типологическая характеристика кубанских говоров должна опираться на определения «переходных» и «смешанных» говоров. В своё время Ф.П. Филин, присоединяясь к мнению Н.Н. Соколова и Н.Н. Дурново, дал им следующую образную характеристику, обладающую, на наш взгляд, убедительной объяснительной силой: «Переходный говор – как бы химическое соединение особенностей двух или нескольких говоров с весьма сильным изменением одного из них, смешанный же говор – механическое соединение, заимствование некоторых элементов языка одним говором у другого» [2, с. 96– 97]. Полагаем, что языковой статус кубан- ских говоров вполне соответствует предложенной трактовке смешанных говоров. Выявление многочисленных фактов, свидетельствующих о смешении кубанских говоров с южнорусской и украинской языковой основой на всех языковых уровнях, в результате которого они «механически» соединяются, заимствуя «некоторые элементы» друг друга, позволяет признать существование такого оригинального локального идиома смешанного типа, как кубанский диалект, имеющий восточнославянскую (русско-украинскую) языковую основу. Таким образом, современные говоры Кубани можно квалифицировать как гетерогенный диалект, неоднородность которого унаследована от сформировавших его говоров – южнорусских и украинских. Этот диалект имеет полидиалектные фонетико-грамматическую и лексическую системы, включает значительный в количественном отношении монодиалектный лексико-фразеологический пласт – лексические единицы, функционирующие на всей территории распространения кубанских говоров.