Трансформация образа гамельнского крысолова в чешской литературе и культуре (на материале интерпретаций романа В. Дика "Krysaf")

Сюжет немецкий легенды XIII века о Пестром Дудочнике из Га-мельна весьма известен. Первое упоминание о Крысолове относится к 1375 году – это краткая запись в хронике города Гамельна о том, что в 1284 году в день Иоанна и Павла (26 июня) одетый в пеструю одежду флейтист вывел из города сто и тридцать рожденных в Гамельне детей на Коппен близ Кальварии, где они и пропали [Harty 1994: 180] . Эта легенда породила целые цепи культурно-исторических аллюзий и реминисценций не только в литературе, но и в других видах искусства. Задачей данного исследования в силу пространственной ограниченности не является каталогизация всех известных репрезентаций образа Крысолова. Мы считаем необходимым остановиться на интерпретации этой, без сомнений, весьма любопытной легенды в культуре Чехии.

Отметим, что в Чехии образ Крысолова появляется в литературе только в начале ХХ века, несмотря на территориальную близость к Германии, где сюжет легенды о Крысолове не теряет актуальности от зари гейдельбергоского романтизма до наших дней. В 1911 г. выхо-

дит роман чешского политика и драматурга Виктора Дика «Крысолов» (чеш. Krysař). Роман был положительно встречен чешскими читателями и свою популярность не утратил и сегодня. Именно роман В. Дика стал проводником легенды о Крысолове из Гамельна в чешскую культуру.

Нам представляется логичным продемонстрировать трансформацию образа в следующем порядке: роман В. Дика «Крысолов» (1911) – Мюзикл Даниэля Ланды «Крысолов» (1996) – фильм Франтишка Антонина Брабеца «Крысолов» (2003). Разумеется, названные произведения не являются единственными обращениями к образу Пестрого Дудочника, однако именно они показались нам наиболее репрезентативными.

Сама интерпретация оригинального образа Крысолова из немецкой легенды уже неоднократно становилась объектом многочисленных исследований в области истории, фольклористики и литературоведения [см. Krogmann 1934 или Harty 1994]. Крысолов рассматривался и как гость из иного мира (эльф, похищающий детей), и как персонаж политической сатиры, и как персонификация чумы или горного оползня. Мы будем отталкиваться от наиболее распространенной трактовки образа, согласно которой Крысолов является персонификацией возмездия и смерти. В пользу этой версии говорит и отсылка процессии во главе с Крысоловом к популярному в католической иконографии сюжету пляски смерти (Totendanz или Dance macabre). В легенде образ Крысолова даже не воплощает судьбу – он и есть Судьба, жестокий рок из античных трагедий, карающий погрязший в корыстолюбии Га-мельн смертью детей.

В романе В. Дика Крысолов, с одной стороны, также несет возмездие, но с другой стороны, сам является трагической фигурой, жертвой злой и слепой судьбы, правящей миром. В романе присутствует иной персонаж – он фигурирует под именем «помощник дьявола» (pomocník ďábla) [Dýk 2013: 39]. Он обещает Крысолову вечную жизнь в обмен на то, что музыка его флейты будет карать людей. Крысолов с негодованием отказывается от этого предложения (таким образом, популярный в средневековом фольклоре мотив продажи души не реализуется), но дальнейшее развитие сюжета само сделает Крысолова невольным исполнителем дьявольской воли.

В мюзикле Д. Ланды такой персонаж, как помощник дьявола, отсутствует, его заменяет Судьба (чеш. Osud – м. р.). Судьба является в какой-то степени двойником Крысолова, что прямо отражается в сценографии (Крысолова и Судьбу играют похожие внешне актеры в практически одинаковых костюмах). В мюзикле подчеркнуто, что именно Судьба является настоящим хозяином флейты, в романе же образ Крысолова лишен всякой предыстории. В фильме Ф. А. Брабеца образ Судьбы контаминирован с образом Дьявола, и именно Дьявол является тем, кто призывает Крысолова вершить суд над грешным городом Прагой в канун Миллениума. Такой поворот сюжета является, с одной стороны, возвращением к роману Виктора Дика, с другой ‒ индивидуальным мифотворчеством Ф. А. Брабеца, альтернативной историей, погруженной в контекст романа.

Согласно этой альтернативной истории, написанной режиссером, Крысолов все же принял предложение дьявола и стал его слугой. Таким образом, история, происходящая в фильме накануне Нового Года и Нового Тысячелетия в зимней Праге, является вариацией уже многократно произошедших событий. И в романе, и в мюзикле, и в фильме Крысолов находится вне времени, он как бы заперт в вечности.

Другим путем трансформации является расширение и усложнение структуры образа Крысолова. Если в легенде Крысолов – образ, лишенный какой-либо конкретики, несущий лишь функцию возмездия, то в романе В. Дика Пестрый Дудочник очеловечивается, обретая портретную характеристику («Ты не стар, Крысолов, но я вижу в твоих волосах седые нити») [Dýk 2013: 7], осо6енный цвет (серый), некоторую предысторию (крысолов действительно оказывается профессией, которая является презираемой: «Я хуже, чем никто. Я крысолов») [Dýk 2013: 5]. Крысолов становится трагической фигурой, выключенной из социума и нормальных человеческих взаимоотношений. Это герой, обреченный на одиночество. Мотив одиночества сопровождает образ Крысолова и в книге, и в мюзикле, и в фильме, причем в последнем избранность героя подчеркивается необычным типажом актера, будто сошедшего с полотен мастеров Северного Возрождения, и нарочито средневековыми одеждами, резко выделяющимися из карнавальных костюмов жителей Праги в канун Нового Года.

Образ Крысолова окончательно перестает быть одномерным, когда мифотворчество Виктора Дика создает образ простой девушки из Га-мельна по имени Агнес. Герой познает любовь. При этом в романе отчетливо виден параллелизм между фигурами Агнес и Крысолова. Если Крысолов – представитель презренной профессии и бессилен против обманывающих его горожан и несправедливости, происходящей в городе, то Агнес – бедная девушка, ставшая легкой и бессловесной добычей для сына градоначальника Кристиана, и она так же бессильна изменить существующий порядок вещей. Таким образом, отчетливо звучит остро актуальная для чешской литературы начала ХХ века тема социального неравенства.

Однако означенная выше тема неравенства приобретает иное звучание в мюзикле – там Агнес становится уже дочерью градоначальника и бунтует против отца, который одержим корыстолюбием, и сестры Рози, которая по настоянию отца легко соглашается на брак по расчету. Конфликт в семье градоначальника из-за Агнес, влюбившейся в Крысолова, является важным сюжетообразующим элементом действия в мюзикле. Бунт Агнес отсылает скорее к романтизму с его презрением к «филистерам» и возвышением свободной творческой личности (поэтому в мюзикле акцентируется другая ипостась образа Крысолова ‒ музыкант).

Мотив обывательства наличествует и в фильме, но приобретает он сатирические, гротескные черты. Так, Кристиан пытается обвенчаться с Агнес прямо в разгар Дня св. Сильвестра (31 декабря). Он пытается подкупить самого дьявола, работающего священником, регулярно напоминает Агнес, что у нее тоже есть своя цена.

Принятие Крысоловом греха возлюбленной в книге и фильме реализовано по-разному (в мюзикле мотив греха не связан с образом Агнес). В книге Крысолов – нравственный максималист ‒ отказывается от Агнес, узнав про ее отношения с Кристианом в прошлом, и тем самым становится виновником ее самоубийства. Не простив себе невольного убийства возлюбленной, он играет на флейте в полную силу и убивает и весь город, и самого себя. В фильме образы Крысолова и Агнес усложняются библейскими аллюзиями на сюжет о Христосе и блуднице. Знакомство Пестрого Дудочника с будущей возлюбленной начинается с того, что Агнес принимает Крысолова за священника и исповедуется ему в том, что живет во грехе с нелюбимым человеком и ждет от него ребенка. Именно встреча с Агнес в фильме катализирует мотив «вочеловечивания» Крысолова: любовь к «грешнице» не позволит Крысолову воплотить дьявольский план, согласно которому музыка Дудочника должна погубить всех грешников в городе.

Финал фильма и мюзикла (возможно, не в последнюю очередь благодаря специфике жанра) тяготеет к хэппи-энду – Крысолов разрывает кольцо вечности, возвращает флейту в руки Судьбы (мюзикл) / дьявола (фильм), в чьих руках она оказывается одинаково бесполезной, и покидает грешный город вместе с Агнес. Тем самым мотив возмездия затихает – герой отказывается от роли в игре мироздания и выбирает человеческую жизнь. Образ Крысолова обретает новую жизнь, будучи ремифологизированным в романтическом ключе и именно так воспринимаемым чешской культурой нового столетия. Легенда о Пестром Дудочнике прекращает свое течение, сменяясь совместным со зрителем мифотворчеством.